На свои круги

– Ну, – она немного растерялась, – чтобы вы не мёрзли.

Смущённо опустила взгляд, пряча глаза. Эрвин смотрел на неё с восхищённой улыбкой.

– Ладно, я пойду, уже поздно. Завтра утренняя служба. Спокойной вам ночи. С Рождеством.

Ушла. Эрвин остался стоять посреди комнаты, так не хотелось, чтобы она уходила, хотел крикнуть ей, остановить её, а сам не сдвинулся с места. Вот лопух. Вспоминал её улыбку и смущение в глазах. Все эти дни он любовался ею, внутренне его тянуло к ней. Он хорошо помнил, что сказала ему настоятельница, но ничего не мог с собой поделать. То, что было с ней в прошлом, не могло запятнать её, она всё равно была для него тем верхом совершенства, какой была в первый момент встречи. Она казалась ему ангелом в лучезарном сиянии белоснежных крыл. Она спасла ему жизнь, и он помнил те ощущения, какие испытал, когда увидел её в первый раз в жизни.

Ллоис… его Ллоис…

Он потёр щеку ладонью и только сейчас осознал, что стоит по-прежнему в перчатках на ладонях. Принялся снимать их, она вязала их своими руками, каждую ниточку, каждую петельку. А он, чудак, не подарил ей ничего, он даже не сказал ей спасибо. Вот ведь чудо так чудо! Разве так можно? Так вот поступать разве можно?

Он сорвался с места, всё так же держа перчатки в кулаке, догнать её, сказать ей всё.

Он залетел в её келью и замер. Ллоис готовилась ко сну, она раздевалась и стояла к нему спиной. В свете горящей свечи Эрвин увидел обнажённую женскую спину и – тут же отвернулся, залепетал извинения:

– Простите… я… Боже мой, так глупо получилось… Я хотел поблагодарить вас. Я даже спасибо не сказал…

Ллоис, ошеломлённая случившимся, дрожащими руками натягивала через голову ночную рубашку, расправила ткань и всё равно чувствовала себя неодетой. В женской обители такого ещё не случалось.

– Я забыла закрыть дверь… – прошептала.

– Извините меня. – Он медленно обернулся к ней и исподлобья посмотрел в лицо. – Спасибо вам за подарок. Мне совсем нечего вам подарить в ответ.

– Ничего не надо…

Осмелев, Эрвин приблизился к ней так близко, что чувствовал её смятение, её испуганное дыхание слышал.

– Не бойтесь меня. Я никогда не сделаю вам больно.

Он хорошо помнил о её прошлом, о том, что пережила она ещё девочкой. Как же должна она сейчас ненавидеть всех мужчин, и его – тоже.

– Простите меня…

– За что? – Опустила глаза с лица ему на грудь. – Вы же не знали… Я сама не закрыла дверь… У нас это как-то не принято, мы все здесь женщины…

Замолчала. И Эрвин молчал, глядя на неё сверху, она была так близко – достанешь рукой. Он видел, что она боится его, и одновременно чувствовал, что хочет быть рядом, что не хочет уходить.

– Я знаю… – прошептал, – матушка рассказала мне…

Ллоис дёрнулась, как от удара, ожгла его из-под ресниц блеском серых глаз, нахмурилась, поджимая дрожащие губы. Вот-вот и расплачется.

– Знаете? – спросила на выдохе.

– Мне всё равно, – быстро заговорил Эрвин, будто боялся, что его перебьют, – она пыталась этим остановить меня, оградить вас, но я не могу. Я постоянно думаю о вас. Ллоис! С первого мига, как увидел. Вы спасли меня, я обязан вам жизнью. Я не могу… Не могу быть рядом, и не сметь прикоснуться, поцеловать, прижать к сердцу! – Он вскинул руки к груди, протягивая к девушке раскрытые ладони. Где он обронил перчатки – даже не помнил! – Это мука… Вы вылечили мою рану, но нанесли ещё большую в сердце…

Она смотрела на него огромными глазами, удивлённая его признаниями, его чувствами. Вряд ли она когда-нибудь ещё мечтала пережить подобное, услышать такие признания, поставив на себе крест, оградив себя своим прошлым. Она не думала, что позволит кому-то когда-нибудь перешагнуть этот созданный вокруг себя круг отчуждения. Но его взгляды, его поцелуй, его внимание медленно все эти месяцы осени и зимы топили её лёд в сердце. Этот молодой человек, не помнивший своего прошлого, казался ей не таким, как все те мужчины в её прошлой жизни. Поселившаяся в сердце любовь переплавила весь мир вокруг, изменила её, и то, что было когда-то, казалось теперь страшным кошмаром, никогда не существовавшим в её жизни. Эта неожиданная любовь изменила её взгляды на мир и людей вокруг.

Возможно, она бы даже позволила ему войти в её новый мир, в её новую жизнь.

Эрвин сделал шаг ей навстречу, и она не отшатнулась, не постаралась избежать прикосновения, она позволила обнять себя и прижать к груди. И пусть сердце стучало внутри от волнения и страха, она ощущала жар прикосновений рук, тела молодого человека, мужчины.

Эрвин целовал её лицо, глаза, лоб, губы, он напивался поцелуями страсти, наполнял себя. Сейчас бы он не ушёл ни за что на свете, не смог бы отпустить её. Он лихорадочно рвал на себе пуговицы камзола, пока не остался в одной рубашке. Ему хотелось быть ближе к любимой, чувствовать прикосновения её кожи, тела к своему.

Свет горящей свечи метался по каменным стенам. Эрвин от страсти и безумного желания плохо понимал, что происходит. Он успел лишь добраться до постели, прижимая к себе своё сокровище, когда осознал, что происходящее само по себе своей реальностью лишает его сил. Это происходит! Это случилось сейчас, оно произошло! Он с ней, и она его любит, раз позволяет ему быть рядом!

Он издал сдавленный звук и уткнулся лицом в плечо девушки. Ему хватило всего лишь поцелуев и её любви…

Ллоис вздрогнула, испугавшись за него, и шепнула:

– Эрвин? Что случилось?

– Всё нормально… – ответил, не поднимая лица. – Я люблю тебя.

Ллоис улыбнулась, осторожно положила ладонь ему на голову, запустила кончики пальцев в волосы. Как же здорово это – касаться любимого человека.

Он обнимал её, согревал её, и, угревшись в объятьях друг друга, они заснули.

Уже ночью Эрвин снова разбудил её своими поцелуями, и сонная, с улыбкой она позволила ему то, что, казалось ей, не позволила бы никому. Его движения, его прикосновения, шёпот были нежными, невесомыми были поцелуи. Ночь и обретённая любовь раскрепостили их. Ллоис позволяла ему, отдавалась ему, забыв о прошлом, и от счастья чувствовала себя безумной.

– Ты станешь моей женой? – спросил её Эрвин, когда они лежали рядом под одним одеялом на узкой кровати бегинки. Ллоис хмыкнула с улыбкой. – Я не знаю, кто я, кто мои родственники, чем я буду кормить тебя, ты всё равно согласишься?

Она хрипло рассмеялась и ничего не ответила. Она любила его и готова была идти за ним хоть куда.

Утром со звоном колокола Ллоис поднялась и стала собираться на службу.

– Не уходи… – Эрвин наблюдал за ней с постели.

– Я не могу, я должна, мне надо помолиться.

Эрвин вздохнул, блуждающий взгляд остановился на вязаных перчатках на полу. Он обронил их, когда зашёл сюда ещё вчера вечером и застал её. Это было так давно. Перчатки…

И вдруг его осенило! Перчатки! Он аж поднялся на руке. Конечно же, перчатки! Как он забыл?

– Ллоис?

– Да?

– Когда меня нашли, на мне были кожаные перчатки, ведь так?

– Были. – Она нахмурилась, пытаясь понять ход его мыслей. – Они в сундуке. Я найду их. Зачем они?

– Сегодня.

– После службы.

– Обязательно. Хорошо?

– Конечно. Зачем они тебе?