Слезы Бодхисаттвы

– Опять тебя разбудили, пэу[5 - Пэу – традиционное обращение родителей к маленьким детям.]? – сочувственным голосом спросила она, глядя на сонного сына. – Сегодня они должны наконец закончить с этой крышей.

– Да ничего, я уже привык, – улыбнулся Викрам, переводя взгляд на соседний дом. Его отец Хиен, крепкий тридцатилетний мужчина, стоял на приставленной к стене лестнице и приколачивал к краю кровли деревянный карнизный свес.

В это время Пучеглазый Тян сидел на крыше и выравнивал последние кусочки черепицы. Работа, похоже, действительно шла к завершению. Заколотив еще несколько гвоздей, Хиен крикнул Тяну: «Все, готово!» – и начал спускаться. Тян перегнулся через карниз и широко улыбнулся своему помощнику. Улыбка у него была такая же широкая, как и глаза.

– Спасибо, друг! Что бы я без тебя делал, – поблагодарил он.

Спустившись на землю, Хиен увидел наблюдавшего за ним Викрама.

– О, ты уже на ногах? Это хорошо, молодец, надо приучать себя вставать рано, сынок.

– Конечно, па! – улыбнулся Викрам. Он не стал говорить, что с удовольствием поспал бы еще полчасика, если бы не стук молотков и громкий неприятный голос Тяна.

Совади между тем закончила приготовление завтрака и поднималась на веранду, неся в руках дымящуюся кастрюлю.

Дом Хиена, как и все деревенские дома в Камбодже, был построен на массивных деревянных сваях: это не только уберегало жилище от змей и диких животных, но и делало дом более проветриваемым, что было особенно важно в жаркий сезон. Под домом, между сваями, стояли большие чаны для дождевой воды, а также новенький японский велосипед, которым Хиен очень гордился и чуть не каждый день смазывал ему цепь и оси. К одной из свай была привязана корова, которой Хиен придумал ласковое прозвище Бабочка.

В доме было две комнаты и довольно просторная веранда: для семьи из трех человек такая жилплощадь считалась невиданной роскошью по деревенским меркам.

Викрам с родителями обычно завтракали на веранде, сидя на расстеленных на деревянном полу циновках. Завтрак, как правило, состоял из рыбного супа с рисовой лапшой. Иногда Совади готовила мясной суп, но это случалось только по торжественным случаям либо когда предстоял особенно трудный рабочий день.

Хиен разлил горячий суп в три маленькие фарфоровые плошки, одну протянул Викраму, вторую – Совади, и все трое принялись за еду, ловко подцепляя скользкую лапшу деревянными палочками. Завтрак занял от силы пять минут: в деревне было не принято уделять приему пищи много времени.

– Вы закончили с крышей, бонг[6 - Бонг (старший брат, кхмерск.) – традиционное обращение к старшим.]? – спросила Совади после того, как Хиен слизал с ложки последнюю каплю супа.

– Еще чуть-чуть осталось. Завтра утром закончим, оун[7 - Оун – традиционное обращение мужа к жене.], – сказал Хиен. – Тян тот еще строитель, все у него получается тяп-ляп. Я ему предлагал пригласить хороших строителей из соседнего кхума[8 - Кхум – кхмерская деревня.], но он заупрямился, мол, денег нет. Вот и колупается до сих пор.

Хиен всегда был рад помочь соседям, да и вообще в деревне было принято помогать друг другу в хозяйстве. Тем более Хиен был большим мастером строительных работ, поэтому он просто не мог отказать в помощи Тяну, с которым они были большими друзьями еще с юношеских лет.

– Ты готов к занятиям, пэу? – обратился отец к Викраму. – Смотри, не вздумай прогуливать школу, а то станешь таким, как Приеп.

– Что ты, па, мне нравится учиться, – ответил мальчик.

