Ничей

Я снова налег на кофе.

– Приезжай в гости на выходные, – предложила Марина. – Одуреешь, в своей Москве сидя.

– В своей? – ухмыльнулся я.

– Хватит подкалывать. Приезжай.

– Удобно будет?

– Не переживай. Катю бабушка с дедушкой заберут.

– Вовсе я не переживаю.

Под пиджаком, в чехле, приглушенно булькнул мой телефон. Я извинился и открыл новое сообщение. Но было оно не от Вячеслава Вячеславовича, а от Ники и состояло всего из одной фразы: «Давай жить вместе?»

Гамма моих эмоций, вовремя подавленных, к счастью, не выплеснулась наружу. Марина деликатно спросила:

– Неприятности?

– Бывало хуже, – ответил я, пряча мобильник.

– Так что, ждать тебя?

– Завтра скажу. У меня важный вопрос решается.

В подземном переходе у «Комсомольской» меня окликнули. Я обернулся и увидел прямо перед собой Ваню, персонального водителя моего последнего подопечного на выборах, так и не попавшего обратно в депутаты господина Макеева. Любитель послушать «Владимирский централ» стоял возле стены, фиксируя одной ногой клетчатый дорожный баул.

– Привет! Как жизнь? – автоматически сказал я, будто мы расстались только вчера, а не полтора года назад.

– Ничего, в Москве вот работаю, – радостно сообщил он.

– Кем?

– Баранку кручу, как всегда. Автобус у меня вместо джипа, компания «Межгород». По деньгам нормально выходит.

– А что Георгий Александрович?

– Ты не в курсе?

– Нет. Жив-здоров хоть?

– Дело на него завели. Пока подписка о невыезде, а там хрен его знает, что будет, – поведал мне Ваня.

– Юрин, что ли, постарался? – спросил я, помня о сложных отношениях между Макеевым и главой его Чеширского района.

– Юрина сняли давно, – поделился информацией с мест мой земляк. – Районом теперь бывший кореш Георгия Александровича рулит.

Он назвал фамилию. Я хмыкнул.

– Что, не мог он за Макеева заступиться?

Ваня, за баранкой джипа успевший набраться начальной политграмоты, неопределенно повел плечом.

– Своя рубаха ближе к телу.

– Сам-то не скучаешь по родине? – спросил я еще, чтобы заполнить пазу.

– Нормально, – флегматично повторил он свою оценку происходящего. – Вахтовый метод. Полстраны так живет.

«Вестник счетовода» раскачивался по своему обыкновению небыстро. Я, хоть и отклонился от графика, оказался в редакции одним из первых. Заварил еще кофе, сел перед компьютером и глубоко задумался. Ника подтверждала имидж отчаянной девушки, преподнеся очень своевременный сюрприз. После великой суши и тотального безрыбья события лились потоком. Но ключевым, конечно, оставался вопрос с новой работой. В то, что шеф сделает меня своим преемником, я не слишком верил, успев изучить его порывистую натуру. Тем не менее, и этого в наших условиях исключать не приходилось.

Конечно, я дико жаждал прояснения ситуации с оборонным заказчиком. Положительный результат разом аннулировал мои материальные трудности. А с их исчезновением и на личном фронте появилась бы широкая свобода маневра (сам собой возник из памяти анекдот о поручике Ржевском, который якобы служил членом суда). В принципе упускать не хотелось и Нику, и Марину, поскольку предыдущая сушь успела достать меня. Инициатива Ники явилась как снег на голову и несколько обгоняла мои планы. Девушка, разумеется, ждала ответа и я, уже одуревая от поглощенного сегодня кофеина, взялся-таки за телефон.

«Обсудим. Ок?» – написал я.

«Когда?» – очень конкретно отозвалась она.

«Очень-очень скоро», – рискнул я дать прогноз и снабдил его улыбочкой.

Ответа я ждал минут пятнадцать, рассеянно глядя мимо монитора в окно, но так и не дождался. Впрочем, само по себе это ничего не значило. Я знал, что в свое рабочее время Ника довольно сильно занята. В отличие от разгильдяев-журналистов.

Наконец, телефон опять булькнул. Сообщение, однако, было не от Ники или Марины, и даже не от стремительного пиар-консультанта. После суточного молчания напомнил о себе один из моих внештатных авторов, доктор наук, стратег и методолог. «Глубокоуважаемый Алексей Николаевич, – с изумлением прочел я, – в соответствии с предварительной договоренностью продолжаю завершать свою статью». Сохранив такое витиеватое сообщение для истории, я заверил автора в своем почтении и подтвердил, что продолжаю деликатно ждать посланий от него.

Самого писать или читать что-либо совершенно не тянуло. И я принялся вспоминать.

Мой бросок в Москву тоже был стремительным. Естественно, прежде я бегло прозондировал рынок через Интернет и обзвонил тех своих знакомых, которые не отличались чрезмерной болтливостью. На всякий случай я допускал, что нажитые мной враги могут периодически интересоваться моими делами и планами, как текущими, так и перспективными. Неболтливые знакомые были откровенны со мной и баснями не кормили: кризис не хуже катка, потерявшего управление, прошелся по информационному рынку столицы. Уволенных или находившихся на грани вылета журналистов заметно прибавилось. Кроме того, на все вокзалы и в аэропорты продолжали прибывать такие же, как я, ловцы счастья или хотя бы условного достатка.

