Леший.

Витя услышал команду, как робот наклонился над столом, и смачно втянул в себя кокаиновую дорожку. В это же время владелец особняка ввел код на ячейке и запустил внутрь руку. Раздались чавкающие звуки и писк.

– Укусит щас, ты чего! – вдруг закричал Витя.

– Да он беззубый и мягкий, как говно, скользкий весь такой, хороший свежий, анчин наш красавчик просто, – выдал поток мыслей Влад.

После нескольких попыток ему все-таки удалось достать Аука и бросить его в чашу. Глаза сказки начали бешено сокращаться, а маленькие слабые руки обхватили волосатое запястье Влада.

– Ау-ау-ауууу, я тебя все равно найду… – запел человек в халате, вжимая Аука в чашу и начав дико смеяться. Витя хлопал в ладоши и старался подпевать, но его «Ауу» прерывалось непроизвольными хрипами и хрюканьем. Меня начинало тошнить, и я вдруг осознал, что не могу встать со стула, настолько ватными стали ноги.

Влад схватил нож и вонзил его в живот Аука. Сказка начала издавать булькающие звуки, но их перекрывали вопли восторга от хозяина и его гостя:

– Свеженький сок, свеженький! Ай как хорошо! – кричали они, когда из живота сказки хлынула та самая жидкость, что еще оставалась на дне моего стакана, и начала наполнять чашу для супа.

Я беззвучно открывал рот в отчаянии, когда мертвые глаза Аука смотрели на меня. Как тот окунь, который хотел выплюнуть крючок. Я поймал его на озере недалеко от Тамицы, там, где очень жарко и тучами летают комары. Но почему ты такой жадина, окунь, и проглотил крючок полностью? Теперь мне придется тянуть за леску, и слышать, как отрываются твои кишки и ломаются жабры. Я достану крючок вместе со всеми твоими внутренностями, которые будут какое-то время блестеть на солнце и привлекать мух. А потом они упадут в озеро, спугнув водомерок, и на поверхности воды появятся несколько пузырьков, выпущенных Водяным. Он точно запомнит меня и утащит на дно озера при первой же возможности. В следующий раз я увижу тебя в супе, мой милый и несчастный окунь. И ты будешь плавать там с белыми, безжизненными глазами, как и бурлящие вокруг тебя картошка с луком. А затем мы с братом пойдем за березовым соком. За ночь набралось совсем мало, но мы сделаем вид, что тащим полные бидоны. Будем идти и сгибаться от тяжести, чтобы обмануть дедушку с папой. Когда мы вернемся домой с рыбалки, бабушка увидит у меня на шее пузатую точечку, и закричит «Клещ!» Тогда все прибегут смотреть на клеща, и прямо у всех на глазах он будет раздуваться и свисать с моей шеи до самого плеча. Бабушка попробует оторвать насекомое, но лишь надорвет ему пузо острым ногтем. После того, как клещ издаст свое последнее и очень тихое «Ау», из его живота брызнет струя березового сока, наполняя все ведра и бидоны на даче. А когда он станет совсем пустым, то спрячется у меня под кожей, свернется калачиком и заснет.

И мне так хочется увидеть его сон и раствориться в нем, исчезнуть полностью.

Сказки на ночь

Вдалеке шумел водопад. А это означало, что мы уже приближаемся к спуску на Вяземские болота. Мой взгляд тонул в акварели объятого солнцем плато. Пот стекал со лба, превращая ландшафт в причудливые наброски эскизов с едва заметными очертаниями. Отыскав засохшими губами торчащую из рюкзака трубку, я втянул только горячий воздух и разочарованно замычал.

– Через час дойдем, не ссы. Слышно уже водопад. – Услышал я голос справа.

Я ничего не ответил, чтобы сохранить остатки энергии. Мне казалось, что каждое сказанное слово будет разряжать мой аккумулятор. Ведь даже батареи роботов Suzuki Redstar надо иногда подзаряжать. Тем более, я всего лишь старая модель-погрузчик, а солнечную кожу устанавливают на более совершенные модели. Например, на ту, что идёт рядом со мной.

– 

Ну здравствуй, Эльзочка!

Богдан Иванович остановился и бросил рюкзак на землю. Я поднял голову и увидел небольшую опушку с деревьями, которые отбрасывали на траву манящую тень. Добравшись ползком до ствола большой сосны, я упал на рюкзак и провалился в беспамятство.

Пребывая на грани сна и реальности, я всё еще шел к водопаду. Эльза шумела совсем рядом, заглушая скрип моих несмазанных подшипников. Подойдя к самому обрыву, я задумался о страхе. Могут ли роботы бояться? Если я сделаю один шаг и упаду вниз, моё металлическое тело разобьется о камни и медленно уйдет на дно. Разве не прекрасно будет смотреться моя голова на дне реки, освящая темноту глубин? А когда мои глаза погаснут, я стану своим среди камней, которые ужи приблизились к вечности, и вода будет нежно ласкать мои щёки. Поэтому я шагнул вперед, и полетел вниз. И шум Эльзы был так похож на грохот конвейера моей родной японской фабрики.

Я очнулся от запаха гречки. Богдан Иванович уже поставил свою палатку и готовил еду на газовом баллоне. Стараясь не упустить остатки сна, я вспомнил походы с папой и запах гречневой каши с тушенкой. Или запах консервированного мяса из Голландии, которое привез дедушка. Но в приготовленной Богданом гречке был только монгольский протеин, который стоил бешеных денег, но был совершенно безвкусен. Я достал ложку и без удовольствия зачерпнул кашу из котелка.

