Отчина. Связь веков. Исследование рукописи

В «Отчине» о начальном этапе войны повествуется столь же образно, но гораздо ярче и поэтичней:

«По мерзлой земле запрыгала пушечная пальба, зарево задрожало над замками, и побежала Ливония, пугаясь росших в поле деревьев».

Читая очерки Леонида Зурова, как бы слышишь разговорную речь того времени. И хотя стилистика повествования в «Отчине» иногда напоминает тексты иноков-летописцев, в ней явно присутствуют и элементы былинной напевности, заимствованные из устного народного творчества:

«…где спали горбатые валуны, настигла их изборская рать, и после сечи легла Литва, примяв мох».

Поначалу мне захотелось выписать для себя лишь отдельные, особо задевшие меня строчки. Затем начал набирать небольшие отрывки из текста – может, пригодятся. Но в конце концов решил полностью перевести текст рукописи в электронный вид, сам еще не понимая для чего.

Набор текста творческой работой назвать трудно, однако для меня это занятие превратилось в увлекательное путешествие в прошлое, в том числе и в историю развития русского языка. Не замеченные при первом прочтении слова и фразеологические обороты яркими мазками дорисовывали созданные Л. Зуровым образы. Они же подарили мне и небольшие филологические и этимологические открытия. В очерке «Малая обитель» читаю:

«В перемирные годы закладывал Псков стены каменные».

Здесь идет речь о событиях, происходивших после 1482 года. Тогда, после осады Изборска и Пскова (1480—1481 гг.), с Ливонским орденом на 10 лет был заключен мир. В то время на жизнь одного поколения псковичей выпадало несколько войн, потому народ этим коротким мирным периодам и дал такое точное определение – перемирные годы. Там же перечисляется помощь, оказанная местным населением нарождающейся обители:

«Мужики подарили им мерина и поженки из былья чьих-то перебитых Литвою жильцов».

Поженки здесь прочитываются как сельскохозяйственный инвентарь, производное от пожня (сжатое поле) – то есть поле, которое обжали. И тут возникает ассоциация со словом пожитки, ведь хлеб на корню в период переработки и закладки на хранение называли житом. Житом именовали и хлеб, оставленный крестьянином для себя, в отличие от излишка, который, превращаясь в товар, уже назывался зерном или хлебом. Слово пожиткимогло означать все необходимое для выращивания и хранения жита: соху, серп, цеп, вилы, мешки, лари – первое и самое главное крестьянское имущество. И лишь потом, когда от жита образовалось слово жизнь, значение словапожитки стало шире: общее название имущества, необходимого для жизни.

О возведении первой в обители деревянной церкви Леонид Зуров пишет так:

«На горе срубили они церковь Антония и Феодосия. Сообща вывели над крытым драницей шатром купол, из железа сковали бильце».

Что такое бильце? В старину многие монастыри за бедностью не имели возможности отлить колокола, потому вместо них применялось било. Оно могло быть деревянным, медным, железным. Ну а бильце – это всего лишь маленькое било.

Било

А вот еще одна интересная догадка. В начале очерка «Корнилий» идет перечисление занятий будущего игумена Псково-Печерского монастыря в период отрочества:

«…свечи скал, дрова рубил, и был искусен в письме иконном».

Так вот скал не что иное, как форма глагола скалить(скатывать). В те времена свечи еще не отливали, а скатывали из разогретого и размятого воска, заложив внутрь фитильную нить. Кстати, наиболее вероятно, что именно от глагола скалить произошло известное нам слово скалка.

В том же очерке описывается благословление игумена Корнилия на начало строительства каменных стен. При перечислении наемных рабочих называются две не встречающиеся в современном языке специальности – стенщики и ломцы. Если со стенщиками все понятно – это каменщики, то ломцы давно ушли в историю. Это были рабочие каменоломен – на Псковщине их называли выломками. В русском языке осталось название их основного инструмента – лом.

В очерке об осаде Пскова рассказывается, как крестный ход из Печер встретил «…гонцов, что, надев на копья шапки, кликали по деревням, чтобы все жгли свое обилье и ехали в осаду». Обилье в данном случае означает то, что невозможно было увезти с собой или спрятать. Впоследствии от корня этого забытого существительного произошло слово изобилие.

В очерках Л. Зурова многие слова и выражения поначалу могут показаться непонятными, на самом же деле они являются прародителями современной лексики. Например:

сумежьи земли – земли, прилегающие к меже, границе, т.е. приграничные;

отынил – производное от отынить, то есть поставить забор, тын; отгородить;

кольчатый панцирь – спаянная из колец кольчуга (от слова кольцо);

ротовище – древко с высверленным отверстием, внутрь которого вставлялся наконечник копья;

подъезды и навести – дороги к монастырю, второе – от глагола вести, отсюда навестить;

«…и многие стопицы потянулись к лесному монастырьку».

Стопицы – это тропинки и дорожки, протоптанные к обители богомольцами.

Неоднократно в рукописи встречается определение, от которого также веет поэзией: обозерские рыбаки. Так называли рыбаков с Псковского и Чудского озер, соединенных широкой протокой. Это сложное слово звучало бы менее красиво, будь оно образовано от словосочетания два озера.

Нет никакого сомнения в том, что автор очерков был талантливым человеком, ему часто удается всего лишь одним словом расцветить целое предложение:

«Приступая к работе, начиная затвор в тишину, становились они на молитву».

