Чёрный бриллиант

– Ничего. Я договорюсь с классным руководителем, – ответила мама.

Меня поместили в палату, где были двое взрослых, какими мне казались тогда шестнадцати и семнадцатилетняя девушки, и два ребёнка – я и трёхлетняя девочка с мамой.

Девушки что-то говорили о предстоящих операциях. Я понимала, что это означает. Женька из нашего класса часто и со всеми подробностями рассказывал, как ему удаляли аппендицит. Для нас, его одноклассников, он был чуть ли ни героем.

Маленькая девочка по имени Ангелина часто плакала, задыхалась и становилась при этом совершенно синей. Её мама не отходила от неё ни на шаг. Днём она пыталась развлечь девочку, рассказывала ей сказки, называла почему-то болотной кикиморой, на что Ангелина реагировала хлопаньем в ладошки и звонким смехом.

Они спали в одной кровати. А когда девочка засыпала, под одеялом раздавались жалостные всхлипывания её мамы.

Через три дня Ангелину увезли на операцию. Больше мы их не видели.

Моя двухнедельная «халява» оказалась не столь уж приятной. Целыми днями напролёт меня подвергали каким-то пыткам: то брали кровь из пальца, то из вены, то заставляли дуть в какую-то трубку, то какую-то трубку пихали внутрь, то, приставляя к какому-то холодному аппарату, заставляли глубоко дышать, то, опутав проводами, ставили присоски на грудную клетку. Каждый день я ждала нового подвоха.

Единственной отдушиной был приход мамы или папы. Они приносили мне всякие сладости и игрушки, которые хоть как-то скрашивали мою жизнь.

Соседки по палате, наверное, считали меня мелюзгой, и практически со мной не общались. Зато они раскрывали друг другу сердечные тайны, не обращая на меня никакого внимания. А я слушала, притворившись спящей, и подсмеивалась над ними.

По моей просьбе мама принесла мне календарь, и я старательно обводила кружочком каждый день, проведённый в больнице.

Так прошли почти две недели. «Наконец-то мои мучения закончились», – подумала я и стала собирать свои вещи, поджидая маму. Однако, моя радость оказалась преждевременной. На исходе второй недели, в субботу, пришла мама. Она старалась улыбаться, но это у неё не очень получалось. Мама предложила мне погулять в больничном садике.

Был тёплый весенний день. Мы присели на скамеечку.

– Танечка, послушай, – произнесла она. – Я только что разговаривала с профессором. У тебя обнаружили врождённый порок сердца. Чтобы ты полностью выздоровела, необходима операция.

Мама говорила, подбирая каждое слово, чтобы не напугать меня, и изо всех сил старалась подготовить психологически к этому событию. Однако я не только не испугалась, но в каком-то смысле даже обрадовалась, думая при этом с восторгом: «Ну, Женька, держись! У тебя какой-то там аппендицит был. А вот у меня будет операция на сердце!»

Мама продолжала что-то говорить, но я её не слушала, погрузившись в свои мысли: «Конечно, придётся оторвать две недели от каникул. Зато какое это будет событие!»

Мама приняла мою задумчивость за испуг и с ещё большей силой продолжила меня успокаивать. А я в это время думала только о том, как буду рассказывать ребятам со всеми подробностями, как мне делали операцию на сердце.

Наконец я очнулась и поняла, что нужно успокаивать маму.

– Я нисколечко не боюсь, – сказала я ей. – Айболит, ведь сказал, что всё будет хорошо. А я ему верю.

– Какой ещё Айболит? – спросила она.

– Ну Фёдор Фёдорович, папин знакомый, – ответила я с некоторой укоризной.

Мама улыбнулась. Она упросила старшую сестру отпустить меня на пару часов. Мы вышли через большие больничные ворота. Сначала зашли в кафе. Я до сих пор помню вкус моего любимого мороженого из трёх шариков с клубничным вареньем. Потом посмотрели в летнем кинотеатре, который открылся неделю назад и находился рядом с больницей, «Шербурские зонтики». От тогдашних впечатлений в памяти осталось только название и прекрасная музыка.

Начало смеркаться. Мы направились в сторону больницы. Мама довела меня до самой палаты, поцеловала и пожелала спокойной ночи. Конечно, ей досталось от старшей сестры, так как вместо двух часов мы прогуляли все четыре.

Обе мои соседки уже были прооперированы. Одну привезли обратно в палату. Другая ещё оставалась в реанимации. Меня начали готовить к операции.

Через неделю, в понедельник, во время обхода профессор присел на край моей кровати и объявил: «Завтра будет операция. Надеюсь, ты не боишься». Я отрицательно покачала головой. «Ну вот и умница», – сказал профессор, погладив меня по голове. И, оставив на моей тумбочке плитку шоколада, хромающей походкой направился к следующей пациентке.

Ночью мне приснился странный сон. Я видела прекрасную незнакомую мне даму. На ней было красивое платье с высоким кружевным воротником и перламутровыми пуговичками, а на голове маленькая чёрная шляпка с вуалью. Хотя из-за вуали глаз не было видно, казалось, они светились зеленовато-голубоватым светом. Она улыбнулась мне, и произнесла: «Не бойся. Всё будет хорошо!» Я хотела спросить, кто она? Но дама исчезла.

Когда я проснулась, увидела маму. Она сидела у моей кровати, прижимая мою ладошку к губам. Обрадовавшись, я вскрикнула:

– Мама, как хорошо, что ты пришла!

– Как же я могла не прийти? – с грустной улыбкой ответила она.

– Ты знаешь, мне приснился странный сон, – и я принялась рассказывать его содержание.

Мне показалось, что в маминых глазах мелькнул страх и тревожное ожидание. Когда же она дослушала до конца, её лицо просветлело, и мне даже показалось, что она вздохнула с облегчением.

Через час меня повезли в операционную. Там накрыли белой простынкой, поставили капельницу и велели считать до десяти. Я подумала про себя, что наркоз на меня не подействует, не может быть, чтобы я заснула против своей воли.

Как только досчитала до шести, почувствовала будто мой рот кто-то набил ватой, и я не могу больше произнести ни слова.

Проснулась уже в реанимации. У моей постели сидели мама с папой в белых халатах. У мамы по лицу текли слёзы. «Наверное, от радости», – подумала я. Папа еле сдерживался, чтобы не заплакать.

Посторонним в то время находиться в реанимации было запрещено. Родителям разрешили только взглянуть на меня.

Выздоровление шло быстро. Через две недели после операции я уже была дома. Учебный год к тому времени закончился. Наступили летние каникулы.

Я ещё не могла наравне с другими детьми бегать и прыгать. Но зато с упоением и всеми подробностями рассказывала своей дворовой компании о перенесённой мною операции, как будто это я спасла человека от смерти. При этом, конечно, немного привирала, говоря, что ничего не боялась, даже уколов.

Впереди были почти три месяца каникул. Постепенно я стала набирать вес. А вскоре и вовсе забыла обо всех своих недугах. Часто ловила себя на мысли, что теперь могу бегать и прыгать как ни в чём не бывало.

Лето было на редкость тёплым, и я целыми днями пропадала во дворе с соседскими ребятишками.

Примерно в полукилометре от нас протекал Амур. И родители часто брали меня с собой на речку, хотя купаться ещё не позволяли.

В самом начале августа мы с мамой отправились на целый месяц в санаторий, во Владивосток. Я впервые увидела океан. «Будет, что рассказать ребятам. Вот обзавидуются!» -пронеслось в голове.

Мы жили в разных санаториях, находившихся недалеко друг от друга.

После обеда мама забирала меня, и мы шли к океану. Тихоокеанское побережье, казалось, было просто залито солнцем. Я не помню ни одного дождливого дня, хотя, наверняка, они были. Каждый раз мы покупали на набережной вкуснейшие чебуреки, от воспоминания о которых до сих пор текут слюнки. А потом долго шли вдоль берега, дыша свежим тихоокеанским воздухом, собирали отшлифованные волнами красивые камешки и ракушки, из которых потом я делала бусы для мамы и для себя. Иногда мы гуляли дотемна, пока солнце не начинало садиться за горизонт, окрашивая волны в золотисто-розовый цвет.

Мама была высокой, стройной и очень красивой. У неё были ярко-голубые глаза, слегка курносый носик, полные, красиво очерченные губы и две толстые тёмно-русые косы, уложенные на голове в виде короны.

Я часто любовалась ею, особенно когда на ней было моё любимое бледно-розовое платье с короткими рукавами-фонариками и широким поясом, завязывающимся сзади бантом. Не удивительно, что проходившие мимо мужчины бросали на неё восхищённые взгляды.

Не успели оглянуться, как наш отдых подошёл к концу. Мы хорошо отдохнули, загорели, набрались сил. Я поправилась на целых два килограмма. Это была незабываемая поездка. Но пора было возвращаться домой.

Папа с нетерпением ожидал нас на перроне с огромным букетом цветов. Он был под стать маме – чуть выше среднего роста, подтянутый, мускулистый. У него был идеально прямой нос, серо-зелёные глаза и шевелюра тёмно-русых вьющихся волос.

Окружающие говорили, что они очень красивая пара. Я ими очень гордилась.

Лето пролетело незаметно. Когда 1 сентября я пошла во 2-ой класс, чувствовала себя здоровым, полноценным ребёнком. Часто, с чувством большой благодарности, вспоминала и вспоминаю своих Ангелов-Спасителей: Айболита и профессора Сергеева.

Однако, на основании справки, выданной в больнице, продолжала, как сейчас бы выразились, «косить» от физкультуры, о чём до сих пор сожалею.

Через год родилась моя сестричка, Машенька. Я была очень рада этому обстоятельству, потому как давно мечтала заиметь младшую сестру или брата, чтобы иметь возможность хоть кем-то руководить, и всегда завидовала детям, у которых таковые имелись.