– Тогда ты должен что-то сделать.
– Пожалуй, Катенька, я сегодня что-то сделаю, я обязательно схожу в отдел полиции к участковому уполномоченному, да и накатаю жалобу на этих деспотов. Пускай что-нибудь решают в полиции. В конце-то концов.
– Накатай, Евпсихий. Прямо сейчас и сходи, как допьёшь кофе, не откладывай дела в долгий ящик.
– Смотри, Катенька, я сейчас быстренько допью кофе, затем вот за этим же столом жалобу сочиню, чтоб без суеты изобразить все подробности – а то мало ли какая у них, в отделении полиции, сутолока может приключиться, и она не позволит мне сосредоточиться на деталях – так я прямо здесь, за столом, напишу. Затем схожу в полицию, задам там шороху, а потом и ещё кое-что сделаю, мне надо сегодня посетить одно место. У меня, знаешь ли, появились мысли насчёт усовершенствования нашего материального положения.
Евпсихий Алексеевич слегка надавил интонацией на «нашего материального положения», намекая, что собирается усовершенствовать не себя одного.
– Я просто хочу, чтоб ты знал, Евпсихий, как я переживаю за эту девочку. – Катенька не распознала любопытных намёков своего друга и продолжала взволнованную речь. – Я отказываюсь понимать и принимать всю жестокость, которой стало очень много в нашем обществе, я по-настоящему беспокоюсь, как бы не закончились эти семейные издевательские разборки смертью ребёнка. Ты знаешь, мой милый, что довелось мне пережить не так давно, и я не хочу во второй раз переживать чувства, связанные с внезапной смертью… особенно, со смертью человека, который тебе не безразличен… И если можно предотвратить трагедию, если можно вовремя вмешаться, то это нужно обязательно сделать.
Муж Катеньки утонул чуть больше года назад, и причины происшествия так и остались до конца не выяснены – просто человек никому ничего не сказал, а ушёл в одиночку купаться на озеро, где и купаться-то редко кто осмеливался по причине неистребимых камышовых зарослей (да и месяц май не располагал к возбуждённым плесканиям на природе), ушёл и пропал. Через пару дней местные ребятишки нашли его вещи у озера, аккуратно сложенные в пещерке под валуном, рассказали про находку рыбакам, выпытывая, не припомнят ли они голого человека, шляющегося без цели у озера, а те сразу позвонили в полицию. Неожиданно расторопно в тот раз сработала полиция, специальная бригада водолазов тщательно обшарила дно озера, и утопленник был найден. Судебная медэкспертиза обнаружила значительное содержание алкоголя в крови, что никого не удивило, поскольку погибший в последнее время злоупотреблял спиртным. Однако ясности так и не последовало: самоубийство явилось причиной трагедии или простая пьяная случайность?.. Нельзя сказать, что Катенька любила своего мужа, и роман с Евпсихием Алексеевичем завязался ещё при его жизни, но он был неплохим человеком и стыдился своей тяги к алкоголю, хотя и держал себе на уме что-то неурегулированное. У Катеньки остался сын, теперь уже взрослый парень, сразу, после гибели отца, бросивший институт и отправившийся служить в армию.
– Ах да, вот ещё что. – Евпсихий Алексеевич мягко прикоснулся к Катеньке. – Вчера всё было недосуг спросить про твоего сына… Как ему служится в армии? звонит он тебе?..
– Да, разговаривали на днях, правда, совсем коротко: у них в армии всё как обычно, волноваться не о чём, к тому же срок службы скоро закончится, сейчас ведь служат всего год. Между прочим, я ему наконец-то рассказала про наши отношения, оказывается, он тебя прекрасно помнит и кажется не против, чтоб я была с тобой.
– Как это, Катенька, ты ему про нас рассказала?.. Взяла и рассказала??
– Взяла и рассказала.
– Ты прелестное создание, Катенька, от тебя только и ждёшь каких-нибудь сюрпризов. С сыновьями-то надо быть осторожней в этих вопросах, они слишком ревнивы насчёт матерей. Ох и надо бы шлёпнуть тебя по попе за такие сюрпризы.
– Шлёпнешь в другой раз. Совсем некогда миловаться нам, Евпсихий, прости, я полетела на работу!..
И Катенька легко нацепила бойкие летние босоножки, через секунду расторопно простучавшие по ступенькам лестницы подъезда на зависть самому натренированному барабанщику.
– До свиданьице! – успел крикнуть вдогонку подруге Евпсихий Алексеевич и, озадаченный последней новостью от Катеньки, принялся сам собираться в дорогу.
Сначала, конечно, попробовал написать обещанную жалобу на соседей сверху, но никак не мог сообразить, с чего обычно начинаются подобные жалобы, как их оформлять с процедурной стороны, и кому конкретно должна быть отправлена бумажка, требующая не столько наказания, сколько справедливости. Тогда Евпсихий Алексеевич решил, что напишет её прямо на месте, в отделении полиции, и засобирался в дорогу. Надел узкую белую рубашку несколько строгого покроя, чёрные джинсы и вежливые замшевые ботинки, забросил сумку на плечо, убедившись, что в секретном кармашке находятся паспорт и документы собственника на жильё, и покинул квартиру. Спустился вниз далеко не так бойко и уверенно, как до этого спустилась шаловливая Катенька, вышел из подъезда и критически прищурился на солнце. День обещал быть знойным и неудобным для расторопных людей.
