В сердце ельника

В сердце ельника
Александра Варёнова

В частной школе «Ельник» погиб ученик. СМИ трубят о страшном происшествии, опека мечтает прижучить директора. Ходят слухи о буллинге, несчастной любви и опасных играх. Вот только я – Ядвига Избушкина хорошо знаю эту школу, известную своей фэмели-фрэндли атмосферой. Так что берусь расследовать дело, чтобы разобраться: самоубийство это, убийство или несчастный случай?

Александра Варёнова

В сердце ельника

1. За домами

Радио работало плохо. В последнее время отходила то ли антенна, то ли вилка, и нужно было устраивать танцы с бубнами, чтобы песни звучали без фонового шуршания. А слух у меня острый, острее, чем у многих людей, так что настройка могла занимать добрых полчаса. Терпения хватало, правда, минут на десять, потом я стукала по корпусу, спускала радио прямо на столешницу, и магическим образом всё налаживалось. Можно было спокойно строгать морковку, чистить картошку и тереть сыр. Да и в целом веселее.

Готовка под народные русские песни стала для меня подобно ритуалу. Я представляла себя крестьянкой у печки, хотя на дородную бабу не походила даже сослепу. Невысокая, жилистая, да ещё и с короткой стрижкой. Но мне с детства нравился фольклор, и я точно знала, что в корнях сила. Помнить традиции, чтить их – свято.

Правда, признаться, в отличие от предков, в помощь мне был целый арсенал техники, значительно облегчающий жизнь. Зато так просто не выйдешь во двор, где хоть костёр разводи, хоть коня седлай…

Дом в деревне был давней мечтой. Откладывала на него потихоньку и в то же время боялась: как я там буду со своей ногой? В городе-то не всегда удобно перемещаться, а в деревне тем более никаких лифтов и даже перил не будет. Значит, оборудую как следует участок и с соседями договорюсь!

Не в автоматическую же инвалидную коляску садиться, изображая ворчливую бабку. Зря, что ли, столько лет сознательно от неё отказывалась, чтобы окончательно не атрофировались мышцы. Заставляла свою культяпку работать. К сожалению, ни хирургическое вмешательство, ни лечебная физкультура не могли помочь полностью восстановить подвижность. И всё-таки я старалась не унывать.

У меня был прекрасный второй муж, мой милый Лёша, и трое детей: вечный старший брат и девочки-двойняшки. Между сыном и дочерьми была разница в десять лет, а всё равно не заметила, как они повзрослели и разъехались. Без них в квартире стало тихо, пусто, вот и повадилась чаще слушать радио.

Радио, будто поймав мысль о нём, выключилось и снова включилось, сбив радиостанцию. Опять! Нужно уже заняться этим на выходных!

– Вторая половина учебного года началась с трагедии. В частной школе «Ельник» один из учеников спрыгнул с крыши. Полиция выясняет, убийство это, самоубийство или несчастный случай. Подробности не подлежат разглашению.

Я так и застыла с наполовину очищенной картошкой, чья кожура свисала спиралькой. Вот-те раз! В этой школе обучались мои дети – сын в старших классах, а двойняшки с пятого, поскольку началку в «Ельнике» не набирали. И за все годы не было никаких нареканий, конфликтов или, тем более, смертей!

К тому же я работала не кем-нибудь, а следователем, и новость пробудила профессиональный интерес. Опрос свидетелей, изучение места преступления и улик, а затем сведение всех ниточек воедино доставляли мне странное удовольствие. Я готова была сутками напролёт корпеть над заметками, диктофонными записями и анализами собранных материалов. Поэтому именно мне доверяли мутные дела, где требовались терпение и усидчивость.

Интересно, кому поручили расследовать текущее? Я отгуливала законный отпуск, но уже сама захотела позвонить начальству и вызваться в добровольцы. Что же там всё-таки случилось? И из-за чего?

