– Во-первых, я там был. И был в ситуации, когда надо было сбивать израильские истребители. И я бы сбил их, не сомневаясь ни одной секунды, если бы был приказ. А во-вторых, – Родина у человека может быть только одна. Либо ни одной. Но их не может быть две.
Разговор подошёл к весьма острой теме. Но эта тема так интересовала филолога, что он попытался сбросить с себя хмель и отодвинул рукой свою рюмку.
– Многим людям, Гриша, таким как мы с тобой, легко сделать выбор в этом вопросе. А другие путаются как мухи в липкой паутине – столько взаимоисключающих истин и все, вроде, верные.
– Всё просто на самом деле, – ответил офицер. – Есть понятие – "русский дух". Ну, ты знаешь… Так вот: он либо есть в человеке, либо его нет.
– Знаю ли я про "русский дух"? О, да! Конечно знаю. Я много лет изучал русские сказки. Копал поглубже многих. Вот фраза, например: "Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!". Её слышали все. Но мало кто знает, что русским сказкам и этой фразе несколько тысяч лет! То есть, задолго до того как появилось государство с названием «Русь» и национальность «русский», нечистая сила уже тогда издалека чувствовала этот запах. Тебе не кажется это странным?
– Совсем не кажется. А ты знаешь о таком понятии как Хартленд?
– Ещё бы! Это основа геополитики. Боюсь, что не только её. Я занимаюсь сейчас этногенезом. И так получается, что все дороги ведут в него.
– Так вот. Мы только думаем, что в Большой Игре субъектами-игроками являются державы и политические деятели. Но они – всего лишь фигуры на шахматной доске.
– А кто же игроки?
– Те, кто наделяет нас духом. Кого-то духом Хартленда. Он же – русский. Кого-то иным.
– Занятно. То есть ни генетика, ни воспитание здесь ни при чём?
– Абсолютно.
– Надо будет поразмыслить об этом на досуге – сказал Андрей. Хотя эта мысль настолько зацепила его, что ему было уже не досуга. Он продолжил:
– Ладно. Есть у меня вопрос и более злободневный, чем этот.
Электричества всё ещё не было. И персонал давно ушёл. И свечи в светильнике почти догорели. Но первые предутренние лучи слегка рассеивали мрак. Пустая бутылка водки давно стояла под столом. Андрей принёс из своей комнаты ирландские виски и не собирался отпускать Григория:
– Все последние годы я, русский патриот, воспитывал своего ребёнка правильно. Думал, что правильно. Внушал ей, что Родина не там, где красивые шмотки и больше колбасы. Читал ей про мальчиша-кибальчиша и объяснял, что продать своих за бочку варенья и ящик печенья могут только настоящие плохиши. И что ты думаешь?
Достаточно было один разок всего ей съездить на конференцию в Штаты как она нашла себе там плохишонка-программиста из наших и намылила лыжи. Зарплаты там, видите ли, выше. Востребованность лучше. Оборудования в лабораториях больше. И все доводы какие-то вроде бы правильные. Даже убедительные. Но я чувствую, что на самом деле влечёт её яркая картинка. Летит бездумно как мотылёк на огонь. А у меня аргументов не хватает, чтобы отговорить её.
– Не суди её строго. Может девчонка влюбилась. А кроме того, там возможности, перспективы. Там – всё и сейчас. А здесь – непонятно что и не ясно когда.
Услышав эти слова Андрей понял, что дельных советов он сегодня не услышит и потерял интерес к беседе. Ураган стих до сильных порывов ветра. Но рыбалки в такую погоду не бывает. Да и не безопасно это. Выпито не всё, но организм на пределе способности к освоению. Пора идти спать.
Андрей проснулся около полудня. В комнате никого уже не было. Болела голова и мучила жажда. Но если выпить сейчас стакан воды, – прощайте, последние проблески ощущения трезвости. Надо заставить себя хоть что-нибудь съесть. Во рту отвратительный запах не полностью разложившегося спиртного. Он умылся и спустился вниз. Небритый. С надеждой, что не встретит никого кроме официантки.
В гостиной, запивая оживлённую беседу чашечкой кофе, сидели за столиком Наталья и Леонид Абрамович. Андрей попытался сменить на своём лице гримасу муки на подобие улыбки и присел к ним:
– Что за всемирные проблемы вы тут без нас разруливаете?
– Вот, господин Капельмейстер жалуется на тяжёлую адвокатскую долю. – пошутила жена.