В тени, под козырьком подъезда, оживлённо разговаривали три полнотелые и пурпурнощёкие дамочки, мало отличаемые друг от друга, но хорошо запечатлевающиеся в памяти, а также забавная, дотошная до всякого вопроса, старушенция, известная во дворе, как баба Нюра. Разговор шёл горячий и с душком неизбежной опасности, так что Евпсихий Алексеевич не мог пройти мимо.
– Ну, бабоньки, поделитесь и со мной своими переживаниями. – попросил Евпсихий Алексеевич, учтиво кланяясь.
Дамочки незамедлили сообщить, что тревогу они сеют вовсе не напрасно, что вот видели тут давеча каких-то подозрительных азиатов, и были они вдвоём, и всё таскали мешки в подвал дома из старенького грузового фургончика. А что они там таскали в мешках – проверить было невозможно, и на расспросы придирчивой Полины Юрьевны отделывались незнанием русского языка. А ведь запросто в этих мешках могли находиться динамит или ядовитые химикаты, или ещё какая-нибудь азиатская коварность предельной концентрации. «Взорвут нас всех к чёртовой матери!» – обещала с филантропическим бескорыстием баба Нюра.
– Ишьтыподишьты!! – прищурился и склонил голову на бочок Евпсихий Алексеевич, удивившись такому категорическому прорицанию.
– А вроде не двое их было, вроде с девкой приезжали? – припомнила одна дамочка.
– С девкой приезжали. – подтвердила Полина Юрьевна. – Девка им двери в подвал отворила, ручонкой этак повела: дескать, сюда складывайте!.. Они и принялись мешки таскать. Битый час на них смотрела, а они всё тащат и тащат, тащат и тащат!..
– Девка тоже не русская? – спросил Евпсихий Алексеевич.
– Девка наша. Мордатая такая девка. Двери в подвал открыла и обратно в машину убралась, заперлась в кабине. Сидела не высовываясь, дескать, я тут не при чём.
– Ведьмы они хитрые, они свои руки понапрасну не пачкают. – решительно аттестовала мордатую девку баба Нюра. – У них завсегда найдутся в услужении один-другой бесёнок. Вытаращатся этак послушливо на хозяйку, хвостиками завиляют и свободы напрочь лишаются – что им ведьма скажет, то и делают.
– Хвостиками? – нахмурился Евпсихий Алексеевич, припоминая свой бестолковый сон.
– Вот такие хвосты у них! – развела руками баба Нюра на метр с небольшим, но чуть подумала и уменьшила расстояние ровно до метра.
– Если она ведьма, то зачем ей динамит в мешках таскать?.. – недоверчиво сдвинула брови Полина Юрьевна. – Наготовила бы снадобий каких-нибудь, да навела на людей порчу.
– А не на всякого человека ихняя порча действует. – одна дамочка принялась с заискивающим восторгом оглядывать собеседниц, торопясь высказаться. – Это как иммунитет от болезней – у одних людей он хорошо развит и артачится супротив разной дряни, даже супротив вируса-ковида, а у других не шибко. Если ведьма задумает сразу со всем миром расквитаться, то она рисковать не будет, она и динамитом не побрезгует.
– Или чугуна в мешках натаскает, чтоб земля под домом тяжести не выдержала и обвалилась к чёртовой матери. – уверенно предположила старушка. – В яму чтоб наш дом провалился, и всё вокруг него чтоб провалилось в бездну бездонную, прямо в пекло земли.
– Да уж, бабоньки. – вздохнул Евпсихий Алексеевич. –Такие вот дела.
Собеседницы удовлетворённо переглянулись, наслаждаясь, что нашли внимательного слушателя.
– А ваши злыдни вроде угомонились? – одна из дамочек кивнула в сторону окна соседей Евпсихия Алексеевича. – Горазды орать почём зря, а видно, что толку от такого воспитания не будет. Ладно бы ремнём выпороли дитёнка, тем более, если напроказил паче меры – иногда оно очень даже хорошо помогает, когда ремнём наказываешь. Меня папаша каждое воскресение порол для профилактики, так я вроде хорошим человеком выросла… А эти орут и орут, зудят и зудят, и себе покоя не дают, и людям. На весь подъезд разносится, что они там у себя орут – а каково добрым людям их выслушивать, дурь-то всю ихнею?..
– Не кончится это по-хорошему, не для добрых дел всё это затеялось. – баба Нюра вытащила носовой платок и яростно сморкнулась. – Всё это врагом рода человеческого задумано и нам назло сотворено, чтобы психов побольше было на белом свете, и чтоб все психи поубивали нас к чёртовой матери!..
