Убийство на Знаменской

Гаевский первым заглянул в получившуюся щель и пробормотал: «Матка бозка, как здесь интересно!»

На задней картонной стенке шкафа были хорошо заметны следы окровавленных пальцев, чёткие в одном месте и смазанные в другом. По крайней мере, дважды заляпанная кровью рука плотно прикладывалась к картону. Но даже не это открытие, при всей его важности, следовало считать главным: за шкафом в стене комнаты сыскной агент увидел закрытую дверь в соседнее помещение. Гаевский отступил в сторону, давая возможность Иванову занять его место, а тот в свою очередь не без удовлетворения хмыкнул:

– Теперь я знаю, как убийца попал в номер.

Через секунду шкаф уже был отодвинут от стены на аршин, а помощник прокурора, вооружившись лупой, принялся рассматривать кровавые следы на задней стенке шкафа.

– Что там? – спросил Гаевский у коридорного, указав на дверь в стене.

– Там находится второй номер. Второй и третий номера связаны дверью, – объяснил Полозов.

– Что ж ты молчал?! – накинулся на него Гаевский, но коридорный спокойно парировал:

– Так вы меня и не спрашивали. Спросили бы, я бы ответил. И потом – дверь закрыта, там даже ручки нет.

Действительно, в дверь был врезан замок, но поворотная ручка, с помощью которой можно было бы отжать подпружиненный язычок, отсутствовала.

– А второй номер был этой ночью занят?

– Так точно, – кивнул коридорный.

– Вот что, братец, подожди нас за дверью, – распорядился Гаевский, – и освободи для нас второй номер, если он занят. Мы туда сейчас сходим.

Оставшись без посторонних ушей, прокурорские чиновники и сыскные агенты сгрудились возле шкафа и скрытой за ним дверью.

– Так, так… Что же получается? – азартно бормотал Грибанов, машинально теребя подбородок, – убийца находится во втором номере, каким-то образом открывает дверь, отодвигает шкаф – и пожалуйста! – оказывается в номере, запертом на ключ! Жертва, по-видимому, спала…

– Жертва крепко спала, – поправил товарища прокурора Иванов, – потому что шкаф тяжёлый, его так просто не подвинешь! Наверняка, ножки по паркету заскрежетали. Однако, жертва даже не сделала попытки подняться с кровати.

– Надо обязательно проверить, не подмешано ли что-нибудь в вино, – весьма здраво заметил Владислав Гаевский. – Что-то уж больно подозрителен такой крепкий сон… Чтоб не услышать отодвигаемого шкафа, гм-гм… надо спать, как медведь зимою…

– Согласен, – кивнул товарищ прокурора, делая пометку карандашом в блокноте, – обязательно выпишем постановление о назначении химического исследования содержимого бутылок… Итак, убийца или убийцы подходят к ложу и убивают. Один наносит раны, другой – светит свечой. Там стеариновые потёки на полу, вы видели?

– Да, видели, – кивнул Гаевский. – А если принять во внимание, что сюда поодиночке никто не приходит, то всего вероятнее, что ножевые ранения наносит мужчина, а женщина – держит свечу. Логично?

– Но на всякий случай нужно будет уточнить у коридорного или у портье, что за пара занимала второй номер, вдруг всё же это были двое мужчин, которые, скажем, объяснили, что ждут своих подружек, которые должны вот-вот к ним присоединиться, – предположил Грибанов.

Пока товарищ прокурора обменивался глубокомысленными замечаниями с Гаевским, Агафон Иванов в полном молчании рассматривал дверь и замок. Казалось, он вовсе не слушал их рассуждения, будучи поглощён какими-то своими мыслями. Неожиданно для всех Иванов извлёк из кармана своего просторного потасканного плаща складной немецкий нож с костяной ручкой. Отщелкнув недлинное узкое лезвие, сыскной агент вставил его в четырёхгранное отверстие от дверной ручки и повернул. Тихонько, почти совсем бесшумно, щёлкнул язычок и дверь неожиданно, безо всякого скрипа подалась внутрь второго номера. Полностью открыться ей помешала тяжёлая плюшевая драпировка с той стороны, поэтому, приоткрывшись примерно на ширину двух ладоней, дверь остановилась.