– Да ну? А разве кто-то сомневался, что адвокатам не бывает легко? Особенно когда ты своими не слишком мозолистыми руками должен развязывать тугие узлы человеческих судеб?
– Вы меня не так поняли, Андрюша. – Внёс поправку юрист. – Я хочу вам сказать… Никогда… слышите, Андрей, никогда не имейте дела с жидами!
И не дожидаясь вопроса "Почему", ответил сам:
– Обманут. Обманут и не спросят, как звать…
Дальше он собирался рассказать про один израильский стартап в который его уговорили вложить большую сумму денег и что из этого вышло. Андрей понимал, что из вежливости надо хотя бы изобразить любопытство и живой интерес. Но вместо этого угрюмо пробурчал:
– А где Ника?
Буря умчалась. Лишь изредка набегали порывы ветра. Низкие серо-синие облака не плыли, а летели совсем низко на фоне покачивающихся вершин сосен. На дорожке часто встречались оторванные ветром большие ветви деревьев.
Вероника уговорила Григория пойти с ней гулять вокруг озера. Она сама протягивала ему руку, давая возможность помочь ей перебраться через поваленное дерево или оторванную ветку. Ей казалось, что тем самым она символически обозначает: он – кавалер, а она барышня. И это даёт им право общаться на равных. А ведь он – почти ровесник её отца. Весь её школьный и студенческий опыт ограничивался общением со своими одногодками. И она – круглая отличница – привыкла смотреть на них чуточку свысока. А этот человек не просто знает намного больше неё, он знает много того, чего не суждено узнать никогда ни ей, ни её сверстникам.
Он спокоен, выдержан. Словами не сорит и по пустякам не спорит. Но своё мнение имеет обо всём на свете. Он не похож ни на кого из тех, кого она знала до сих пор. Он вызывает жгучее любопытство. И можно только догадываться какой он большой начальник у себя на корабле.
– А вы были женаты? – набралась решимости девушка.
– Да, был. Но я не хочу об этом вспоминать – сказал как отрезал моряк.
– А почему вы выбрали эту профессию? Ведь она, наверное, очень трудная.
– Да, трудная. Но счастье ведь и не должно быть лёгким.
– Как же это? Ведь счастье – это удовольствие, радость, которую получает человек – разве не так?
Григорий грустно улыбнулся:
– Почти что в точности так. Только удовольствие и радость мы получаем от удовлетворения своих потребностей. А потребности у нас бывают разные – от самых примитивных до сложных. Возьмём для примера гурмана. Он получает истинное наслаждение от еды. Допустим, он обожает деликатесную рыбу. Он может съесть её килограмм, даже два. Он счастлив пока её ест. Но вот он объелся. И что? Куда делось счастье? Модница очень любит красивые вещи. В этом весь смысл её жизни. И вот забиты все шкафы. Складывать больше некуда. Что теперь ей делать?
– А что же такое высокие потребности?
– Служить. Так, как актёр служит театру. Он не давится рыбой, заталкивая её в себя. Напротив, он отдаёт и отдаёт. И у него не убывает в душе творчества, а прибавляется. Учёный служит науке. Военный – Родине.
– Аха, понятно. Мать – детям. Жена – мужу. Так?
– Типа того. Когда ты отдаёшь себя чему-то без жалости к себе, но с радостью, а тебя при этом не убывает – это и есть настоящее счастье.
Обойдя вокруг озера они приблизились к зданию гостевого дома. Настроение у Ники сменилось с серьёзного на по-детски задорное. Она смеялась, обегая вокруг Григория, останавливалась прямо перед ним и хохотала, глядя на него снизу вверх. Она чувствовала себя девочкой рядом со взрослым и не стесняясь задавала глупые вопросы. Её отец смотрел на неё в окно и бубнил себе под нос:
– Ну, сколько же раз я объяснял ей, что неприлично девушкам самим подавать знаки внимания. Всё должно быть наоборот!
За ужином все столики были заняты. И большой круглый тоже. Но как только он освободился, – Андрей с семьёй и Капельмейстерами перебрались на это насиженное со вчерашнего дня место.
Разговор начали с политики. Соответственно – попросили водки. Сначала Наталья, утомлённая долгой беседой отправилась спать, а вскоре к себе в комнату удалился и Леонид Абрамович. Но дочь не уходила.
– Оставь нас, – скомандовал отец. – Разговор мужской.
– Я посижу. Мне интересно.
Что тут поделаешь? Единственный ребёнок не приучен к строгости.