Франция. Большой исторический путеводитель

Королей сопровождали многочисленные вассалы, в присутствии которых они поклялись друг другу в верности. И вот что интересно и показательно: эти люди говорили на разных языках. Прибывшая с Людовиком австразийская и саксонская знать изъяснялась на каком-то старогерманском прототипе немецкого (или наборе прототипов). Нейстрийские же вельможи, хоть и имели в большинстве своем франкские корни, за четыре века успели настолько плотно слиться в культурном отношении с окружавшими их все это время галло-римлянами, что теперь говорили на их языке, и только все больше утверждавшееся название страны – Франция, напоминало об их славном чужеродном происхождении. Но из вежливости Карл обращался к воинам Людовика на германском наречии, а Людовик к его людям – на романском (или уже старофранцузском?).

* * *

Видя такое направленное против него единодушие, Лотарю оставалось только примириться со сложившимися реалиями. В следующем 843 г. в Вердене собралось 120 самых мудрых и уважаемых знатных сеньоров со всей империи, и они решили труднейшую задачу: договорились о границах раздела державы между тремя братьями. Был составлен знаменитый «Верденский договор».

Старший, Лотарь, получил Италию – богатейший тогда в Западной Европе край. За ним был сохранен императорский титул, который стал скорее номинальным. Ему пошли навстречу и в желании непременно иметь Ахен – любимую резиденцию Карла Великого. Больше того: чтобы его владения, включая Ахен, составляли единое целое, Лотаря наделили широким «коридором» от устья Рейна до устья Роны на Средиземном море. (По современным меркам, это Голландия, Бельгия, часть западной Германии, восточные департаменты Франции и Швейцария. Но уже к 880 г. после многократных переделов от этого коридора ничего не осталось. Последней ушла к Германии названная в честь Лотаря Лотарингия).

Людовик стал государем чисто германских земель по правую сторону от Рейна. А еще ему досталась небольшая левобережная область по среднему течению Рейна: как было сказано в договоре, «для вина» – там уже тогда производились прекрасные южногерманские вина. Его королевство в литературе называют иногда Восточно-франкским.

Королевство Карла Лысого состояло из галло-романских Нейстрии и Аквитании – основы грядущей Франции.

Деление империи на три королевства сопровождалось ускоренной атомизацией самих королевств: в них обособлялись большие и малые фактически самостоятельные сеньоры.

* * *

В те же годы отчетливо проявилась еще одна историческая тенденция, не только земного, но и духовного плана. Претензия папского престола на буквально монархическую власть над западной церковью. Этот процесс неизбежно сопровождался нарастающим отчуждением от восточных епархий единой пока вселенской церкви.

От епископов требовалось подчинение в первую очередь не земным владыкам и не митрополитам, а непосредственно римскому папе. И идея превосходства духовной власти над светской обретала все больший вес. Папы настоятельно добивались права разрешать королевские споры и даже семейные проблемы королей. Когда правитель Лотарингии Лотарь II (сын императора Лотаря) развелся со своей женой – заручившись поддержкой епископов, но не испросив согласия Рима, – папа сместил епископов, а Лотаря отказался допускать до своих очей. Пастве же назидательно, а отчасти подстрекательски внушалось, что «государи тогда достойны короны, когда умеют владеть сами собой; иначе их следует считать тиранами, а не государями; тогда мы не только не должны оказывать им повиновение, но обязаны сопротивляться и восставать против них».

Новые волны нашествий

В мире редко кому удавалось жить по принципу «я тебя не трогаю – и ты меня не тронь». Обычно находилось кому беспардонно напасть на погрузившегося в свои заботы. Большим королевствам, на которые распалась империя Карла Великого, было не до новых внешних захватов: они были заняты выяснением отношений между собой и внутри себя. Вот тут-то и объявились недруги: и те, что давно были знакомы, да до поры попритихли, и те, что как черти из табакерки.

На юге оживились арабы (или мавры, или сарацины – называй как хочешь, европейцам легче от этого не становилось). В 831 г. они отобрали у византийцев Палермо, а потом и всю Сицилию (и привели ее в такое благодатное состояние, что хватило на столетия). Оттуда стали пускаться в морские набеги – благо Италия под боком. В 846 г., поднявшись по Тибру, ворвались в Рим и даже разграбили собор Святого Петра. Устроили себе опорную базу неподалеку от Ниццы, оседлали альпийские проходы, перекрывая сотням тысяч паломников дорогу в Вечный город.