Приеп был бездельником и пьяницей, который жил в убогой хижине у леса и еле-еле сводил концы с концами. Викрам терпеть не мог его сына Апанга, местного хулигана, нахального и грубого парня, который не ходил в школу и любил издеваться над животными и насекомыми: отрывать крылья мухам, бросать камни в бродячих собак и колоть булавками лягушек.

– Ну ладно, пора за работу, – сказал Хиен, поднимаясь с циновки. Жена и сын тут же встали вслед за ним.

Викрам вошел в тесную прихожую, которая также служила в качестве гостиной, а в дождливый сезон и в качестве столовой. Всю ее меблировку составлял небольшой шкафчик, в котором хранились учебные принадлежности Викрама, и стоявшая в углу деревянная подставка, на которой был разложен домашний алтарь предков, «неак та»: небольшой гипсовый макет буддийской пагоды, возле которой ставились курительные палочки и свежие фрукты. Подобное сооружение можно было встретить практически в каждом кхмерском доме, даже если семья и не отличалась особой религиозностью. Около алтаря на стене висели вырезанные из журналов портреты принца Сианука и его жены, принцессы Моник, еще один непременный атрибут любого кхмерского жилища.

Викрам достал из шкафчика свои тетради и старый карандаш и бережно положил их в потертую школьную сумку. До начала занятий оставалось еще больше часа, но Викрам любил приходить в школу раньше остальных учеников и не спеша доделывать домашние задания.

Спустившись во двор, мальчик увидел, что его отец уже вовсю работает в огороде, пропалывая грядки с бататом. Совади мыла посуду в большом металлическом тазу. Мать тоже ждал напряженный трудовой день: ей предстояло варить сахар из пальмового сока вместе с другими деревенскими женщинами, а потом разливать его по маленьким формочкам и аккуратно заворачивать в пальмовые листья. Викрам очень любил такие пальмовые конфетки, и Совади обычно откладывала для него несколько штук. Все остальное шло на продажу, в деревне сладостей практически не ели.

Кхум, в котором жил Викрам с родителями, был небольшим и состоял из пятнадцати дворов. С востока к деревне примыкали рисовые поля, а с запада – небольшой лесок, постепенно переходивший в густые непроходимые заросли джунглей. Выращивание риса было основным занятием жителей деревни: крестьяне обрабатывали одно из полей, а потом делили урожай между собой. Кроме того, практически на каждом дворе имелось собственное хозяйство: огород, где выращивался батат, салат или маис, а также домашний скот: коровы, куры, гуси и свиньи. Также в деревне было несколько буйволов, которых использовали для пахотных работ в поле.

Дом Хиена выделялся среди остальных деревенских жилищ: он казался самым крепким и надежным в деревне. Но самым большим сооружением кхума был дом старика Свая, у которого была огромная семья. Под одной крышей с ним жили четверо его сыновей и дочь, и у каждого из них было по несколько детей, а недавно начали появляться и внуки. Из-за постоянного прибавления в семействе дом приходилось периодически надстраивать и перестраивать, и здание приобретало все более нелепый вид. Пристройки напоминали приколоченные друг к другу деревянные ящики разного размера и цвета.

Проходя мимо огромного дома, Викрам улыбнулся сидящему на ступенях у входа Сваю, чудаковатому старику с изборожденным глубокими морщинами лицом. Старик в ответ дружески помахал мальчику рукой и скривил рот в широкой беззубой улыбке. В этот момент из дома выбежали двое голых детишек лет пяти и чуть не сшибли старика с лестницы.

– Эй, вы чего это расшалились! – добродушным тоном окликнул Свай внуков. – Я вам покажу сейчас!

Свай вскочил с лестницы и побежал за детишками, сильно прихрамывая на левую ногу. Сорванцы громко завизжали и устремились к высаженным за домом банановым деревьям, спасаясь от «преследователя». Но там они натолкнулись на свою мать Дару, сорокалетнюю дочь Свая, которая, как успел подметить Викрам, в очередной раз была на сносях.

