Полено

– Откуда?

– С Казанского моста. А как туча с Казанского моста пошла, то и дождь тут. Это уж как по команде.

– Ну?

– Попомни мое слово. Дожь беспременно не нынче-завтра хлястнет. У меня другой день левая пятка чешется, стра-а-сть!

Он говорит вразумительно, без малейшего сомнения, и с каждым его словом лицо Степанова оживает; в его глазах загорается мысль и надежда. Они продолжают разговор.

Лица одушевляются, беседа льется, слышатся возгласы:

– Мне бы только картофь!

– Вот бы только просо обмолотить!

– Просо что! Просо тьфу! Просо и в сенях вальками обмолотить можно. Вот картофь бы!

Если бы капитан Шустров заглянул на кухню, он не узнал бы Степанова.

Его речь плавная, образная; жесты смелы и выразительны, в глазах мысль.

Он уже не полено, он орел.

Но капитану Шустрову не до этого. Вот уже полчаса, как он стоит в кабинете, у стены, перед портретом молодой женщины. Это его покойная жена, умершая десять лет тому назад. Лицо капитана сосредоточенно, на губах грустная и ласковая улыбка. Он глядит на портрет, вздыхает, шевелит усами, слегка жестикулирует и с тоской думает:

«Эх, Настёк, Настёк! И тебе не стыдно? Не жалко меня? И году со мной не прожила, ушла, меня одного с солдатами оставила! Скучно мне без тебя, Настёк! Солдаты, солдаты и солдаты… Тоска! Хот бы тебе год со мной пожить хот бы десять! А ты и наглядеться на себя не дала. Скупая ты, Настёк, злая, безжалостная! Помнишь, как мне весело с тобой было? Бывало, одни весь вечер сидим, а сколько смеху! Помнишь, в французские дураки с тобой дулись, и я 15 раз дурнем сидел? Я, ведь, нарочно тогда поддавался. Очень уж ты мило после каждой игры ручками хлопала! Голубка моя! Горлинка!»

Капитан Шустров протягивает обе руки к портрету, но мгновенно хватает себя за виски, отходит к письменному столу и с тоской думает:

«Не разговаривай ты со мной, Настёк; а то ведь опять пойдет на всю ночь эта музыка… А завтра мигрень, кали-бромати… Клянусь картечью…»

Он тихонько повертывается лицом в угол, тихонько достает платок и долго трет под очками свои глаза. И в эту минуту в кабинете появляется рядовой Степанов.

– Ну, что? Как? А? – спрашивает его Шустров.

– Выучил, ваше благородье.

И не дожидаясь приглашения, Степанов бойко, смело, без запинки, докладывает урок.

– Хорошо. Прекрасно, – говорит Шустров, – но чтоб ты не забыл урока, я тебе повторю его в последний раз. Слушай.

Он глядит в пространство тусклым, бесцветным, ничего не видящим взглядом и деловито говорит:

– Гранату отливают из пустоты; внутри она имеет Настёк, в который насыпают это… Низ гранаты называется верхом, а верх – дном…