В конце IX в. на берегах Дуная, в Паннонии громом прозвучал отголосок Великого переселения народов. Свято место пусто не бывает, но и проклятое тоже. Туда, откуда в предшествовавшие столетия злодействовали гунны и авары, прискакали мадьярские (венгерские) орды. Народ угро-финской языковой группы, они долго обитали на южном Урале. Потом обосновались в более уютном Причерноморье, чтобы контролировать торговые пути «из варяг в греки», строили свои крепости и на среднем Дону. Но оттуда их прогнали хорошо нам знакомые по родной истории печенеги. И вот под ударами новоявленной вражьей силы застонало Восточно-франкское королевство. Да что там Германия – окрестности Парижа, Рима и Неаполя ужасались при виде скуластых всадников на быстрых низкорослых лошадках. Они налетали неожиданно, поражали воинов и всех, кто не понравится, отравленными стрелами, арканили многочисленный полон, на храмы Божьи смотрели только как на сундуки с сокровищами (мадьяры были типичными степными язычниками).

* * *

Но через Рейн они прорывались все же не так уж часто. Главной напастью для Западной Европы и Франции стали скандинавские норманны. Их удары были подобны не скоропалительным набегам кочевых орд, а скорее тем тектоническим подвижкам германских племен, которые доконали в конце концов Римскую империю.

Подспудные причины норманнской экспансии – перенаселенность Скандинавии, малая плодородность земель, их подверженность климатическим невзгодам. Голод был частым гостем, а надеяться можно было только на себя. До начала IX в. страны, ставшие через тысячелетие процветающими на зависть всему миру, представляли собой совокупность мелких недружелюбных сообществ. В них заправляла знать, опирающаяся на свои сильные роды и на тех, кто признавал свою зависимость от нее, искал в ней опору. В Норвегии был что ни фьорд, то княжество.

Людям, которые чувствовали себя лишними на родной земле, надо было куда-то деваться. Ими были не только те, кого заела нужда. Кому-то надо было искать спасения от кровной мести за убийство, кого-то срывала с места традиционная жажда наживы и подвигов. Число последних особенно возросло, когда стали возникать большие национальные королевства – Дания, Швеция и Норвегия. Короли поприжали своенравных князей (ярлов), а среди них и их окружения было много таких, что предпочитали опасную свободу за морем подчиненному положению в родном отечестве. Прочие любители вольной жизни собирались вокруг них толпами. Не только и не столько искатели приключений: больше было крепких хозяев – бондов, предпочитавших свободный труд на свободной земле, а не указы, не налоговое ярмо скандинавских владык (впрочем, и оружием бонды умели владеть, как мало кто в мире). И как всегда было много тех, кто искал лучшей доли.

Битва

Во главе переселенцев становились «береговые вожди» – викинги. Со временем это слово стало применяться ко всем скандинавским воинам и морским бродягам, стало синонимом норманна. Тогда же это были по большей части выходцы из знатных семей, даже королевские сыновья. Собравшиеся строили большие гребные и парусные ладьи, пригодные к дальним морским странствиям. На их носах красовались устрашающие головы драконов, отсюда пошло название – драккары. Во время спуска на воду к бревнам, по которым должна была скатиться махина, привязывали пленников – чтобы кровь, брызнувшая на борта из тел раздавленных людей, послужила возлиянием богам. Без него кораблю не суждено было счастливое плавание. Помимо языческого дракона, скандинавы по-прежнему верили в Одина и подвластных ему небожителей.

Зачастую при выборе маршрута доверялись воле богов и рока – со всей силы метали вверх копье и оно, упав, становилось своеобразным компасом (настоящего компаса скандинавы не знали). Многим судьба указала путь на дальний запад, и они стали первооткрывателями Фарерских островов, Исландии, Гренландии, Ньюфаундленда, Северной Америки (местность, где теперь Нью-Йорк, они назвали Винландом – «виноградной землей»).

Особенно вместительной оказалась Исландия. Большой остров, согретый множеством термальных источников, с удобными фьордами, с огромными косяками рыбы и стадами китов в прибрежных водах. Путь до него занимал иногда месяцы, плавание в угрюмых, холодных, неспокойных, часто штормящих морях уносило немало жизней – но это был народ особого закала.

Переселенцы обустраивались, запускали на пастбища привезенную с собой скотину, пахали и сеяли. Но многим опять становилось не по душе сиднем сидеть на земле. Пусть хозяйствуют люди поспокойнее и попроще, а настоящих викингов опять ждали морские дали. Ждали тех, кому слава дороже жизни, для кого бессмертие – песни скальдов, в которых будут увековечены их подвиги. «Имени викинга достоин лишь тот, кто никогда не спал под почерневшими стропилами, кто не пил из рога у домашнего очага» – вот образчик такого творчества.