Упорно повторяя, что обратной дороги больше нет, я высадился на перрон хмурым, довольно зябким утром, снял комнату через бывшего коллегу и приступил к освоению территории. Вакансии были. Примерно половина из них отсеивалась сразу, ибо касалась соискателей строго до тридцати пяти, а то и до тридцати. В большинстве оставшихся случаев работодатели делали упор, в том числе, на совершенное владение хотя бы одним иностранным языком (лучше двумя), а также на качественное образование. Под последним имелись в виду дипломы нескольких элитных столичных вузов. Всем вышеперечисленным, особенно вузом, я уверенно похвастать не мог.

Поначалу мне на электронную почту приходили только отказы. Звонки в кадровые службы или приемные медиа-менеджеров не помогали. Деловой журнал «Анфас» после такого звонка повторно запросил мой послужной список и далее заткнулся навеки. В еженедельнике «Многознатец», ориентированном на национальный капитал, что подчеркивалось им особо, мне ясно дали понять слабость моих провинциальных аргументов. В телекомпанию «Свет» я сунулся просто так, на удачу. По слухам, у них периодически появлялись свободные места. Там меня перекидывали из отдела в отдел, а к вечеру какая-то грымза, заставшая, кажется, еще первые опыты с телевещанием, объявила в трубку, что при необходимости со мной свяжутся. Это был тот же «Анфас», только сбоку. Еще один журнал, «Отчизна», заманивал зарплатой в шестьдесят тысяч, однако при визите туда выяснилось, что оклад составляет ровно в десять раз меньшую сумму. Остальное предстояло заработать на скромном проценте от продаж, будучи по совместительству рекламным агентом.

Когда я практически уверовал в то, что с телевидением в моей жизни покончено, поступил отклик с большого федерального канала. Свое резюме я закинул туда совсем уж рефлекторно, без всякой надежды. Да и теплых чувств к организации с названием из трех букв я отнюдь не питал. Давным-давно, на заре перемен, этот телеканал считался эталоном профессионализма. Потом, при укреплении властной вертикали, его несколько раз, для верности, зачищали и переформатировали, так что в итоге преобразили до полной неузнаваемости. Смотреть его я примерно тогда же и перестал, делая исключение только для футбольных трансляций. И вот судьба усмехнулась мне, подкинув приглашение попробовать свои силы в бригаде утреннего эфира.

Командовал бригадой шеф-редактор Митя, за спиной у которого висела взятая в рамочку благодарность от замминистра МВД. Как я позднее узнал, ее обладатель сделал первый шаг в профессию в телепрограмме об убийствах, грабежах, изнасилованиях и других тяжких преступлениях против личности. Стартовал он классически, как все юные стажеры: таскал штатив и кофр за старшими товарищами. За усердие был произведен в самый нижний чин. При очередной санобработке канала Митя лихо сиганул из репортеров в редакторы пугающей программы, где заметно поднял статистику показов сцен насилия и жестокости. Оттуда, уже с благодарностью от замминистра, его и передвинули на утренний эфир. Прежнему составу бригады попросту не продлили контракты и вышвырнули всех с пожитками за порог. Здесь это являлось нормой: трудовые договоры заключали на месяц, два или три, редко на год. Да и вообще, не очень их чтили.

– Тут своя специфика, – просветил меня Митя, взлохмаченный, как после аэродинамической трубы, и выделявшийся из общей кучи сотрудников оранжевой кацавейкой, невероятно модной в том сезоне. – Людям некогда во что-нибудь вникать, особенно утром. Так что краткость – наша сестра, понял?

– Понял, – кратко ответил я.

– Тему продюсер подкинет и с контактами поможет. Давай, вливайся! – и он убежал на очередную планерку на седьмой этаж, где окопалось главное начальство.

Вообще, начальство помельче почти всё время пропадало на каких-нибудь планерках и жутко срочных совещаниях. Коллектив, обученный определенным навыкам, творил на первом этаже, рядом с хозяйственными помещениями, вполне самостоятельно. Определенная специализация при этом существовала, причем политикой с экономикой здесь и не пахло. Показывали, как говаривал Митя, просто жизнь.

Фантастических размеров толстуха громко смаковала и собственноручно готовила к монтажу хронику разнообразных ДТП. Другая девушка, прямо противоположной комплекции, с уклоном в анорексию, регулярно освещала всякие неформальные тусовки, в том числе с элементами мистики. Компанейский парень Яша, с которым я быстро сошелся, был незаменим при проникновении со съемочной группой на охраняемые объекты. Он с беззаботным смехом вспоминал, как удирали от какого-то ЧОПа, и овчарка едва не цапнула оператора за зад.

Мне сначала выпало более простое задание. Из материала, отснятого и присланного коллегами-сибиряками, предстояло оперативно слепить сюжет о кошках, коим специальная городская служба в Тюмени вживила электронные микрочипы. Диктовалась эта мера заботой о братьях наших меньших, дабы они не потерялись в холода и зной. Кошек я люблю и без электроники, а действовать в высоком темпе привык еще на заре журналистской юности. Поэтому проблем с производством сюжета не возникло. Шефа Митю, который на следующий день щегольнул модными мокасинами, мой доклад почему-то не обрадовал.

– Озвучка у тебя не очень, – кисло сказал он. – Так в прошлом веке озвучивали.