Дуремары перестройки. Так все и было

Выдающихся людей в нашем городке не было. А у не выдающихся, мнения никто не спрашивал. Поэтому людям приходилось брать все, что было можно снять сверху, и выкапывать то, что еще осталось внизу. Выкапывали картошку с совхозных полей, а сверху снимали электрические провода, сдавая их в пункты приема цветного лома.

Короче, даже в нашем захолустье скуки уже и в помине не было.

КУЛЬТПОХОД

Наш городок уже два века стоял на большой дороге и имел дореволюционную характеристику – сорок кабаков и одна церковь.

За семь десятилетий строительства социализма внешне он изменился, но дух придорожного города в нем проживал. Число кабаков значительно уменьшилось, но народ приспособился – не менять же обычаи в угоду временщикам от политики. С местами проведения «культурного досуга» в городе проблем не было.

В хорошую погоду с походным набором: пузырь, стакан и закусон – народ перемещался в затененные дворики, на пляжики у реки, а по вечерам и на детские площадки.

В зимнее время ютились на тесных кухнях, где проходили обсуждения политических и местных проблем. Последние касались особо тонких технологий производства и переработки продукции.

Жены, заглядывая на кухню, поражались специфическим терминам, звучавшим в горячих дебатах: сорбенты, присадки, гидролиз.

Дело в том, что в городке было несколько высокотехнологичных предприятий. Поэтому кустарное производство убивающего скуку зелья здесь было не в чести. Зачем разводить эту мороку, если на родном предприятии можно разжиться спиртом или содержащими спирт растворами. Любимой присказкой горожан было:

Н

О девиз не наш.

Наш – С

Н

ОН!

В городе уважали специалистов с химическим уклоном, способных определить по оттенкам степень опасности раствора. Особенно был известен лаборант пищекомбината Миша по прозвищу ОТК. На импортном оборудовании он мог очистить любую спиртосодержащую смесь. За простую очистку Миша брал пятую часть исходного материала, за сложную – треть. Качество было гарантировано, ведь пробу Миша всегда снимал сам.

Но, как говорится, в семье не без урода. И были, были люди, которым такое культурное общение было совсем не в радость. На роль урода претендовала местная интеллигенция. Свой досуг они пытались разнообразить как могли. Два-три раза в году в городской Дом культуры заезжали артисты среднего пошиба. Два раза в году в выставочном зале проводились выставки местных художников и скульпторов.

Вот на такую выставку я погожим осенним днем и отправился. Там и состоялась очередная встреча с нашим героем.

Новая встреча

Поднявшись на второй этаж, в лекционный зал общества «Знание», я увидел расставленные стенды и пару притаившихся скульптур в углах.

Застывшую экспозицию оживляли несколько вяло передвигавшихся посетителей, явно убивавших здесь время. Один из посетителей явно выделялся, так как вел себя странновато. Он резко переходил от одной картины к другой, застывал, делал какие-то несуразные движения, из которых самым понятным было почесывание в затылке, что-то бормотал и переходил к следующему стенду.

В этом посетителе я сразу узнал Снеткова. Подойдя ближе, встал за его спиной. Почувствовав это, он мельком взглянул в мою сторону, но, видимо, не узнал. Я вежливо поздоровался, на что он кивнул и продолжил изучение «шедевра» местного живописца.

На картине был изображен зимний пейзаж с двумя невзрачными кустиками на фоне безбрежной белой равнины. Видимо, у художника белая краска имелась в избытке и он размашисто измазал ею кусок холста размером метр на метр.

Следующим был тусклый невзрачный пейзаж, но уже в сероватых тонах, видимо живописцу удалось разжиться черной краской, которую подмешал в белую.

– Свежо… – негромко произнес Снетков, – даже очень свежо.

– Да чего же здесь свежего? Грязь одна, – возразил я.

– Да нет, судя по дате написания – очень свежо…

Действительно, дата указывала на то, что картина была завершена за день до открытия выставки. Пейзажист явно был нацелен на количество работ и определение «выдающийся» относил к тем творцам, кто выдал на гора больше работ.

Мы прошли к полотнам следующего автора, представившего любителям изящных искусств галерею портретов наших современников. Сверху шла надпись «Гимн трудовому человеку». Это были сплошь герои труда, которые своим слегка озверевшим видом показывали, что выполнить пятилетний план в четыре года для них семечки. Вспомнился плакат висевший у моей бабушки в глухой деревне с радостными лицами доярок. Здесь радостных лиц я не заметил.

Завершал экспозицию автопортрет художника.

– Не сомневаюсь, что кто-то в его в роду был гениальным, – заключил Снетков, вглядываясь в лицо художника

– Одно жаль, что он унаследовал от даровитого предка лишь высокий лоб.

– Где написано, за ним ничего нет – добавил я.

Снетков резко повернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Мы, кажется, с вами где-то встречались?

– Алекс, – подсказал я, вспомнив, что именно так он окрестил меня во время первой встречи.

– Да-да, припоминаю…

Василь протянул мне руку.

– Рад тебя видеть, дружище!

Настроение мое улучшилось, у него, я понял, тоже. Мы уже не так внимательно смотрели на полотна, переключившись на обсуждение темы выставки «Роль живописцев в осуществлении перестройки».

Завершали экспозицию авангардные картины с элементами абстракции. Среди однотипной мазни наше внимание привлекло живописное полотно. На фоне полуобнаженных женщин было изображено старое морщинистое лицо. Под картиной надпись: «Казанова». Снетков отступив на полшага, заключил:

– Судя по его морщинам, пахал он много и глубоко.

– А судя по нашим гладким мордам, мы сачки, что ли? – мы оба рассмеялись.

Зигзаги

На улице уже совсем распогодилось. Настроение на подъеме, здоровье не тревожило, мысли хорошие и только планов никаких. В выходные я любил плыть по течению и наслаждался свободой. Всегда считал, что для проявления активности вполне хватает рабочих дней с их распорядком. Видимо, почувствовав мое настроение, Снетков отреагировал заявлением:

– В отличие от людей, которые тяжело переносят выходные, я тяжело переношу и будни. Ну что, продолжим?

Меня даже обрадовала возможность провести остаток дня в таком обществе. Я кивнул в знак согласия.

– Предлагаю навестить местный андеграунд в лице Степы Пчелкина. Он живет здесь, за углом.

Я молча пошел рядом. Но пройдя десяток шагов Снетков внезапно остановился и глубокомысленно заключил:

– Но идти к нему с пустыми руками – это же несерьезно, нас могут не так понять. Слушай, у меня талоны на водку уже тю-тю. Что делать-то будем?

У меня, как ни странно, они были не отоварены. Достав из потаенного карманчика стопочку разноцветных бумажек, я вытянул оттуда желтенький с надписью «Октябрь 1 литр»: