На все случаи смерти

– Уж сколько их упало в эту бездну, разверзтую вдали… ? неубедительно выдаю я. ? Настанет день, когда и я исчезну с поверхности земли.[2 - Стихотворение Марины Цветаевой ? «Реквием».]

Глаз камеры смотрит мне в сознание и видит, что я ни на что не годна, и сверлит за это во мне дыру стыда. Эти двое хлюпают кофе увереннее и достовернее, чем я говорю.

– Я могу лучше, ? протестую я против самой себя.

– Достаточно, ? моё резюме летит в сторону, на край стола.

– …Застынет все, что пело и боролось, сияло и рвалось…

За дверью девицы хором смеются ? может, их очередь всё-таки догадалась сменить жанр, а может, они просто рады за себя. Мужчина морщится, требует у помощницы, всё это время сливавшейся с интерьером, принести ему пончик.

– … И зелень глаз моих, и нежный голос, и золото волос…

– Достаточно, ? выгоняют меня за дверь.

Ты не годишься. Хватит с нас. Не тяни больше время.

Глава вторая, очень скучная

«Ты думала, никто не узнает, что ты натворила?»

Человеку привычно молить о компании, когда он остаётся в давящем одиночестве. Не менее привычно желать уединения, когда компания оборачивается утомлением. Но бесчеловечно гнетущее положение ? не понимать, необходимо одиночество или какое-то общество. Особенно когда кажется, что этот выбор буквально судьбоносен.

Особенно когда кажется, что начинаешь сходить с ума.

Задержавшись в новом приступе неподвижности, Вася выбрала безумие своей следующей теорией, которая бы логично объяснила ситуацию. Предположение было весьма оскорбительным для всех её путей восприятия происходящего, и она с удовольствием бы обиделась ? если бы было на кого. Для чего ещё нужно общество, к слову, раз не для этой возможности?

– «Моя дорогая Лиса, мне стало страшно при мысли, что однажды я могу себя полюбить».

Конечно, где-то рядом всё ещё находился Степан, и весьма сомнительно то, что Васе было необходимо его общество. При этом так же сильно она сомневалась и в том, что его уход принёс бы ей спокойствие. Детектив меньше всего был похож на её безумие или выкидыш разгулявшегося воображения. Всё, что он произносил, для неё было наименее ожидаемым или даже самым неподходящим к контексту. Он был как исполнитель на концерте, забывший слова песни и начавший сочинять на ходу.

– «Ты никогда не замечала, что человек удобнее другим, когда не любит себя? И кого я замечу рядом с собой, если вдруг научусь этой любви?»

– Пожалуйста, перестаньте.

То, что губы послушались её, дало ей подсказку: она вновь вольна распоряжаться своим телом. Но от строк, которые Степан озвучивал, под рёбрами всё обращалось в камень, и оттого Вася удивилась, заметив, что всё равно может подняться с этим грузом в груди. Здесь ничего не изменилось, но стало гораздо светлее, как если бы дневной свет проник в эти стены или кто-то зажёг лампу. Вместе с тем и цвета стали очевиднее: дверь и «особенная» стена оказались белыми, а не серыми.

Детектив улыбался, но не ей, а книге, открытой практически на последних страницах. (Неужели за то время, что она приходит в себя, он успел прочесть эту книгу целиком?) Теперь он не обращал никакого внимания на то, насколько успешно ей даются движения. Не будь их уединение таким же очевидным, как застывший воздух лазурной комнаты, она решила бы, что он говорит с кем-то другим.

– Почему? Тебе не нравится? А по-моему, отлично написано. Я вот знаю много тех, кому бы это понравилось.

Вася часто предпочитала молчать, если ей хотелось, чтобы тему скорее закрыли. Тишина ? компромисс между невежливостью и лицемерием. Она снова ощупывала стянувшее её талию платье, которое не отвечало шёлковой лаской её рукам. Бестолково сжимала и разжимала ладони, хлопала по кровати, раздражалась. «Нужно привыкнуть не существовать».

– И вроде всего несколько слов, а они пробуждают смешанные чувства. Воспоминания о тех, кому был удобен. Поэтому тебе неприятно?

Он положил книгу поверх её стопки ? все они в этой «башне» были в белых обложках, но рядом со стеной вбирали в себя тусклый голубой оттенок. Ещё и ласково похлопал на прощание ? мол, спасибо за совместный досуг, ещё встретимся. Вася смотрела на всё это исподлобья, надеясь, что он не считает её участвующей в диалоге.

– Приятно строчить не в пустоту. Что-то вроде: моя дорогая Лиса, я вот тоже хотел красиво писать. Когда читал в детстве книги, всё думал ? и зачем писать так сложно и непонятно, выдумывать способ выразить мысль как можно сложнее, что к ней даже не подобраться? А стихи меня вводили в недоумение своей загадочностью. Я себе говорил: вот начну писать, у меня-то оно непременно будет прямо, понятно и чётко.

– И как, получилось? ? она не смогла удержаться от вопроса.

– Если прочитаешь книги в моём отсеке, то убедишься: я писал ещё сложнее и загадочнее, чем те, кто меня возмущал. Я ведь уже говорил, что всё, что напишешь в суетном мире, хранится с тобой, прямо здесь?

Жестом руки он обвёл периметр комнаты, пока Вася отталкивала от себя неприятные ощущения при мысли, что этот человек читает всё, что она когда-либо успела записать. Неудивительно, что он обращался с этими книгами как с живыми существами. Как и то, что он был увлечён ими больше, чем ей.