И они прекрасно знали, что не всем перст судьбы указал на Исландию и прочие северные острова. Кому-то выпало плыть на юг – туда, где люди иных племен веками лелеяли свои поля, сады и виноградники, где за стенами городов хранятся несметные сокровища, где, наконец, моря полны, как рыбой, тяжелыми купеческими кораблями – излюбленным уловом сероглазых наглецов. И они тоже отправлялись в вожделенные земли.

Высадившись на побережье, норманны сразу же старались захватить побольше лошадей – чтобы устремиться в глубь страны. Они были страшны в бою. Рогатый шлем, дикий напор, умелое владение мечом и другим излюбленным оружием – секирой с наконечником-пикой. Неистовство их доходило до того, что до сих пор спорят, кто же такие берсерки: то ли это поэтический вымысел, то ли действительно были такие буквально теряющие от ярости рассудок, а потому неуязвимые в бою воины. Опьяненные не то отваром из мухоморов, не то запахом крови. Неудивительно, что у многих неприятелей сразу начиналась дрожь в коленях.

Как поступали не остывшие от боя норманны с мирным населением – можно судить по отрывкам из исландских саг. Одного своего походного конунга скандинавы с оттенком насмешки прозвали Детолюбом: за то, что он запретил своим храбрецам их излюбленную потеху – подбрасывать младенцев и ловить их на копья. Из этих же прекрасных литературно-исторических памятников знаем, как беспощадны эти северные люди могли быть и друг к другу даже в повседневной жизни, при малейшем конфликте. Так что понятно: обитателям европейских берегов не приходилось ждать чего-то доброго от этих непрошеных гостей. Разве что, захватив огромную добычу и не в силах увезти ее с собой, норманны могли заключить с уцелевшими туземцами перемирие и им же запродать награбленное добро по сходной цене.

Основными объектами нападений поначалу были Ирландия, Шотландия, восточная Англия. Потом скандинавы расширили свою кровавую экспансию. По рекам они проникали далеко в глубь континента. И не только по германским Эльбе и Рейну, но и по Тахо и Гвадалквивиру в Испании. А там уже ожидало своей участи Средиземноморье: берега южной Франции, Италия, Сицилия – в конце концов захваченная у арабов и ставшая вотчиной норманнских королей. От них не знали покоя ни византийцы, ни арабы. Есть версия, что старинное русское княжество Тмутаракань близ Кубани изначально возникло как база шведских викингов, проникших со стороны Средиземного моря.

* * *

Франкские короли попытались смирить скандинавов привычным уже способом – насаждением христианства. Но те оказались людьми твердолобыми для проповеди. При Людовике Благочестивом вроде бы крестился один из датских конунгов, и в Данию отправился ревностный и пылкий проповедник монах Асгарий. Через несколько лет папа поставил его епископом Гамбурга – чтобы следил за ходом всей миссионерской деятельности на Севере. Не тут-то было. Датский король Эрик отправил к устью Эльбы свой флот: Гамбург сожгли, епископа прогнали.

Норманны тщательно изучили речную сеть франкских королевств, и до начала Х в. Франции и значительной части Германии приходилось мало сказать, что тяжко. Особенно после того, как король англосаксов Альфред сначала дал захватчикам достойный отпор, а потом хоть и вынужденно, но благоразумно поделил власть над Англией с датским королем Гутрумом, который принял христианство и стал по-хозяйски защищать остров от собратьев-скандинавов. Тем пришлось переключиться на иные направления.

Был сожжен дворец Карла Великого в Ахене, норманны трижды подступали к Парижу. Когда против врага выступали местные ополчения, набранные по большей части из крестьян – тот бил их нещадно. Отрядам хорошо подготовленных вассалов удавалось оттеснить налетчиков из внутренних районов, но берега они удерживали крепко.

Карл Лысый попробовал использовать методы византийской дипломатии. Он договорился с одним большим отрядом викингов, что они изгонят другую ватагу пришельцев, угрожающих Парижу. За услугу с короля запросили 3 тысячи фунтов серебра. По стране был объявлен чрезвычайный налог, но деньги в срок собрать не удалось. Тогда ставка поднялась до 5 тысяч. Но тут на переговоры пошли те, что стояли под Парижем. Они предложили: 6 тысяч, и мы уходим сами. Пришлось согласиться.

* * *

Для коллективного противостояния нашествиям была даже сделана попытка возродить империю Карла Великого. Три франкских королевства объединились под общим верховенством сына Людовика Немецкого – Карла III, прозванного Толстым (правил в 877–887 гг.). Увы, его прозвище оказалось метким – человек это был слабовольный и болезненный (с 14 лет страдал падучей), не ему было противостоять таким бедам.

