Темный город

Часть емкостей уцелела, оставалась закрытой. Они не обеспечивали герметичности, уже не подогревались. Ни температура, ни ее отсутствие не могли остановить работу гнилостных бактерий.

В стойках имелись различные ящики, человек принялся их осматривать. Внутри имелись банки, емкости. Большинство разбитые, вздувшиеся. Но ему повезло. Несколько алюминиевых банок уцелели. Лишь слегка смяло их от взрыва.

Внутри, в сосуде находился сладкий, шипящий напиток. Очередная пытка. Жидкость с шипением вырвалась из открытой банки и разбрызгалась вокруг. Зато большая часть газа вышла и не могла повредить внутренностям. Человек слизал образовавшуюся лужицу. Откинулся на наслаждении.

Жажду это едва ли утолило. Но само ощущение блаженства подарило мгновения отдыха и забвения. Это не был болезненный обморок. Просто нега после долгой, утомительной дороги.

Бесконечно долго, приходя в себя, вновь утопая в беспамятстве, человек обшаривал ящики, находил припасы. Ему удалось утолить жажду. Без спешки. Что спасло его от ужасной, мучительной смерти. В животе не булькало. Желудок уцелел, а не раздулся и не лопнул от выходящей из жидкости углекислоты.

Уже позднее, чуть оживший, человек смог заесть сладостную вязкость во рту безвкусными батончиками.

В конечности вернулась сила, из живота доносилось бурчание, рождаемое рыготой. Скрываться не имело смысла. Все равно поблизости никто не мог попенять на воспитание человека. Да и это уже давно в прошлом.

Восстановившись, человек обшарил уцелевшие ящики. Увидел сорванную с петель дверь, ведущую в кухонное пространство. Огромная зала была завалена телами, чьи головы разорвали крупнокалиберные заряды. Уцелела часть челюсти, черепа и позвоночника. Большинство были обезображены так, что уже мать родная не признает.

Если их матери еще живы. Большая часть кухни пришла в негодность, припасы гнили. Кроме тех, что запаены в жесткие, герметичные упаковки. Человек прихватил несколько мягких контейнеров, распределив их на теле. Другие консервы оставил, где нашел.

Десяток печей и полсотни плит могли обслужить тысячу силовиков. Кроме собственно стражей в бастионе находились тысячи прикрепленных граждан из обслуги. Наверняка их выгнали наружу, когда все началось.

К кухне примыкало несколько помещений – большая столовая и два дополнительных кафетерия. Заблокированные лифты вели в нижние, складские помещения. Туда через сеть шлюзов прибывали грузовики с припасами. Быть может, находятся холодильники.

Это просто подарок судьбы. Отсюда нельзя уходить. Несмотря на изобилие гниющих, раздувающихся трупов, ставших пристанищем членистоногих. Хотя бы мух нет.

Но кроме трупов, в бастионе находился кто-то еще.

Осмотрев тела, человек не нашел у них оружия. Ни батарей, ни магазинов. Только броня, что теперь впаяна в раздутый труп. Кто-то забрал все оружие и забаррикадировался в недрах бастиона.

Этот кто-то не позволит чужаку бродить вокруг и мародерствовать. Последним тот предпочтет заниматься самостоятельно. Ведь это его житница, законная добыча.

Почему же он все еще не показался.

Измотанный разум, едва переживший вечность забвения, не мог дать на это ответ.

Человек вернулся в первый кафетерий, ощущая приятную тяжесть пищевых концентратов: супы, пюре, рагу. Все, что содержало влагу. Консервы с твердой пищей пришлось оставить.

Сознание понемногу возвращалось. Человек помнил, как пагубно на измотанные кишки воздействует вдруг свалившееся изобилие. Они просто лопнут, сгниют или как-то иначе приведут к мучительной смерти.

Об этом нельзя забывать. Потому как бы не хотелось сжевать очередной батончик – делать этого нельзя. Супы хоть менее калорийны, но безопаснее. А так же сладкие напитки.

Открытые банки человек оставил в первом помещение, чтобы газ вышел.

Неспешно утоляю жажду, осматривался. Изобилие поражало. Даже охранники в лагере не обладали подобным многообразием пищи. Потому они так относились к заключенным. Само назначение туда было наказанием. Ссылкой, понижением. Охранники по сути сами оказывались заключенными.

Это их нисколько не оправдывало. Жалеть их человек не собирался. Впрочем, злорадства он так же не испытывал. На высшие эмоции просто нет сил.

Подобрав оружие, хоть бесполезное, но дающее ощущение безопасности, человек отправился на поиски настоящего хозяина бастиона. Из уцелевших.

Оружие он не убирал, держал в руке. Без батареи оно легкое и не отягощает руку. Сама израсходованная батарея оказалась потерянной, наверняка выпала где-то по пути. Возвращаться и искать ее человек уже не стал. Какой смысл? Ведь здесь наверняка найдется целая гора оружия. Трон, выплавленный из собранных неисправных стволов.

