Портрет с девятью неизвестными

Антуан Делькур был мужчиной средних лет, с крепким телосложением и немного усталым лицом. Его короткие русые волосы начинали седеть на висках, а серые глаза выражали скрытую напряжённость. Небольшой шрам на левой щеке и сильные руки выдавали врача, привыкшего работать быстро и точно. В его осанке чувствовалась ответственность, но и внутренняя борьба.

Софи Делькур, женщина невысокого роста, обладала хрупкой фигурой и тонкими чертами лица, казавшимися почти фарфоровыми. Её пепельно-русые волосы были всегда аккуратно уложены, подчёркивая изысканность и спокойствие. Но в её голубых глазах иногда появлялась тень то ли скрытой боли, то ли сомнения. При этом её движения были мягкими, пусть и порой нервными.

Пьер встретил их с неизменным изяществом человека, привыкшего угадывать мысли ещё до того, как их облекли в слова.

– Доктор Делькур, мадам Делькур! Добро пожаловать в «Ля Вертиж». Надеюсь, дорога не была слишком утомительной?

Антуан натянуто улыбнулся и коротко пожал руку хозяина:

– Да, благодарю. Отель…

– Великолепный, – перебила Софи. Её голос прозвучал шёпотом, будто боялась потревожить тайны, укрытые в этих стенах.

Пьер чуть склонил голову, изучая гостей, как шахматист перед первым ходом:

– Рад, что вы прибыли. Позвольте показать вам ваши комнаты. «Ля Вертиж» славится своим уютом, особенно для таких достойных гостей.

Антуан и Софи обменялись короткими взглядами. Они ничего не сказали, да и звуки их шагов утонули в толстом ковре, оставляя за собой едва слышное эхо напряжения.

Пьер задержался у картины над камином, и его глаза блеснули в свете пламени.

– Завораживает, правда? Но это не просто украшение. История картины – тёмная смесь страсти и жестокости. Маркиз де Сад и его девять… жертв.

Антуан нахмурился, его взгляд изучал полотно, будто стремился заглянуть за его границы:

– Девять жертв? Но его заключили в тюрьму за иные преступления, – заметил он, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

Пьер рассмеялся, а его смех эхом разнёсся по вестибюлю, словно всколыхнув тени в углах:

– Альпы искажают реальность. Говорят, его жертвы заключены в этой картине заклятием самого маркиза.

Софи вздрогнула. Её лицо обратилось цветом снега за окнами:

– Это… ужасает, – прошептала она, обхватив себя руками.

Антуан задумчиво кивнул. Его губы изогнулись в странной полуулыбке.

– Но это завораживает. Тёмные стороны истории всегда притягивают, – произнёс он, словно обращаясь к самому себе.

Пьер, уловив его мысли, едва заметно улыбнулся:

– В таком случае, доктор Делькур, рекомендую посетить нашу библиотеку. Коллекция редких изданий по оккультизму и тайнам человеческой природы впечатляет. Но сейчас позвольте показать вам вашу комнату.

Супруги молча следовали за ним вверх по лестнице. Без ковра их шаги глухо отдавались в коридорах, где тишина казалась почти осязаемой. Напряжение между ними, и без того заметное, здесь усиливалось, будто сами стены дополняли их невысказанные обиды и страхи.

Комната встретила их богатым убранством, смешанным с удушающей мрачностью. Бархатные шторы скрывали свет, а старинное зеркало отражало их фигуры с неестественной резкостью, подчёркивая трещины, которые они старались не замечать.

Софи подошла к окну. Её дыхание оставило лёгкий налёт на стекле. Она смотрела, как сумерки растворялись в горной тьме.

– Антуан, посмотри, – сказала она шёпотом. – Снег.

Он подошёл ближе, осторожно коснувшись её плеча.

– Красиво, правда?

Софи покачала головой, но её взгляд оставался прикованным к белому пейзажу:

– Слишком… изолированно.

Вскоре в отель прибыла Катрин Лаваль, журналистка с острым взглядом и ещё более острым умом. Она осматривала «Ля Вертиж» с профессиональной скрупулёзностью.

Катрин Лаваль обладала выразительной внешностью, в которой сочетались сила и утончённость. Её длинные тёмные волосы мягкими волнами спадали на плечи, подчёркивая благородство черт лица. Высокая, с прямой осанкой, она излучала уверенность. Глубокие тёмные глаза всегда были сосредоточенными, точно попадающими в самую суть происходящего.

Её внимание мгновенно привлекла картина маркиза де Сада. Нахмурившись, она подошла ближе, чтобы рассмотреть её.

– Интересная работа, – пробормотала она, скорее для себя, чем для Пьера. – В ней есть что-то тревожное.

Пьер, стоявший рядом, улыбнулся, и его взгляд стал едва уловимо загадочным.

– Художник обладал редким даром передавать глубину. Позвольте проводить вас в вашу комнату, мадемуазель Лаваль. Уверен, она вас вдохновит.

Катрин окинула его взглядом, в котором мелькнула лёгкая усмешка.

– Вдохновит? – переспросила она. – Меня всегда интересовали тёмные стороны жизни. Самые сильные истории скрываются именно там.

Пьер рассмеялся, но смех поглотила тишина коридора, не оставив даже слабого эха:

– Вы не одиноки в этом. Свет невозможен без тьмы. – Он распахнул массивную дверь с изысканной грацией. – Вот ваша комната. Надеюсь, она вам понравится.

Катрин вошла внутрь. Она обратила внимание на богатые гобелены, массивную мебель, бархатные портьеры. Каждая деталь будто хранила свою тайну.

– У вас… необычное место, месье Моро, – заметила она. Её глаза блестели живым интересом.

– Рад, что вы это отметили, – отозвался он. Голос звучал почти весело. – Уверен, это место подарит вам множество идей. Ужин в семь. До тех пор исследуйте отель.

Он закрыл за собой дверь, оставив её одну в комнате, которая была одновременно уютной и тревожно чужой.

Пьер не торопился, внимательно изучая каждого нового гостя, словно выискивая в них скрытые смыслы. Когда в вестибюль вошёл Эмиль Дюмон, антиквар с острым, как лезвие, взглядом, Пьер едва заметно напрягся.

Эмиль Дюмон обладал небольшим ростом и несколько угловатыми чертами лица, среди которых резко выделялись орлиный нос и тонкие губы. Его седые волосы аккуратно зачёсаны назад, подчёркивая строгость облика. Густые брови нависали над цепкими тёмными глазами оценщика. Он носил строгий костюм, слегка потрёпанный временем, что придавало ему вид старого знатока, живущего воспоминаниями и страстью к антиквариату.

Эмиль остановился перед картиной, и его глаза загорелись охотничьим азартом коллекционера, внезапно наткнувшегося на давно утерянный шедевр:

– Потрясающе, – пробормотал он, и пальцы его замерли в воздухе, едва не касаясь холста. – Маркиз де Сад, окружённый своими жертвами. Никогда не видел ничего подобного.

Пьер улыбнулся, но его взгляд оставался холодным, как зимний лёд:

– Вы, без сомнения, ценитель необычного, месье Дюмон?