– Было бы интересно прочитать то, что вы писали, Степан Павлов.

– Намёк понял, но в свой отсек пригласить пока не могу. Для того, чтобы как следует изучить это место, тебе нужно нормально стабилизироваться.

– Почему?

– Голубушка, для тебя это уж точно должно быть очевидно. Разве тебе будет приятно в очередной раз потерять контроль над собой вдали от твоей комнаты?

Странно считать комнату своей ? Вася никогда таких даже не видела. Такой тёмный, насыщенный оттенок трёх стен, полное отсутствие полок, определённо необходимых книгам. И если поначалу ей хотелось разобрать комнату на отдельные элементы и найти в каждом смысл (как в пальто детектива и его бесполезных сигарах), то теперь ей больше хотелось взглянуть на другие комнаты. Словно из ниоткуда перед глазами мелькали муляжи воспоминаний: как подолгу она бродила взглядом по этому потолку, по концентрированной, гипнотической синеве стен. Она начала ощущать ушедшее время, понимала, что лежала здесь уже много часов без возможности даже осмыслить это.

– Но мне очень важно знать, где я нахожусь. Я не совсем понимаю, что это за место.

– А мне важно, чтобы ты говорила именно то, что ты думаешь. Почему люди так любят говорить «не совсем понимаю» тогда, когда не понимают совсем?

По привычке Вася прикрыла щёки ладонями, но в этом не было никакой необходимости: кровь к лицу не приливала. В жизни после смерти рукам вообще было нечем заняться.

– Знаешь, голубушка, я практически твой единственный союзник здесь, и не так много за это прошу, а вместо того, чтобы идти навстречу, ты усложняешь дело. Может, это какой-то вид удовольствия, который я не познал при жизни, ? быть для других ребусом? Нам нужно тратить силы не на разгадку тебя, а на расследование твоей истории.

«Ты думала, если никому ничего не говорить, остальные никогда не узнают? Тебе не казалось, что может быть хуже, если все узнают, но без твоих слов ещё и поймут неправильно?»

Она вздрогнула, нервно обернулась к двери ? та по-прежнему была крепко закрыта и не пропускала ничего интересного. Даже звуки, хотя Васе показалось иначе.

– У меня есть решение, ? миролюбиво заключил Степан. ? Примитивно, неоригинально, действенно. Я прямо отвечаю на твои вопросы. И ты отвечаешь на мои с такой честностью, чтобы мне не пришлось дочитывать правду по твоему лицу. Очерёдность. Справедливость. Как тебе?

– Мне нравится ваше предложение. Но я немного боюсь вас разочаровать. Вы просите о такой откровенности, в которой у меня нет навыков. Вы просите меня выдавать ответы, которые я не успела найти даже для себя.

– Достаточно того, что ты постараешься, голубушка. Начнёшь говорить честно и прямо, и это будет даваться тебе всё лучше и лучше.

Остановившись перед ней, Степан подал ей руку с видом взрослого, который решил первым поприветствовать робкое дитя. «Здесь меня хотя бы не будет раздражать то, что руки у него горячие или липкие» ? отметила Вася до того, как пожать ему руку. Степан по какой-то причине опять не смотрел ей в глаза, зато с интересом следил за их ладонями: как будто, не подойди они друг другу, как детали из разных мозаик, сделка не будет действовать. Сейчас, когда он больше не пытал её взглядом, рассматривать его было легче, и Вася отметила то, что его асимметричная улыбка проявляла на одной щеке больше морщин, вторую щёку оставалась практически гладкой. Издалека его лицо казалось непримечательным, почти лишённым красок, но когда он был так близко, все мелочи в нём тянули на себя внимание по очереди. Всё равно, что до этой минуты она и не видела его совсем.

– Наверное, пока это лучшее предложение, так что не вижу повода отказаться, ? произнесла она, торопясь расцепить рукопожатие. ? Но необязательно звать меня голубушкой, детектив.

– Что необязательно, так это звать меня детективом, ? отмахнулся тот, снова усаживаясь в кресле. ? Дамы вперёд. Я жду вопросы.

Нелепая пауза подступила к ним, когда не ждали: Вася пыталась понять, на что потратить прекрасную возможность добиться от Степана ответов. Кто знает, будет ли живо его предложение, когда она снова одеревенеет.

– А с вами это больше не происходит? ? она несуразно сложила руки на груди крестом и закрыла глаза на мгновение, но тут же очень пожалела об этом. ? Вы уже не «теряете контроль»? Я это к тому… Неужели здесь не нужно отдыхать? Отключаться?

– Хм-хм, ? почему-то он тоже потянулся к груди и коснулся её, как делают сердечники при ощущении дискомфорта. ? Если ты встретишь Майю ? а она обещала вскоре тут объявиться, и, к слову, ты об этом вряд ли пожалеешь, она тебе очень понравится своей любезностью и выбором слов ? так вот, если узнаешь Майю, она тебе наверняка расскажет о том, как она скучает по снам. По возможности спать. Такие, как она, и в суетном мире не умели бы останавливаться, если бы не наступление ночи. А здесь ночи, как ты догадываешься, нет. И усталости, к которой ты привыкла в суетном мире, нет тоже.

– То есть отдыхать просто не нужно?

– То есть здесь ты встретишь усталость другого рода. А как с ней справляться ? выбор твой. Перво-наперво тебе нужно совладать с тем, как перестать «теряться». Очень это мешает нашей работе.