Оценить:
 Рейтинг: 0

Темный город

Год написания книги
2024
Теги
1 2 3 4 5 ... 15 >>
На страницу:
1 из 15
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Темный город
Алексей Егоров

Скованный туманом город пытается переварить выжившего человека, оставшегося возможно единственным, кого не коснулась болезнь. Ядовитый туман искажает плоть, отравляет разум. Вытечь наружу туман не может. Не может человек уйти из города. Ведь его путь оказался бегом по кругу. Не для того он возвращался в город, чтобы возвращаться наружу. Лишь воспоминаниями он возвращается назад, но тело и разум все-таки преобразуются. Воспоминания не нужны человеку, не нужно восприятие самого себя. Он приспосабливается к новому миру.

Алексей Егоров

Темный город

Пролог

Тяжелая подошва сапог приятно раздавливала грязь. Ощущение настолько плотное, что человек, не смотря на усталость, продолжал движение. Зубастая подошва ранила мягкую, теплую грязь, выдавливала ее прочь. Затем обувь освобождалась с приятным причмокиванием.

Так, шаг за шагом, он, человек, продвигался дальше.

Его фигуру скрывала рванина, в древнейшие времена выбеленная, гладкая, с пропиткой. Теперь это просто синтетическая ткань, из-под которой едва проглядывали тощие останки человека.

Сапоги попались не по размеру. Делая шаг, сначала поднималась нога, верх стопы упирался в грубую, не гнущуюся поверхность сапога. Затем уже импульс передавался самой обувке.

Но это ощущение забавляло. Потому человек продолжал движение.

Иной цели у него не имелось.

Тяжелый удар, вгрызание в поверхность, ранящее прикосновение. После – жаркие объятия и нежелание расставаться.

Боль смешалась с удовольствием.

Это ощущение передавалось выше по ниточкам нервов, достигая головного мозга. Тот уже в свою очередь посылал сигналы ниже. Пока они не затухали в пульсации где-то внизу живота.

Идти по этой трясине человеку нравилось. Как нравилось ощущение стираемой, тонкой кожи, соприкасающейся с жесткой оболочкой сапога.

Следовало бы надеть обувку по ноге. А так же найти носки, защитить голени. Накинуть сверху на хламиду какой-нибудь плащ, чтобы брызги этой горячей жижи не попадали на голени.

В сапогах давно хлюпало. Кровь, грязь, пот – это не имело значения.

Тепло оставалось внутри, хлюпало внизу, будто дразня поверхность под подошвой.

Удар в затылок заставил забыть о важном и ответственном процессе хождения. В голову прилетел комок липкой грязи. Взятый тут же ком, из этой липкости. Бросавший не постарался найти место почище, чтобы добыть обычную, почвенную грязь. Так же полную бактерий, паразитов, но все же иной и неестественной для этого места сущности.

Человек остановился, медленно повернулся. По затылку, защищенному накинутым краем хламиды стекал влажный ком грязи.

Запах от этого не усилился. Больше уже некуда. Итак приходилось идти сквозь облако миазм, желтоватый туман, отражающий свет поверхности. Накинутая на лицо тряпка не могла защитить дыхательные пути. Человек все же не снимал обмотки, продолжая дышать через запятнанную полоску материи.

– Кто здесь? – спросил он.

Голос оказался звонким, не похоже, что горло сдавливал опыт молчания.

В ответ раздались булькающие причитания. Человек развернулся на голос, щуря голубые глаза. Яркие кристаллики посреди серой, ближе к землистому цвету кожи вокруг. Брови и ресницы слиплись, впитывая и влагу, и грязь, растекшиеся вокруг.

Разгоняя желтоватый туман выполз бормочущий человек. На этот раз одутловатый, раздутый. Неравновесные груди свисали до пупа, при движении растирая язвы на коже.

Человек так раздулся, что его половая принадлежность должна была бы затеряться под складками плоти. А уж наличие грудных мешков дать подсказку. Однако, остатки костюма указывали на мужской пол.

Вряд ли, даже в текущем положении, граждане решатся переступить внутренний запрет, облачаясь в чужой костюм.

Все равно, что надеть чужую кожу.

А вот это уже сделать намного проще.

Изуродованный мужчина приближался, бормоча непотребства.

Слух настроился на невнятную речь горожан, так что человек в хламиде смог понять, чего от него хотят. Целый ворох требований: убираться отсюда, помочь, дать пищи, приласкать, облегчить страдания. Запах слов доносился за три десятка шагов, перебивая вонь улицы.

Гнев и страх в его речи утратили форму так же, как утратило форму тело. Углы сгладились. Липкие слова разбухли, облаченные в невнятность, упростились. Они приобрели одинаковость.

Знал бы этот мужчина, какое ему будущее уготовано, давно бы наложил на себя руки.

– У меня ничего нет, помочь тебе не могу, – человек поднял руку, будто жестом намереваясь остановить гору плоти.

Говорить этого не следовало, вообще глупо разговаривать с обреченными. Они не услышат разумных слов. Да сами слова им уже не помогут. Это пустышки, ничто. Разбросанные по земле стекляшки. На них едва обратят внимания.

Заболевший человек, будто ждавший команды, выдавил из глотки поток желчи и бросился в атаку. Двигался он стремительно, даже с каким-то изяществом.

Подобная легкость и гибкость всегда поражала. Сколь бы часто это ни происходило, наблюдавший за метаморфозой не мог привыкнуть к такому.

А звук трущихся суставов, хруст костей, сминаемых мышцами. Под слоем плоти скрывалась огромная сила. Чем бы ни болел этот мужчина, болезнь сделала его крепче, чем он был раньше.

Исполнилась хоть одна его мечта.

Тело не добежало до остановившегося человека. По инерции он сделал еще несколько широких, будто у танцора шагов, а потом упал и прокатился в грязи. Кровь и гной добавили свежей влаги в покрывающую мостовую грязь.

В небольшом лбу мужчине осталась дымящаяся дырочка. Запах паленого мяса перебивал окружающий смрад. Человек попытался закрепиться на этом ощущении, но запах скоро выветрился.

Выходного отверстия не было. Вскипевший мозг взорвался, разрывая череп по тем полосам, где некогда, в детские годы его пластины срослись.

Что ж, одно из желаний больного исполнено. Человек перевел взгляд на оружие в левой руке. Мало зарядов. Это уже не беспокоило его. Как не заставила сердце колотиться эмблемка, расположенная прямо над пусковой кнопкой.

Эмблема силовиков. Местная служба правопорядка.

Посягательство на их оружие каралось казнью. Осужденного откармливали стимуляторами и подавителями боли, а затем сдирали с верхней его части кожу, завязывали лоскуты вокруг икр, запястий.

Некоторым везло помереть от кровопотери, пока действие обезболивающего не проходило.

Теперь это не имело значения. Как и то, что человек держал оружие стража в руке. К тому же – в левой!

Прикосновение к благородным символам левой рукой карали бы отсечением.

Да не осталось никого, кто мог бы проследить за исполнением законов и поддерживал устои общества.

По крайней мере, такие в последнее время не встречались.
1 2 3 4 5 ... 15 >>
На страницу:
1 из 15