Полено

Полено
Алексей Николаевич Будищев

«Капитан Шустров пристально через очки смотрит на рядового Степанова, который стоит перед ним в его кабинете. Рядовой Степанов – весь внимание, а капитан Шустров вертит в руках гранату и с расстановкою говорит:

– Граната отлита из чугуна; внутри она имеет пустоту, в которую насыпан через очко порох. Верх гранаты называется головной частью, низ – дном. Понял? Повтори!..»

Алексей Будищев

Полено

Капитан Шустров пристально через очки смотрит на рядового Степанова, который стоит перед ним в его кабинете. Рядовой Степанов – весь внимание, а капитан Шустров вертит в руках гранату и с расстановкою говорит:

– Граната отлита из чугуна; внутри она имеет пустоту, в которую насыпан через очко порох. Верх гранаты называется головной частью, низ – дном. Понял? Повтори!

Рядовой Степанов, молодой солдат с белобрысым лицом, ежится под его взглядом. Глаза его глядят, не моргая. Долго он крутит шеей, точно воротник мундира давит его, как петля. Наконец, он с усилием говорит:

– Гранату делают из котла; внутре к ей кладут… – он умолкает и крутит шеей.

– Ай-ай-ай! – качает головою капитан Шустров.

– Вершину у ей зовут задней частью, – быстро договаривает Степанов плаксивым голосом.

– Ай-ай, – вздыхает Шустров. – Ты, ведь, опять околесицу несешь, голубь. Мне даже, стыдно за тебя. Ты говоришь, гранату делают из котла. Из какого котла? Какой там еще котел? Где ты его нашел?

– Котел на кухне, ваше…

– А-а, да я не об этом! Гранату отливают из чугуна. Это во-первых. А, во-вторых, каким образом верх может называться задней частью? Это нелепость, мой друг. Это черт знает что такое! Слушай. Будь внимателен, вдумывайся в каждое слово и повтори мне то, о чем я тебя прошу. Можешь?

– Могу, ваше благородье.

– Ну, и отлично. Из чего отливают гранату?

– Я лучше сначала, ваше благородие.

– Ну, сначала. Гранату отливают…

– Гранату отливают, – повторяет солдат и умолкает.

Лицо его покрывается легкою испариною.

– Гранату отливают… из чего, – чуть повышает голос капитан Шустров.

– Гранату отливают из чего, – повторяет солдат.

Лоб его мокнет, взор тускнеет и делается тупым, рыбьим, а нос начинает блестеть.

– Фу, ты, Боже мой, – вздыхает Шустров. – Довольно. Повтори за мной: на полу сидят две мушки.

– На молу сидят две пушки, – повторяет солдат с лицом удавленника.

– Довольно. Скажи мне, сколько в этой комнате человек?

– Два, ваше благородие.

– Неправда. Один: капитан Шустров; рядовой Степанов – полено. Он не хочет быть человеком! – повышает голос капитан Шустров.

Он закладывает пальцы в пальцы и долго с сожалением глядит на солдата.

– Ты даже не обижаешься? – наконец, говорит он ему виновато. – Я ведь тебя поленом назвал, мне стыдно, а тебе хоть бы что! Нехорошо!

Солдат не моргает. Капитан делает по комнате круг и снова останавливается перед ним.

– Слушай, – говорит он. – Что мне с тобой делать? Ведь если и я с тобой не слажу, кто же тебя обучит? Обучать тебя, братец, будет некому. Разве ты ничего не слышал от сослуживцев о капитане Шустрове? Капитан Шустров служит 20 лет; к нему посылают солдата с безнадежно плохим содержанием вот здесь, – хлопает он себя по лбу. – Капитан Шустров занимается с ним на дому и в несколько приемов делает из полена орла. Клянусь картечью. А с тобой я бьюсь вот уже целый час, и ты не можешь повторить за мной двух слов. Мне стыдно, Степанов, и за тебя, и за себя.

Капитан Шустров снова делает круг по комнате и снова останавливается перед солдатом.

– Может быть, ты боишься меня? – спрашивает он его. – А? И разве ты опять-таки ничего не слышал о капитане Шустрове от сослуживцев? Капитан Шустров служит 20 лет и за все время службы он пальцем не тронул ни одного солдата. Капитан Шустров смотрит на солдата, как на сослуживца, как на товарища по оружию, с которым он, в случае невзгоды, будет бок-о-бок защищать отечество и, может быть, отдаст свою кровь. И он хочет, чтобы этот сослуживец уважал и любил капитана Шустрова.

В голосе капитана звучат задушевные нотки, он воодушевлен.

– Батюшки, – внезапно восклицает он, взглянув на солдата. – Что с тобой? Что ты? У тебя в глазах слезы? О чем ты? Ай-ай, как это нехорошо! Как это стыдно! Солдат, – и плачет! Ну, слушай, будь умницей, слушай. Иди на кухню и попей с денщиком чаю. А за чаем старайся ни о чем не думать. Разговаривай с денщиком о пустяках, смейся, кувыркайся, хоть на голове ходи. А потом приди сюда и расскажи то, о чем и тебя прошу. Будь умницей. Я знаю, ты расскажешь; будь уверен расскажешь. Иди…

Спустя некоторое время рядовой Степанов сидит на кухне с денщиком Шустрова, жадно схлебывает с блюдечка жидкий чай и говорит:

– И ничего я после этого, братец ты мой, понимать не могу, потому что у меня одна картофь на уме. Пенек, как есть пенек! А что ты будешь делать, когда у меня на картофь вся надежда была, а теперь взамен того вон что!

– Что?

– Снег! А из-под снега можно картошку достать? Можно? Вот то-то и оно! А если теперь картошка под снег пойдет, чего же дома есть будут, скажи ты мне? Разберись сам: ржи 37 пудов с батманом, яровины – ни Боже мой, и картофь под снегом. Резонно?

– Да-а.

– А ртов у нас в семье: батюшка, мать, сестренка, жена, да ребеночек трех постов. Это сколько? Пять? А ребенок трех постов может хлеб с лебедой глодать? Может?

– Да-а.

– Вот то-то и оно. Ребенку с лебеды не прозимовать! Крышка ребенку будет. Аминь! А разве он не сын мне? Как я себя теперь должен понимать? Вот оно дело-то куда пошло. Как же я после этого гранату могу превзойти? Какой я результат в себе окажу? А? Я гляжу на гранату, а вижу картофь. Капитану-то хорошо говорить, у него в голове мозги, а у меня картофь. А капитан осердился – просто беда! Я, говорит, 20 лет служил, никого пальцем не тронул, а тебя, говорит, сейчас помереть, поленом шарахну.

– Ну?

– Сейчас помереть. Я, говорит, свое отечество защищаю, а ты, говорит, полено стоеросовое, на меня позор наводишь? Тебе бы, говорит, чай глохтить, да по полу кувырдаться. Уж он меня, уж он меня, мыл, мыл, ай-ай! А сам из себя страшный сделался, сейчас помереть!

Степанов со вздохом умолкает; говорить начинает денщик.

– А ты это, земляк, вот что, – говорит он ему внушительно. – Ты это напрасно насчет картофи огорчаешься. Картофь достать можно будет.

– Ну?

– Попомни мое слово. Дождь упадет и снег сгонит. Ты замечай: туча с третьеводни откуда пошла?