Чёрный бриллиант

С горделивым видом я расхаживала по двору с коляской, ощущая себя взрослой и самостоятельной особой, представляя, как поведу Машеньку за ручку в садик, а потом и в школу, посвящала ей смешные стишки вроде этого:

У меня сестра Машутка.
Она ещё совсем малютка.
Подрастёт ещё немножко,
Кашу будет лопать ложкой.
Рацион её пока
Состоит из молока.
Будет в платья наряжаться,
С ребятнёю баловаться.
А пока что погремушка —
Её лучшая подружка.

Вскоре наша семья переехала из Хабаровска в гарнизон под названием Гаровка, по месту дальнейшего прохождения службы отца.

Он научил меня кататься на мопеде. И я гоняла на нём сначала по стадиону, а потом, тайком от родителей, посещала подругу, жившую на дальней точке, в нескольких километрах от нашего гарнизона.

Папа научил меня прочищать карбюратор в случае, если заглохнет мотор. И однажды он-таки заглох. Я была ужасно горда собой, когда мне удалось устранить неполадку и продолжить свой путь. Очень хотелось произвести впечатление на одноклассников, поэтому я не упускала возможности рассказывать им об этом эпизоде, причём как об обыденном для меня деле.

Когда я закончила школу, отец демобилизовался из армии, и мы переехали в Ригу, где жили все мамины родственники. Долгое время я тосковала по своим друзьям, по городу, в котором прошло моё детство и юность. Мне казалось, что во всём мире нет природы красивее дальневосточной.

Часто вспоминала пионерский лагерь «Красная звезда», куда родители ежегодно отправляли меня во время летних каникул.

Однажды, просматривая книгу «Дальневосточный край» с великолепными иллюстрациями природных богатств и красот этого неповторимого уголка земли, привезённую с собой из Хабаровска, и предаваясь греющих душу воспоминаниям, поймала себя на мысли, что тоскую не только по городу моего детства, но и по России в целом.

Хотя я и родилась в Риге, этот город, с другим укладом жизни, другими нравами и обычаями, был чужд для меня. Незаметно мои мысли стали превращаться в стихотворные рифмы:

Я тоскую по России.
Часто снятся мне во сне.
Васильки синее сини,
Рек разливы по весне.

Я мечтаю, как проснусь
С первым криком петуха,
В сарафан свой наряжусь,
Выпью крынку молока,

Захвачу краюху хлеба,
По росе босой пройдусь,
Устремлю глаза на небо,
И отступит сразу грусть.

Я мечтаю, как вернусь
В незабвенный край родной.
Дорогая моя Русь!
Я вернусь к тебе домой.

Так закончилось моё детство. Нужно было готовиться к вступительным экзаменам в медицинский институт, о котором я мечтала.

Чуть больше года мы всей семьёй жили в однокомнатной квартире у бабушки Ани и её второго мужа, Григория, которого мы с Машей звали дедушкой, и их дочери Лауры, пока папе не предоставили трёхкомнатную квартиру по линии военного ведомства.

Машутка пошла в 1-ый класс, а я поступила в мединститут.

Шесть лет пролетели как один день. И вот я уже дипломированный врач, прошедший интернатуру по хирургии.

Глава 2

Зональная больница. Старая Перечница

После окончания института меня распределили в небольшую зональную больницу в 120 километрах от Риги. Таких, к сожалению, в Латвии уже не осталось.

Больничка вместе со службой «скорой помощи» размещалась в трёхэтажном каменном здании, в живописнейшем месте, на берегу Даугавы.

Неподалёку находился небольшой базарчик, куда местные жители свозили свою продукцию, кафе-бар и маленький продуктовый магазинчик.

Поскольку свободными помещениями больница не располагала, меня временно разместили в кабинете главврача, коим оказалась пожилая женщина, прошедшая боевую закалку и отточившая мастерство хирурга на фронтах Великой Отечественной войны, Галина Семёновна Кожевникова. Она была довольно грузной, седовласой особой с крутым нравом и грубым прокуренным голосом.

– Ну что, милочка, надолго к нам? – спросила она, не вынимая папиросу изо рта, как только я появилась на пороге её кабинета.

– На два года, – робко ответила я.

Сделав глубокую затяжку и выпустив дым через ноздри, Галина Семёновна бесцеремонно произнесла, тыча в меня двумя пальцами с зажатой между ними папиросой:

– Так и знай, сбежать раньше я тебе не позволю. Два года отработаешь как миленькая. А там посмотрим. Жить пока будешь в моём кабинете. Подъём в семь. Надеюсь, полчаса тебе хватит привести себя в порядок. Полвосьмого должна освободить кабинет. Поняла?

Я кивнула, подумав при этом: «Вот влипла, так влипла!»

– Ну, тогда ступай, – сказала она смягчившимся голосом, наверное, заметив недоумение в моих глазах.

Когда я уже взялась за дверную ручку с намерением не просто выйти, а пулей вылететь из кабинета, забыв спросить, куда ступать и что делать дальше, услышала за спиной окрик.

– Да, вот ещё что. Постельное бельё и халат получишь у сестры-хозяйки, Аусмы, в хозяйственном блоке.

Аусма оказалась милой женщиной лет шестидесяти.

– Ну что, не понравилась вам наша Старая Перечница? – спросила она приветливо с латышским акцентом.

Я неопределённо пожала плечами.

– Да вы не обращайте внимания. Это она только с виду такая грозная. Последние несколько лет никто больше, чем на полгода, здесь не задерживался. Вот она и злится. Я работаю с ней уже лет пятнадцать. Добрейшей души человек. Вот увидите, она вам понравится, – сказала сестра-хозяйка, протягивая мне халат. – А за бельём зайдёте позже.

Я поблагодарила её, и, надев халат, робко постучала в дверь главврача.

– Войдите! – прорычала та и без предисловий перешла к делу.– Сейчас пойдём на обход. Покажу тебе наших пациентов. Потом сделаешь перевязки, оформишь истории болезней. И ступай на приём в поликлинику, на первом этаже. Вия в курсе.

Операционный блок находился в правом крыле второго этажа, а палаты и ординаторская – в левом. Весь стационар состоял из шести палат, на пять-шесть пациентов каждая: по две терапевтические и хирургические, одна гинекологическая и одна палата для детей.

В сопровождении дежурной сестры, Нади, мы направились в хирургические палаты.