Частная школа «Ельник» изначально была семейной. Андрей и Марина Ель хотели создать благотворную среду для обучения и развития своим детям. У них насчитывалось аж восемь, но над открытием школы задумались, когда третьему ребёнку, девочке, диагностировали расстройство аутистического спектра. Обычная школа не подходила ей из-за социума, а коррекционная – из-за высокого уровня интеллекта. Уходить на домашнее обучение не хотелось, вот и занялись образовательным проектом.

Всю историю можно было почитать на сайте или узнать из забавного видеоролика-интервью «Вся правда о Елях». Такую красивую семью ещё стоило поискать. Они все словно сошли с глянцевых страниц, но, помимо внешности, сохраняли и внутреннюю красоту.

Я с удовольствием общалась с Андреем, отцом семейства и директором школы: это был крайне начитанный человек, цитирующий то Конфуция, то Джека Лондона, то Ефремова. Он знал в совершенстве пять языков и пару-тройку на уровне обиходных фраз. Любил играть в шахматы, нарды, го. Прекрасно пел, импровизировал на фортепиано, да ещё и танцевал. Его жена и дети были наделены талантами не меньше, а то и больше.

Долгое время я едва не умирала от зависти, но Андрей на одном из собраний признался, что колет себе ботокс, до смерти боится самолётов, а ещё патологически честен, даже когда не надо, например, скажет ребёнку, что его рисунок кривой, а жене, что у неё неприятно пахнет изо рта. И как в любой семье, у них бывают и недопонимания, и ссоры, и даже серьёзные конфликты, однако они всё решают словами, конструктивным диалогом и взвешенной аргументацией.

Вся частная школа «Ельник», кажется, была построена на этом принципе: если запутался – спроси; если чем-то недоволен – скажи; в любой непонятной ситуации – поговори.

Ох, сколько времени мне самой потребовалось, чтобы избавиться от фраз-клише: «Уши почисть», «Потому что надо», «А я говорила»! И сколько сил… Зато дети постепенно научились мне доверять и оказались вдруг такими взрослыми, такими смышлёными! Они интересно размышляли о мире, о других людях, о своих чувствах. Я и не замечала раньше, сколько в них граней. Даже если они были в чём-то наивны, в чём-то неправы, это их путь, их опыт. Моё дело – поддержать и направить, любить их любыми.

За размышлениями и воспоминаниями не заметила, как закипела вода для картошки. Теперь та злобно булькала, норовя перелиться через край. Конечно же, я не дала ей этого сделать, выкрутив конфорку до минимума. Вернулась к несчастному клубню. Сначала ужин, потом всё остальное. Звонок Андрею, знакомому журналисту, коллеге… Кто ещё мог поведать о случившемся из первых уст? Хотя вполне возможно, Андрея сейчас допрашивали, и моё любопытство так и так будет удовлетворено. Нужно только набраться немного терпения.

1.5. Отрывок из шоу «Новая школа»

– Андрей, у вас же много человек на место?

– Около двадцати.

– Ого, серьезно. А вот как ты решаешь, кого брать? Что для тебя является ключевым? Не на успеваемость же ты смотришь.

– Успеваемость меня интересует в последнюю очередь. У многих плохие оценки из-за того, что к ним не нашли подход. Или отбили интерес к учебе, к самому процессу познания. То есть ответственность здесь лежит на учителях, а не на учениках. И в целом балльную систему оценок я считаю давно устаревшей.

– Ага, с этим всё ясно. Так вот, что тебя побуждает выбрать одного конкретного ученика? Вы ведь позиционируете себя как одна большая семья, получается, большую роль играет личная симпатия?

– Не совсем. Ты знаешь, мы проводим различные психологические тесты, проверяем гибкость мышления и умение социализироваться. В ходе этого наши ученики словно бы подсвечиваются. Может, это и есть та самая симпатия, но я бы назвал чуйкой, интуицией.

– Я знал, я зна-ал, что ты не логик до корней волос.

– А ты думал я шуток не понимаю?

– После твоего «У людей с холодными руками – плохая циркуляция крови» я засомневался!

– Хаха, но это же правда!