Мальчик медленно шел через пробуждавшуюся деревню, мысленно завидуя Сваю и его домочадцам. Он и сам мечтал бы жить в большой семье и иметь много братьев и сестер, как большинство кхмерских крестьян. Об этом мечтали и его родители, но им очень не везло. Совади дважды беременела после рождения Викрама: в первый раз дело закончилось выкидышем, а во второй ребенок родился очень слабым и прожил всего две недели.

Родители Викрама были очень уважаемыми людьми в деревне, а Хиен уже несколько лет был деревенским старостой. К нему часто приходили за советом, он помогал улаживать конфликты между соседями, руководил пахотными работами и распределял собранный урожай.

Хиен и Совади много работали и никогда не отказывали в помощи соседям, стараясь сохранить со всеми хорошие отношения. Хиен был родом из бедной, почти нищей крестьянской семьи и очень рано осиротел. После смерти родителей на его плечи легла забота о двух младших братьях, Сопхате и Кмао. Вместе с Сопхатом они смогли выбраться из нищеты, основать свое хозяйство, построить надежный дом. Позже Сопхат переехал в Пномпень, где ему удалось устроиться на шинный завод, а Хиен остался жить в деревне.

Проходя мимо хижины пьяницы Приепа, Викрам услышал доносившийся из нее громкий скрипучий храп. Рядом располагалась другая, еще более убогая лачуга, в которой жил Кмао, младший брат Хиена. Обе хижины стояли на удалении от деревенских домов, их жители были своего рода изгоями, которые не любили работать и заниматься крестьянским трудом.

Викрам увидел, как в окне хижины Кмао на миг показалось неприветливое лицо его дяди, изуродованное длинным шрамом на левой щеке, идущим от уха до подбородка. Шрам придавал его и без того неприятной физиономии какое-то особенно грубое и зловещее выражение.

Кмао в деревне не любили. Он жил отшельнической жизнью, обрабатывал свой крохотный убогий огород и почти ни с кем не общался. Сначала Кмао жил в доме Хиена, но братья постоянно ссорились, и в итоге он решил построить себе отдельную хижину. Кмао было всего двадцать лет, он был на десять лет младше Хиена, но выглядел гораздо старше его. Возможно, его старило это вечно недовольное выражение лица. Тем не менее Хиен как мог старался помогать брату: делился с ним своим урожаем и иногда даже отдавал ему часть своей доли с продаж риса.

От деревни до уездной школы можно было добраться по широкой лесной дороге. Весь путь занимал примерно полчаса. По пути Викрам любил прислушиваться к таинственным звукам джунглей: пению тропических птиц, крику обезьян, стрекоту цикад и громкому кваканью больших жаб. Однако сворачивать с дороги и гулять по лесу родители ему строго запрещали, да он и сам бы не решился идти в чащу, где из-за любого куста могла выползти ядовитая змея или выскочить тигр.

Викрам слышал много историй о лесорубах и ловцах змей, которые уходили в лес и не возвращались: камбоджийская природа таила в себе много опасностей, особенно для тех, кто не знал ее законов или не соблюдал их.

Школа, в которой учился Викрам, располагалась на равнине возле небольшого живописного пруда. Она состояла из трех вытянутых одноэтажных зданий, которые образовывали букву «П», а между ними располагался школьный двор. Это была одна из тысяч стандартных сельских школ, построенных в 1930-е годы и с тех пор ни разу не ремонтировавшихся, поэтому вид у зданий был довольно ветхий и обшарпанный. Во многих классных комнатах не было дверей, с потолков сыпалась штукатурка, а во время сильных дождей занятия вообще не проводились, так как сквозь щели в крыше в классные помещения тонкими струйками стекала вода.

Викрам оказался не первым учеником, пришедшим в школу в то утро. Войдя в класс, он увидел там свою одноклассницу Каем, хрупкую девчушку с большими красивыми глазами и очень темной кожей, цвет которой она унаследовала от отца тамила. Каем сидела за партой и старательно выводила что-то в своей тетради. Увидев Викрама, она широко улыбнулась ему.