Следующие пару минут баба Нюра упоённо демонстрировала небогатую рухлядь, вытащенную из коротких старческих видений и умозаключений. Собеседницы растерянно внимали.
– Да уж, бабоньки!.. – вздыхая поддакивал Евпсихий Алексеевич.
– Мне свекровь давеча звонила, поторопилась с именинами поздравить – у меня именины ещё только в августе будут, а она звонит давеча и желает долгих лет жизни и эмоционального равновесия – ну мы и посмеялись. А там слово за слово, разговорились, и она говорит, что у них на районе жить стало невмоготу, потому как страшно. Принялись трупы с отрезанными головами из окон вываливаться, да прямо посреди дня, да прямо под ноги прохожим. И никому особой печали нет: нравится ли это прохожему человеку, крепкое ли у него здоровье, чтоб выдержать свалившуюся оказию и не грохнуться прямо тут с инфарктом… – сообщила Полина Юрьевна, указывая то на верхние этажи дома, то на асфальт. – Главное, что найти душегубов никак не могут, только расклеили по всем столбам объявления, дескать, остерегайтесь незнакомых граждан пускать к себе в дом, а я так думаю, что и не хотят по-настоящему искать, потому как попробуй найди этих азиатов, если они хитрые!..
– А разве азиаты на районе вашей свекрови трупам головы отрезают? – насторожился Евпсихий Алексеевич.
– Так больше некому. Русский-то человек уж как-нибудь иначе с обидчиком расправится, голову не будет резать. На кой она ему – голова без туловища – русскому-то человеку?..
Полина Юрьевна дефинитивно чихнула и засмеялась.
– Ну да, ни на кой она ему не сдалась. – задумчиво согласился Евпсихий Алексеевич.
– Вот и эти супостаты, что в подвал мешки таскают, думают, что никому до них интереса нет, и никто им не помешает провернуть злодейство. – отрезала Полина Юрьевна. – И они имеют полное право так думать, потому что мы какие-то равнодушные стали, по сравнении с ранешними временами, осторожности в нас поубавилось. Бдительности нет.
– Знаете, я как раз собрался в отделение полиции к участковому уполномоченному, так я ему про этих азиатов с мешками обязательно сообщу. – пообещал Евпсихий Алексеевич. – Сдаётся мне, что сегодняшний визит заставит нашу полицию хорошенько зашевелиться, а то сидят там бездельники за счёт налогов, в ус не дуют.
– Да вот же! – вдруг баба Нюра ткнула пальцем в низенького молодого человечка, безукоризненно азиатской наружности. – Тот самый, что мешки в подвал таскал!.. Сейчас бы взять за грудки да спросить, зачем он тут ошивается?..
Указанный бабой Нюрой парень безусловно не ожидал никакого подвоха, продвигался по двору поступью расслабленной и подловатой, но оценил пристальные взгляды в свою сторону от четырёх бабулек и Евпсихия Алексеевича, как решительно-взыскательные, резко затормозил, крутанулся на одной ноге на 180 градусов и засеменил прочь.
– Даже разговаривать с нами не хочет. – сердито гаркнула баба Нюра. – Убегает чёрт нерусский.
– А, пожалуй, я за ним прослежу, от меня не убежит. – пообещал Евпсихий Алексеевич. – Вот уж догоню и за грудки возьму!.. Эй, приятель!..
Парень не откликнулся и направился к маленькой тропинке из белесоватого асфальта полувековой давности, что служила владельцам собак для выгулки своих питомцев, и петляла захирелой аллейкой вокруг нескольких дворов. Евпсихий Алексеевич последовал за подозрительным субъектом походкой танцевально-ковыляющей, иногда переходя на бег трусцой, внимательно всматриваясь под ноги и аккуратно перескакивая через сомнительные собачьи орешки и рассыпчатый птичий щебет. Субъект, кажется, ничего не подозревал и совершил два прогулочных круга по аллее, ни разу не оглянувшись на преследователя. И только тогда, когда Евпсихий Алексеевич решился догнать его и ухватить за плечо, оглянулся, зловеще вытаращился, отчётливо произнёс увёртливую абракадабру, совершил неправдоподобный кульбит с прыжком и исчез, оставив Евпсихия Алексеевича у дверцы в подвал собственного дома.
– Позвольте, да куда же он подевался?.. – опешил Евпсихий Алексеевич. – Смотрите, что за чудо получилось: был человек – и нет человека. А ведь так могут лишь негодяи поступать, от которых нельзя ожидать хороших поступков!..
Ни болтливых тёток, ни бабы Нюры во дворе уже не наблюдалось, и расспросить про исчезнувшего негодяя было не у кого. Евпсихий Алексеевич внимательно осмотрел участок у подвала, подёргал запертую дверцу, переписал номер телефона, начертанный на дверце густым жёлтым мелом и якобы принадлежащий строительно-монтажному управлению «YHVH». Заглянул в перекошенный фанерный ящик, который раньше на этом месте однозначно отсутствовал, и с удивлением выявил его забитым доверху засушенными яблочными огрызками.