Портрет с девятью неизвестными

Катрин нахмурилась, остановив взгляд на изображении. Слова Пьера прокрадывались в её сознание, оставляя невидимый след.

– Жертвы? – переспросила она. – Каким образом?

Пьер повернулся к ней, сохраняя спокойствие, но в глазах мелькнул странный блеск.

– Согласно легенде, маркиз участвовал в ритуалах, чтобы обрести бессмертие. Для этого требовалось заключить души девяти человек в магический объект. Картина стала таким объектом.

Филипп вздрогнул, будто почувствовал невидимое прикосновение. Он попытался перевести разговор в шутку, но его голос прозвучал глухо:

– Жуткий способ стать бессмертным. Почему именно картина?

– Потому что она вечна, – тихо ответила Жанна сама себе.

Её слова прозвучали так неожиданно, что все обернулись к ней. Пьер кивнул, улыбнувшись еще шире.

– Именно. Холст сохраняет то, что исчезает в реальности. Но в случае с этой картиной… она хранит души. И, как утверждают, забирает их.

Софи ахнула, невольно потянувшись рукой к горлу, словно что-то невидимое сжало её.

– Забирает? – переспросил сдавленным голосом Антуан. – Вы хотите сказать, что…

– Я ничего не утверждаю, – мягко перебил Пьер, разводя руками. – Но, если верить легенде, каждый, кто слишком долго смотрит на картину, становится её частью. Не физически, конечно, а… скажем так, духовно.

Слова Пьера эхом отозвались в обеденном зале. Ветер за окном усилился, ставни заскрипели, а огонь в камине затанцевал, отбрасывая на стены тени, которые выглядели слишком живыми.

– Это смешно, – хрипло рассмеялся Леон, но в его голосе слышалась неуверенность. – Картины не могут забирать души. Это просто фантазии.

– Возможно, – мягко согласился Пьер, снова поднимая бокал. – Но разве не в фантазиях мы видим отражение своих страхов? А иногда эти страхи становятся реальными. Особенно здесь, в Альпах. Горы, знаете ли, имеют свой характер.

Его слова прозвучали как издёвка и предупреждение одновременно. Катрин прищурилась, внимательно изучая лицо хозяина, но на нём было лишь идеальное спокойствие.

– А что случилось с маркизом? – вдруг спросил Филипп, его голос дрогнул. – Он ведь не стал бессмертным, раз его уже нет.

Пьер слегка склонил голову:

– Увы, нет. Говорят, он сам стал частью картины. Его душа теперь заключена в ней, как и души тех девяти фигур. Разумеется, это всего лишь легенда. Но кто знает, что скрывается за старинными красками?

Лицо Софи побледнело, когда она резко встала:

– Простите, мне нужно немного воздуха, – прошептала она и направилась к выходу.

Антуан порывисто поднялся, но Пьер жестом остановил его.

– Не беспокойтесь, доктор Делькур. Наша веранда идеально подходит для размышлений. Позволим мадам Делькур немного побыть одной.

Напряжение витало в воздухе, как перед бурей. Никто не решался заговорить, но все взгляды снова и снова возвращались к картине. Гости точно ждали, что её фигуры вот-вот сойдут с холста.

– Любопытная история, – наконец сказал Филипп Готье, но его голос звучал напряжённо. Он сделал большой глоток из бокала. – Хотел бы я сказать, что это просто легенда, но теперь я не уверен.

– Такие истории созданы, чтобы будоражить наше воображение, – вмешался Антуан, бросив взгляд на все еще бледную жену. – Однако они слишком легко находят отклик в уставших от здравого смысла.

Пьер лишь усмехнулся. Но его лицо, как и прежде, оставалось непроницаемым.

– В легендах всегда есть доля правды, – заметила Жанна, обхватив ладонями свой бокал, как делают люди в попытках согреться. – Мы не можем понять их до конца, но они цепляются за наши страхи.

Леон Буше, уже изрядно выпивший, хрипло, но невесело рассмеялся:

– Страхи? О, да, мадам Дюваль, у каждого свои страхи. Но боюсь, сегодня наш общий страх – это портрет. – Он ткнул пальцем в сторону картины и сделал ещё один глоток. – Интересно, кто из нас первым увидит, как фигуры начнут двигаться?

Софи ахнула, выронив из дрожащих пальцев вилку на тарелку. Звук прозвучал оглушительно в повисшей тишине.

– Прошу прощения, – прошептала она, вставая из-за стола. – Мне нужно отдохнуть.

Антуан хотел последовать за ней, но Софи остановила его жестом:

– Нет, мне лучше побыть одной.

Пьер проводил её взглядом, лишенным и сочувствия, и осуждения – только пристальное внимание.

– У каждого своё восприятие, – наконец сказал он. – «Ля Вертиж» влияет на каждого по-своему. Горы усиливают чувства, а старые стены хранят больше историй, чем мы можем себе представить.

– Вы уверены, что это горы? – резко бросила Катрин. Её глаза блестели подозрением. – Или это вы создаёте атмосферу, месье Моро?

Улыбка Пьера стала чуть шире, но ничуть не теплее.

– Атмосфера создаётся нами всеми, мадемуазель Лаваль. Мы привносим в неё то, что скрыто в наших сердцах. Но, возможно, отель действительно помогает раскрыть это.

Его слова повисли в воздухе, ещё больше усиливая напряжение. Никто не решался разрядить обстановку. Тишина, густая и давящая, вскоре воцарилась за столом.

Пьер первым нарушил молчание, медленно поднявшись.

– Благодарю вас за этот вечер, господа. Завтра вас ждёт много интересного. Надеюсь, ночь в «Ля Вертиже» подарит вам покой.

Один за другим гости начали подниматься. Их движения были осторожными, словно каждый из них не хотел показывать своего страха, но стремился покинуть обеденный зал как можно скорее.

Филипп задержался у камина, и его взгляд застыл на портрете:

– Эти фигуры… Они кажутся такими знакомыми, – пробормотал он.

Пьер мягко коснулся его плеча.

– Это всего лишь отражение нашего восприятия, месье Готье. Иногда мы видим в картинах то, чего там нет.

Филипп вздрогнул и покачал головой, пытаясь стряхнуть наваждение.

– Да, конечно. Возможно.

Когда последний из гостей закрыл за собой массивную дверь своей комнаты, в отеле воцарилась глубокая тишина. Только огонь в камине продолжал потрескивать, отбрасывая на стены призрачные тени.