Вытащив нож из замка, Иванов задумчиво посмотрел на блеснувший в косых лучах света масляный след на лезвии.

– Вот так, господа, и никакого ключа не надо, – пробормотал негромко сыскной агент. – Самое примечательное состоит в том, что какой-то оче-чень предусмотрительный человек не поленился хорошенько смазать машинным маслом замок и петли.

2

Номер второй своим убранством был похож на первый, однако, отличался планировкой и набором мебели. В отличие от третьего номера здесь имелось всего одно окно, а вместо высокого зеркала стояло трехстворчатое трюмо. На полу, возле самой смежной двери, сыщики увидели несколько застывших капель стеарина, похожих на те, что они нашли возле кровати в третьем номере. Внимательно исследовав ковёр, всё пространство в алькове и прихожей, сыщики убедились, что нигде более стеариновых капель не оставлено. Это могло означать лишь то, что человек, ходивший со свечой, сразу же по возвращении в номер её задул.

Убедившись, что номер уже убран, сыскные агенты пригласили для беседы горничную. Это была женщина лет тридцати, в строгом тёмном платье, белом фартуке и белой же крахмальной косынке на волосах. Она выглядела очень встревоженной и во время разговора её беспокойные руки постоянно нервно сминали край фартука. Прасковья Егорова рассказала сыскным агентам, что уборку второго номера осуществляла дважды – в одиннадцать вечера накануне и незадолго до шести часов утра. В обоих случаях клиентов не видела: это вообще против правил, если горничная попадается на глаза гостям. Вторая пара, по словам Прасковьи, оставила после себя полотенца, запачканные красным – то ли кровью, то ли вином – определить на глаз не представлялось возможным. Горничная значения этому не придала ввиду того, что клиенты пили красное вино, да и сами по себе кровавые следы совсем не редкость для дома свиданий.

– Ну, кровь… Эка невидаль! – без всяких затей объяснила Прасковья. – Да у нас через раз попадается пачканое бельё. Девицы, что собой зарабатывают, в любую пору клиентов принимают, даже когда природой не велено. Да и господа хороши, особо с женщинами не церемонятся – не своё же! А уж кровь на полотенце или вино – это иной раз и не разобрать, пятна одинаковые.

– А скажите, Прасковья, можно сейчас взглянуть на те испачканные полотенца? – полюбопытствовал Иванов.

– Да как же разберешь, те это или не те? Бельё всё одинаковое, всё в общие корзины сваливается. Их уже, поди, дворник прачкам нашим снёс. Но если хотите, можно взглянуть.

И горничная повела сыщиков в дальний конец коридора, туда, где рядом с чёрной лестницей помещался чулан для хозяйственных нужд. Однако, там сыскных агентов ожидало глубокое разочарование: корзины с бельём стояли пусты, что означало, что дворник сработал без проволочек.

– Эх, долго мы канителились, – вздохнул Гаевский. – Хотя, если по уму рассуждать, ничего бы это бельё нам не дало!

– Ну да, – не без скепсиса в голосе отозвался Иванов, – если не считать того, что в случае самопоранения убийцы он бы оставил след на полотенце. Мы бы определили размер раны и её местоположение… а в остальном, конечно, ничего.