«…ветер ровно держал стяг Нерукотворного Спаса, а за кораблями бусами тянулись груженые белым льном ладьи».

«Оставив мирской мятеж, ушел он из Пскова, и в Печерской обители возложили на него иноческий образ».

Удалось Леониду Зурову передать и эмоциональную сторону жизни в те тяжелые и скорбные для Пскова и Новгорода годы. Простыми образами и обычными словами он смог передать ужас и страдания от несчастий, обрушившихся на русских людей:

«В чужих следах были поля. По весне не зацвели посеченные сады, пчелы не прилетели на разоренные пасеки», – пишет автор об опустошительных набегах литовцев;

«В заморных, заколоченных домах, живые, не смея выйти на улицу, помирали голодной смертью, а бежавшие в леса питались листьями и мхом» – это горестное описание эпидемии чумы;

«Взметывало головни, выбрасывало клуб за клубом шумное, как весенний ревущий поток, искорье, гнало пламя по крышам, взрывало высушенные огненным зноем сады» – так повествуется о невиданном пожаре в Пскове.

О трагических событиях XVI века рассказывается в очерке «Корнилий». Иван Грозный объединял русские земли мечом и кровью. Порубежные лифляндские территории он тоже хотел присоединить к Московии. В 1559 году началась Ливонская война. Татарская конница Тохтамыша сеяла в Ливонии ужас:

«Татары из царского войска за ноги волочили старых кнехтов и молодых дворян в заросшие кустами овраги. С башен замков ливонские девушки увидели бегущих и тучами шедшую по полям и дорогам Москву».

Но за кратковременными победами последовали поражения. Грозный видел причину военных неудач в предательстве воеводы Андрея Курбского, перешедшего на сторону Литвы, и в готовящихся заговорах. Царь считал, что Псков и Новгород не излечились от «вечевой заразы», и опасался, что они могут перейти на сторону Литвы. Грозный решил упредить измену и сам пошел во главе опричников карать русский народ:

«На вороных конях, то шагом, позванивая в трубы, то с присвистом и гиком, пуская пылью, шла верная в своем сиротстве опричина».

Из всех исторических личностей, представленных в очерках, наиболее точен портрет Ивана Грозного. Автору удалось ярко выразить внутренние терзания царя. Мы видим жестокого затравленного тирана, ненавидевшего всех, в том числе и свое окружение. Убивал и каялся государь, убивал и каялся:

«От поклонов был темен, словно закопчен его лоб, а кожа пальцев изранена колокольными веревками».

Средневековые авторы и нынешние историки отмечают характерную особенность натуры Ивана IV – непредсказуемое чередование гнева и раскаяния. Об этом мы находим сведения и на официальном сайте Псково-Печерского монастыря: «Свидетельством раскаяния царя Иоанна Васильевича служат щедрые пожертвования Псково-Печерскому монастырю, сделанные им после кончины Корнилия и, как утверждают, именно в память этого мученика. Он оказал обители много благодеяний и много способствовал украшению ее, наградил селами, золотом, разными книгами и многими другими потребными вещами, а из собственных его царских вещей в память оставил цепь золотую, в коей 19 звеньев золотых, монет весом 42 золотника, нож, вилку и ложку в серебряной оправе, орчаг седельный, трубу военную и денежный кошелек, два ковша серебряных весом оба 1 фунт и 87 золотников».

Пропитан глубоким патриотизмом и уважением к подвигу наших предков очерк «Осада Пскова». Набатом отдается в сердце описание батальных сцен:

«Посеченные грузно оседали на землю, их заступали другие. Цепляясь за наваленные, как ржаные снопы, теплые трупы, отползали раненые и, умирая, крестились на знаменный лик.

Всем казалось, что медленно течет солнце. Пот бежал по серым от пыли, забрызганным кровью лицам».

Читатель ощущает себя рядом с защитниками города. Видимо, это дано было прочувствовать и самому автору, иначе не смог бы он так искренне описать драматическую оборону Пскова.

Время летит быстро. Леонид Зуров был ближе к событиям, происходившим четыреста-пятьсот лет назад, почти на век. Но за это неполное столетие мир изменился не меньше, чем за все предыдущие века. Сегодня уходит в прошлое официальный, подкорректированный государями и вождями взгляд на историю. В поле зрения современных исследователей попадает все больше исторических материалов, среди которых и первоисточники, когда-то недоступные для рядовых граждан. «Отчина» именно такой исторический документ, хотя это прежде всего литературное произведение.

Конечно, не все в рукописи соответствует имеющимся официальным версиям, особенно это касается первых двух очерков. Документальных источников о возникновении Печерского монастыря не сохранилось, и потому автор опирался на предания и легенды. И пусть Леонид Зуров не сделал больших исторических открытий, но ему удалось передать дух времени, который стоит большего, чем сухие цифры и факты. Сегодня нам всем очень важно ощутить связь между прошлым и настоящим, между нами и нашими далекими предками: крестьянами, пушкарями, стрельцами, иноками святой обители, защищавшими свою отчину, творившими историю родной земли. Мне радостно, что труд Леонида Зурова сохранился до наших дней. Очень надеюсь, что через восемьдесят лет после создания, «Отчина» наконец дойдет до широкого круга читателей.

Малая обитель