Внутренние помещения отчасти были знакомыми. Пусть теперь человек иначе видел эти коридоры, с другого ракурса глядел на серые, унылые стены. Все равно общая планировка для всех сооружений.

Люди вообще экономят мыслительные усилия, не выдумывают лишнее. Проекты все на одно лицо.

Есть различия. Тем более стены оказались испещрены метками последних дней. Лазерные ожоги заставили краску вспучиться и потемнеть, часть камня расплавилась и потекла. Сколы от пуль исчертили стены тайными письменами.

Лампы, что некогда ослепляли воспаленные от недосыпа глаза, были разбиты. Горело всего несколько. Красноватый свет дополнительных источников струился из вентиляции. Гулкое вращение лопастей не разгоняло затхлый воздух.

Коридоры различной освещенности приводили в широкие, уставленные столами помещения. Смежные залы отведены для камер. Лестницы вели в допросные комнаты. Лифты с брошенными тележками замерли на полпути в морг или утилизатор.

Рабочие кабинеты почти уцелели. Зеленоватый свет мониторов отбрасывал на стены причудливые тени.

Человек задержался возле одного терминала, вмонтированного в стол силовика. Тут работал или следователь, или иной оперативник. Иерархию этих людей он не знал. Не все ли равно, с кем приходилось общаться.

На экране мигал курсор, предлагающий ввести команду. Человек попытался припомнить хоть что-то. Но машинный язык не был его сильной стороной. На запрос о помощи, отправленный с клавиатуры, машина никак не прореагировала. Через мгновение надпись исчезла, оставив только мигающую палочку.

Потыкав крупные, тугие кнопки, человек отправил машине бессмысленный набор знаков. Опять никакой реакции.

Терминал не был заблокирован – нарушение протоколов безопасности. Вот только воспользоваться этим никакой злоумышленник не мог. Какая ирония.

Стол чисто утилитарный. Предметы на нем расположены так, как заведено уставом. На соседних столах приспособления расположены аналогичным образом. Лишь хаос последних дней внес коррективы. Несколько мониторов были разбиты. Столы пронзали отверстия с чернеющими краями. Кресла на колесиках откинуты и свалены у одной из стен.

В столе имелось несколько ящиков. Заблокированных. При желании можно их открыть. Но зачем? Внутри скорее всего листы, планшетки. Оружие хранится в арсенале. Только где оно? Человек покрутился на месте, пытаясь угадать затейливую логику силовиков.

Не угадал.

Он вышел в очередной коридор, что привел в раздевалку, а затем казармы. Душевые с наглухо вмонтированными в стену лейками. Вода не текла. Жаль. Пусть она не питьевая, но наверняка чище той гадости, что приходилось пить вне бастиона.

Еще какие-то странные помещения примыкали к душевым. Двери будто кессонные. Несколько уровней лавок из шершавого, приятного на ощупь пластика.

Похоже на пыточную, но зачем ее располагать здесь. Где наблюдательное окошко. Хронометр еще на стене. Все это так чудно, не укладывается в логику гражданских.

Человек пожал плечами и продолжил поиски. Здесь, уже глубже в теле бастиона, разрушений меньше. Трупы попадались, но их будто пытались «прикрыть». Кого уложили на спину, сложив руки на груди. Кому на глаза монетки положили. Оружие в кобуре – без зарядов. Некоторых, особенно пострадавших накрыли полотном.

Такой белой ткани человек не видел никогда в жизни. Полотно теперь испортилось трупными жидкостями, текущими из некоторых тел. Раздулись и гнили не все. Некоторые мертвецы несли следы заболевания. Теперь они подобно выброшенным из зиготы личинкам лежали на кроватях или столах. А в голове у них зияло отверстие. Убиты своими же. Из милосердия.

Человек усмехнулся – начали восстанавливаться эмоции, – это единственное известное стражам лечение. Они просто не способны придумать ничего иного.

В кулачках коллег, казненных из милосердия, были зажаты записки. Обычное пустозвонство. Подобные слова обесцениваются моментально, когда на них взглянет Смерть.

Это утешение живых, а не почитание мертвых.

Тут человек был несправедлив к стражам. Ведь он и его «друзья по несчастью», вся эта мерзкая погань, поступали точно так же.

Как много здесь тел. Как сильно они искажены. Протоколы безопасности не помогли бастиону. Что это за помещения и где они расположены, человек не представлял. Так глубоко он никогда не забирался в оплот силовиков. Эти помещения – пресвитерий. Обывателей сюда не пускают. Кроме гражданских специалистов, получивших привилегию обслуживать стражей.

Не понятно, зачем комнаты во внутреннем круге. Они не походили на казармы, не было здесь арсенала. Вообще оружейной ни разу найти не удалось. Она могла располагаться ярусом выше или ниже.

Здесь же какие-то будто конференц-залы, пустые помещения или с рядами стульев. На стенах могут быть проекторы, а могут быть пустые залы. Стерильные, без обозначений пространства. Только трупы людей, дождавшихся удара милосердия.