– О, как хорошо, что ты пришел! Иди-ка, помоги мне, – сказала девочка.

Викрам был отличником по большинству предметов и никогда не отказывал в помощи своим одноклассникам, а уж тем более Каем, которая давно пленила его своей необычной индийской красотой. Мальчик подошел к ней и уселся рядом. В ее тетради он увидел кое-как сделанное задание по грамматике кхмерского языка. Текст буквально пестрел ошибками. Впрочем, письменный кхмерский язык многим ученикам давался с большим трудом.

– Посмотри, тут все правильно? – спросила она, пододвигая тетрадь Викраму.

– Да нет, не совсем, – сказал мальчик. – Знаешь, на самом деле тут полно ошибок.

– Ну вот, я так и знала, – вздохнула девочка. – А ты поможешь исправить?

– Конечно, – с готовностью согласился Викрам, достал из сумки карандаш и принялся исправлять ошибки.

Викраму очень нравилась кхмерская письменность, хотя он и сам часто путался в сложных орфографических правилах. Родители Викрама мечтали, чтобы их сын стал грамотным, первым грамотным человеком в их семье. Хиен и Совади провели детство в поле, за тяжелой крестьянской работой, и так и не выучились читать и писать. Сопхат с грехом пополам обучился чтению только когда переехал жить в город и все еще читал по слогам. Большинство крестьянских детей, соседей Хиена, с малых лет приучались к крестьянскому труду и не ходили в школу, но Хиен твердо решил, что его сын должен получить образование и, кто знает, может быть, тогда ему удастся стать крупным ученым, инженером или врачом.

– Ну вот, теперь вроде все правильно, – сказал Викрам, покончив с работой над ошибками и возвращая тетрадь Каем.

– Отлично! – сказала девочка. – Может, тебе с чем-нибудь помочь?

– Да нет, не надо, – ответил Викрам. Он собирался доделать домашнее задание по биологии, но в этом предмете Каем тоже была не особенно сильна.

Класс постепенно заполнялся учениками, и к началу занятий все парты были заняты. Среди десяти- и одиннадцатилетних учеников выделялась старушка Кым, которая решила овладеть грамотой, когда ей уже перевалило за пятьдесят. Школьники посмеивались и подшучивали над пожилой одноклассницей прямо во время уроков, но старушка была почти глухой и не слышала их насмешек. Она молча сидела на последней парте, медленно писала что-то в своей тетрадке и постоянно улыбалась, обнажая свои редкие желто-черные зубы. Викрам относился к Кым с уважением: мало кто в ее возрасте проявлял желание сесть за школьную скамью, а она продемонстрировала в этом деле невиданное упорство, благополучно окончила четыре класса и теперь училась в пятом.

Урок кхмерского языка начался ровно в семь часов. Викраму очень нравилась молодая учительница Млих, которая по-настоящему любила свой предмет и старалась привить эту любовь ученикам. Викрам был одним из самых способных ребят в классе, и Млих его очень ценила. Иногда они беседовали после уроков, она давала ему интересные книги и журналы с цветными фотографиями, из которых можно было узнать много всего интересного о жизни в Пномпене, о последних веяниях моды, о новых фильмах и спектаклях. Порой они подолгу сидели рядом в пустом классе, увлекшись беседой, и Викрам ощущал терпкий запах жасмина, исходящий от густых волос учительницы: видимо, недаром ее назвали именем Млих[9 - Млих (кхмерск.) – жасмин.].

На этот раз учительница приготовила ребятам небольшой грамматический диктант. Каем, предусмотрительно усевшаяся рядом с Викрамом, начала было украдкой списывать из его тетради, но внимательная Млих быстро заметила это и пересадила девочку за другую парту, к рассеянному лопоухому пареньку Сэку, который обычно лепил в диктантах еще больше ошибок, чем она.