– Да ну тебя. Ладно, последняя проверка на вшивость. Из секретных каналов знаю, что у тебя был претендент, который провалил почти все тесты, не сообразил вынуть пробку из ванны, считал шишки на берёзе, да ещё и подрался. Но ты его всё равно взял. Почему?

– Потому что понял, что без нашей школы он умрет.

2. За горами

Время близилось к шести вечера, а я по-прежнему располагала лишь тем, что прозвучало в эфире на радио. Ни Андрей, ни начальник не отвечали, и становилось тревожно. Муж, понаблюдав за моим бесцельным шатанием по квартире, подгоревшей картошкой и криво подшитым сарафаном, предложил поехать уже на работу. Я хлопнула себя по лбу. Это действительно был самый верный и быстрый способ раздобыть нужные сведения. Да и личная встреча давала возможность поговорить не впопыхах и отследить невербальные реакции. С начальством второго обычно не требовалось, но всё же лучше понимать, тебе отвечают с паузами потому, что хотят спать, или потому, что хотят отвадить.

– Тук-тук, кто в кабинете живёт? – пропела свою любимую приговорку, которая очень хорошо отражала реальность.

– Ядвига! Ягодка! Ох, присаживайся. – Мой непосредственный начальник Крутогоров Николай Павлович застыл, словно нашкодивший школьник, и всё-таки отхлебнул из горлышка коньяка. Лоб его весь покрылся испариной, и под глазом дёргалась жилка. Обычно он был спокоен как удав и походил скорее на пастыря, чем на руководителя следственного комитета со своими русыми волосами, карими глазами, несколько круглым лицом и вечной полуулыбкой. – Да-да, знал, что ты не устоишь. Но у нас тут сыр-бор, насаемся как угорелые, с одной стороны наседают родители, с другой пресса, с третьей опека, и я даже не знаю, что тебе сказать, дорогая.

– А что опеке надо?

– Парашютист – Теремков Тимофей, мальчик с синдромом Дауна. Если выявится буллинг, поднимется такая шумиха, что лавочку быстренько прикроют.

– Они хотят лишить школу лицензии? – Я напряглась, понимая, каким это станет ударом для Андрея и Марины. Из-за этого дела «Ельник» и так ждёт удар по репутации, но через год, а то и пол все потихоньку успокоятся.

– Как пить дать, Ягодка, как пить дать. Каков прецедент! Ель давно игрались со огнём, открыто высказывая свои политические взгляды и излишнюю толерантность. В них вцепятся и знатно попьют кровушки. Помяни моё слово. Фэмили-фрэндли школа погубила солнечного мальчика! Тьфу, язык сломаешь.

– А что такой ребёнок вообще делал в школе? Андрей несколько раз говорил, что они не коррекционка и готовы рассматривать в качестве кандидатов только детей с аутизмом. И то с приемлемым уровнем социализации.

– У него мама учитель. Классный руководитель его десятого класса! – Крутогоров, положив локти на стол, придвинулся ко мне ближе: всегда так делал, когда хотел сообщить доверительную информацию: – А ещё на стене при подъёме на крышу обнаружили надпись красной краской: «Мама мимо!»

Вот-те раз, это действительно была любопытная информация. Возможно, помимо буллинга вскроются сведения о домашнем насилии. Или о взятке.

– А он точно сам спрыгнул?

– Вот, вот за это и люблю тебя, Ягодка! – Крутогоров, улыбаясь, погрозил мне пальцем, словно внушая, чтобы и дальше не разочаровывала. – В том-то и дело, что нет. Мутно всё. Нашли его упавшим лицом вверх – уже так-то не типичная поза для парашютиста. Но синяков на руках нет, следов удара ногой в грудь – там крупный такой пацан, от лёгкого толчка едва ли шелохнется – тоже не обнаружено. Ну и по классике жанра, никто ничего не видел, не слышал.

– Получается, опрос свидетелей уже проводили? – Подалась вперёд, испытывая смесь интереса и лёгкой досады. Задавать провокационные вопросы и выуживать правду было моим излюбленным занятием.