Еда мгновенно разлилась теплом по моему телу, снова наполняя организм потерянной энергией. Богдан Иванович бросил мне свой термос:

– Пей, чтобы восстановиться. Я туда добавил лапки кикиморы.

Я молча припал губами к стальной поверхности термоса. Эффект от лапок появился сразу: по всему телу пробежали мурашки, а волосы на голове как будто встали дыбом от разряда электрического тока. Мне сразу захотелось спуститься с водопада и продолжить поход.

– Не обманывай себя, сегодня больше не пройдешь, – усмехнулся Богдан Иванович, словно прочитав мои мысли, – Просто ноги подкосятся и улетишь с обрыва нахуй.

– Я подумал, что можем заночевать под Эльзой.

– Даже если спустимся, там нас кикиморы затрахают. А здесь хорошо, спокойно. Смотри, снова глядит!

Из реки на нас смотрела русалка, держа в зубах рыбу. Видимо, она уже успела ее пожевать, потому что рыбьи кишки смешно намотались на ухо и прилипли к мокрым волосам. Подобное зрелище наверняка могло бы испортить аппетит, но только не тому, кто ест гречку с монгольским протеином. Смуров подобрал с земли корягу и бросил в русалку, промахнувшись на несколько метров. Разжав зубы и выпустив рыбу, русалка начала петь: «Киииииии мииииииии вуууууу жиииии вооооо нииииии», издавая отвратительные писклявые звуки.

– Не, ну это просто невозможно слушать, – сказал Богдан и подошел к реке, подобрав увесистый булыжник. Русалка обрадовалась такому повороту событий, видимо подумав, что ей удалось соблазнить охотника. Она даже не испугалась, когда Богдан Иванович замахнулся булыжником и закричал. «Почему он не бросает камень?» – промелькнуло у меня в голове. Но старый анчин всё-таки не удержался и бросил камень рядом с русалкой, подняв волну и прогнав ее под воду.

– Вы правильно сделали, что не убили русалку, – сказал я Смурову, когда тот вернулся на своё место.

– Зачем мне ее убивать? Такое же живое существо, как мы.

– А у вас что-то было с русалкой? – неожиданно спросил я, заметив нескрываемое смущение Богдана Ивановича.

– С этой мразью? Ну… нет, конечно. Я ведь привитый, если она поет, пытается соблазнить – мне поебать.

– Но раньше ведь прививки были менее качественные. Меня вот укололи сразу норвежской, и я никогда не видел русалку в ее колдовском обличии, как в настоящей сказке.

– Ёб твою мать, всё-то ты знаешь… Эта история не для детских ушей.

– Ну расскажите, Богдан Иванович. Интересно ведь!

– Не называй меня Богдан Иванович, я тебе дед-пердед какой что ли? – занервничал анчин, – Бля ну было один раз, да.

Я улыбнулся и лег на траву, подпёршись локотком о рюкзак. Старый анчин посмотрел на меня, подняв брови, и замотал головой:

– Сука, ну ладно… Жил я тогда в деревне Чаваньга, на берегу Белого моря…

– А у меня папа тоже с белого моря, только вы получается с северного берега. А он с южного.

– Так вот, было мне лет двадцать пять что ли. Я только стал анчином, получил свою первую прививку – тогда еще новичкам делали отечественные говняные, бегал с ней только за ауками. Летом вот приехал в деревню отдохнуть, мужики там каждый день выходили в море рыбачить, ну и я с ними. А в тот день захотелось что-то на речку сходить, давно не ловил рыбу там. Нашёл червей на грядке да пошел. Устроился у берега, и дождик пошел такой мелкий, неприятный. Я курткой накрылся, думаю – похуй, без улова уходить нельзя, засмеют ведь мужики. Сижу вот так и слышу пение. А у нас в деревне была такая Наташка Гаврилова, пела так что взгляд не отведешь, даже на конкурсы всякие в Рейнмур ездила. Я и подумал сначала – неужели Наташа поёт? Дождь ведь идёт, погода говно полное, что она у речки делает? А потом вслушался и понимаю – да не она это! Наташка поет красиво, конечно, но иногда какое-то придыхание в ее голосе слышится или хрипотца, песня льётся, да не совсем ровно, с изъяном короче. А тут слушаю – ну просто сладость чистая: мелодия уши греет, теплом обволакивает. И дождь меня уже не холодит, а ласкает, как лучи солнца. Ну я поднялся и на голос пошел, вижу – сидит красавица возле берега. И красоту ее описать невозможно, волосы русые спадают до самых плеч, а как на меня посмотрела и улыбнулась – я в этом взгляде будто растворился, подбежал к ней и поцеловал сразу.

Я не выдержал и рассмеялся, чем вызвал гнев Богдана Ивановича:

– Что смешного, блядь?

– Да вы рассказываете, как настоящий сказочник!

– Ты охуел? Я тебе сейчас вообще ничего не расскажу.

– Я извиняюсь, продолжайте пожалуйста.

– Так вот, я наклоняюсь, целую ее, и просто проваливаюсь в какой-то сон. И в этом сне всё мое тело будто окутано благодатью, и, ну это самое, ну…

– Чувствуете возбуждение!

– Вроде того, – сказал Богдан, слегка смутившись, – Ты можешь помолчать просто, когда я рассказываю? Ну и во сне этом всё происходит.

– Что происходит?

– Так сложно понять, что ли? – Богдан Иванович покраснел и снова разозлился, – Ну мы с ней, как сказать, слились воедино.

– Понятно, – ответил я, еле сдерживая смех.

– А потом я очнулся, и подо мной лежит это скользкое, вонючее, отвратительное создание, всё в тине и кишках. А мой, ну…хуй…внутри.