– Это в том случае, если он действительно порезался, – в тон ему ответил Владислав. – Только мне кажется, что убийца, не забывающий смазать замок и дверные петли, не забудет купить и хороший нож с упором для руки. Это только истеричные барышни, да алкоголики с кухонными ножами убивать бросаются. А наш убийца не из таких…

Сыскные агенты отправились вниз, к портье, который хотя и закончил смену, но не уходил домой, дожидаясь допроса. Портье оказался худощавым мужчиной лет сорока пяти, с изрядной лысиной, маскируемой особым зачёсом остатков волос, и плутовским выражением блуждающих глаз. Звали его Егор Федорович Васильев и уже по первым произнесённым им фразам можно было заключить, что это человек ловкий и осторожный. Он услужливо продемонстрировал сыщикам кассовый журнал, куда были отмечены все поселения в гостинице за истекшую ночь. Всего записей о найме номеров второго этажа оказалось двенадцать. Второй номер, в точном соответствии со словами горничной, был занят дважды: с 21.15 до 23.00 и потом с 1.30 ночи до 6.30 утра. Фамилии клиентов не указывались, регистрировалось только время пребывания в гостинице. В особой графе напротив каждого номера проставлялась сумма, уплаченная клиентом. В первом случае заплачено пять рублей, во втором – девять. Иванов вспомнил слова коридорного о минимальной ставке, которую должны были вносить даже те, кто задерживался в апартаментах менее трёх часов.

– Вы помните, как выглядели последние клиенты, заселённые во второй номер? – спросил у портье Иванов.

Васильев бодро заговорил как о чём-то вполне для себя ясном. Видимо, он уже проанализировал события минувшей ночи и сам для себя всё решил.

– Хорошо их запомнил. У нас к утру клиентов поменьше становится. Да и были они приметные. Мужчине где-то под сорок, может, чуть за сорок. Хорошо одет. Пальто светлое драповое, песочного цвета. Дорогое пальто, хорошее. Шляпа чуть темнее, фетровая, с коричневой атласной лентой. Бумажник… ммм… чёрный, из полированной кожи с каким-то тиснёным гербом. Ростом… ну, чуть повыше вот вас, – портье глазами указал на Гаевского, – Примерно на полдюйма.

– Значит, примерно два аршина девять вершков, – прикинул Иванов.

– Да-с, вероятно именно так. Лицо такое… необычное.

– И чем же оно необычное?

– Да как бы это сказать… строгое. У нас же тут иные такими падишахами себя держат, особенно купчики подгулявшие, с девицами… А этот… даже как будто невесел. Строг-с, одним словом. Гм, как будто бы не в дом свиданий явился, а к причастию встал, уж не сочтите такое сравнение фривольным. Да, вот ещё – трость у него была. То ли коричневое, то ли красное дерево, как правильно такой цвет называется… типа вишни… с массивной латунной ручкой в форме львиной головы. Красивая трость, и вероятно, тяжёлая.

– Ну, а еще что-нибудь? Детали лица запомнили: цвет глаз, волос, может, усы или борода? – выспрашивал Иванов.

– Глаза – светлые, серые, слегка навыкате. Блондин. Волосы слегка вьются, средней длины. Носогубная складка такая, – портье провёл пальцем от носа к краю губы, – заметная. Нос прямой, средний – не толстый и не тонкий. Без бороды и усов.

– Подбородок: выдающийся вперёд? скошенный назад? узкий? раздвоенный? с ямочкой?

– Без ямочки, овальный, гладко выбритый. Совершенно обычный, без выраженных особенностей.

Сыщики переглянулись не без скрытого удовлетворения. Портье давал очень даже неплохое описание внешности, что вселяло надежду на успех последующих розысков.

– А его дама? Тоже из девиц известного сорта? – полюбопытствовал Гаевский.

– Никак нет-с. Про даму я толком ничего не понял, но определённо она не из ЭТИХ, это точно. Она даже к стойке не подошла, стояла в сторонке.

– А как выглядела?

– Скромно, но не в смысле дешёво, а как бы неброско, что ли… Шляпка с вуалью, лицо бледное. Глаз я не видел, а губы свежие, пухлые, приятной формы. Росту невысокого, примерно два аршина и шесть дюймов. Да, пожалуй, так. Зонтик ещё у нее был.

– Молода девица-то?