Когда папа, которого обложили мавры, прислал отчаянное послание: «Помогите против неверных, чтобы люди не спрашивали – где император?» – Карл мавров отбил. Но потом отправился против отколовшихся от Германии западных славян.

Пока он находился в их землях, пришла еще одна весточка: датские викинги осадили Париж.

Сил у защитников было явно недостаточно, но во главе обороны встали люди высокого мужества: епископ Гозлен и граф Парижский, он же герцог Франции Одон (такое название носило не такое уж большое герцогство вокруг Луары, включающее Париж и Орлеан). Защитники стойко держались восемь месяцев. Епископ пал в бою, а Одон совершил подвиг поистине легендарный: пробрался сквозь стан врагов и предстал перед императором, призывая того поспешить на выручку. После чего чудесным образом благополучно вернулся обратно.

Император прибыл, но то, что он предпринял, покрыло его позором. Он не повел свое войско на битву, а откупился от норманнов данью – 7 тысячами фунтов (886 г.).

* * *

После такой доблестной обороны подданным стерпеть это было трудно. А тут еще добавился скандал в императорском семействе. Карл обвинил свою жену Рихарду в любовной связи с канцлером Лиутвардом. Канцлера он прогнал, а по поводу супруги заявил, что никогда с ней как с женщиной не жил, а потому намерен развестись. Рихарда же поклялась, что насчет канцлера – все клевета, что она вообще девственница и может доказать это «Божьим судом». После чего удалилась в монастырь.

В декабре 887 г. германские вельможи собрались на съезд и постановили: императора от власти отстранить, немецким королем объявить его племянника Арнульфа. Но Карл сам отказался от власти. Ему оставили «на прокорм» несколько городов, от доходов с которых он и жил.

Французские сеньоры пошли еще дальше: они посадили на престол избранного ими короля. Это был герой обороны Парижа герцог Франции Одон.

Тем временем внутри всех трех королевств, составлявших когда-то империю, центробежные процессы шли по нарастающей. Сеньоры и епископы давно уже получили право иммунитета: могли почти неограниченно судить жителей своих владений и собирать с них подати в свою пользу. За это они обязаны были вносить свою долю усилий в военные предприятия короля. В сложившихся же условиях, когда опасность грозила постоянно и отовсюду, все дело обороны государства перешло в руки местной знати и наместников.

Они отбивались своими силами и как могли. Ускоренно шло строительство замков: сеньоры укрепляли усадьбы, чтобы в случае опасности запереться со своим войском, предоставив убежище и населению. Конечно, о каком-то контроле сверху, о приезде «королевских послов» и речи не шло.

Герцоги, графы уже не считали себя королевскими наместниками. Они закрепили свою власть как наследственную и стали полноправными повелителями в своих владениях. Королевскую же власть считали не наследственной, а пожизненной и зависящей от их выбора и выбора других сеньоров.

Произошла важная сословная подвижка: крупнейшие сеньоры подчинили себе королевских вассалов и объединили их вместе со своими конными воинами в единый класс подвассалов. Так родилось дворянское рыцарское сословие, произошел принципиальный разрыв между воителями и простонародьем. Высшие же сеньоры, вассалы лично самого короля, составили сословие баронов (термин этот, однако, так и не устоялся: баронами называли и влиятельных вассалов высших сеньоров).

* * *

А может быть, не такое уж определяющее влияние оказывали норманнские нашествия на то, что происходило во французском обществе? Может быть, куда важнее было то, что сеньоры давно уже рвались стать независимыми правителями? Как знать. Факт то, что западнофранкское государство (Франция в широком смысле) стало совершенно раздробленным. По мнению одного современника, графы больше всего были озабочены тем, чтобы превзойти друг друга, и каждый захватывал, сколько мог. А норманны между тем все жгли да грабили.

После смерти выборного короля Одона престол вновь занял Каролинг – Карл III Простоватый. Когда в 888 г. Совет вельмож объявил королем герцога Франции, Карл был слишком юн. Однако и тогда ущемление его законных прав далеко не всем понравилось. А в 893 г. архиепископ Реймсский Фулькон объявил Одона узурпатором и помазал на царствование четырнадцатилетнего Карла. Вспыхнула война, Одон победил, Карлу удалось укрыться в Лотарингии. Потом новые повороты колеса Фортуны, и в конце концов противоборствующие стороны пошли на такой компромисс: Карл будет править после Одона. И через год тот умирает. Молодой король без всяких осложнений взошел на трон (898 г.).

Карл был хорошего телосложения, имел простой и добрый нрав. Жадность ему вообще не была знакома. Образование получил хорошее. Из недостатков же: слабая компетенция в военных делах, падкость на женские ласки, иногда – пристрастность в делах судебных.