Котэ, любовь и дом с привидениями

Лиза пожала плечами.

– Не знаю. А это имеет значение? Кровь вы друг у друга пили, потому что у вас дикое притяжение… В сексуальном смысле. А разбежались, потому, что были молодые, глупые и не умели ладить друг с другом. На компромиссы идти, все такое.

Степа скрестил руки на груди.

– Лизка, ты меня не любишь?

– Я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты был счастлив. И не обязательно со мной, – Лиза села на край стола, – честно говоря, у меня нет иллюзий на твой счет. Если бы ты хотел, то сделал бы мне предложение тысячу лет назад.

– Тогда зачем ты со мной живешь?

Лиза вздохнула и уставилась на яркие солнечные пятна.

– Лизун, ответь честно.

– Степ, ну я-то тебя люблю, понимаешь?

Вервольф, в белой олимпийке и черных джинсах, сидел на сломанном мостике и смотрел на отражение заката в реке.

Смартфон завибрировал. Мама.

– Да? – торопливо ответил парень. – Ага… Я сижу и жду твоего звонка! А ты все не перезваниваешь… Нет… Да, я же волнуюсь. Слава богу! Как на работу?! Зачем?! А, пересдачи… А что, никто другой с твоей кафедры не может? Ну, понятно! Ладно. Спасибо, что позвонила.

К Эдику вернулась обычная беззаботность.

Он спрыгнул на землю и уже собрался идти в пансионат, но тут смартфон опять завибрировал. Отец? Чего это они – один за одним-то?

– Что случилось?

– Все хорошо, сынок, не волнуйся, – успокоил Евгений Викторович, – просто соскучился. Мама привет передает, она завтра у литфака пересдачи принимать поедет…

– Я с ней только что говорил.

– Ага? – отец помялся и выпалил: – Ребенок, пожалуйста, пиши нам смс. Хоть маме, хоть мне. Как можно чаще пиши. Хорошо?

Эдик озадаченно потер лоб.

Конечно, волнуются.

Хоть и знают мало.

Половины не знают…

Да уж. Дороги судьбы порой причудливы и непредсказуемы. Вот взять его, Вервольфа. Родители – преподаватели. Сестра – медик. Как это он, мальчик из хорошей семьи, дошел до жизни такой?..

Загадка.

Закончив разговор с отцом, Вервольф влез на рассохшиеся доски и выпрямился.

Заброшенная турбаза при таком освещении казалась еще красивее и таинственнее.

Вервольф почувствовал себя подростком, сбежавшим из-под контроля родителей. Он сунул руки в карманы и направился к дому. Ощущение нарушения запрета подстегивало интерес…

Старый мост, ведущий от балкончика заброшенной турбазы прямиком в реку, дистрофически зашатался.

Эдик бойко шагал. Он не видел, как от колебаний моста по темной реке вдруг пошла рябь, появились пузыри… И всплыло нечто крупное, темное. Жуткое.

Течение повлекло неопознанный плавающий объект вниз, к поселку.

Красивая тридцатипятилетняя блондинка, «кровь с молоком», Марина Юрьевна Буйнова лихо заломила свою ковбойскую шляпу, отворила потихоньку калитку и, неожиданно зычным голосом, гаркнула:

– Полканыч!

Проходящие мимо ее дома рыбаки насторожились. Один из них, пожилой, но крепкий и шустрый, натянул картуз пониже.

– Чего стараешься, будто бы я тебя не узнала! – подбоченилась Марина. – Не проходи мимо, дело есть. На миллион.

– Опять баню ремонтировать? – деловым тоном уточнил Павел Александрович Полканов, а попросту – Пал Саныч или Полканыч.

– Тю! – хмыкнула Марина. – Бери выше! «Гнездо»!

Мужики переглянулись.

– Марусь, – озадаченно сказал один, – погодь… Это кому же жизнь не дорога?

– Иностранцы купили? – блеснула догадка у другого.

– Айда, я с вами до реки дойду, – решила Марина, – по пути расскажу. Полканыч! Ты деньги уважаешь?

– Погодь! – тот чинно подставил согнутую руку, Марина хохотнула и взяла его за локоть. – Я деньги уважаю, люблю и даже ревную их к другим людям! О, как!

– Там обещают доплатить за скорость. Предприниматели купили, уже народу номера сдали… А номеров-то и нет еще!

Дорога до реки занимала минут пять спокойного шага.

…Заросли плакучих ив, камыши, темная река наводили на мистические мысли о водяных и русалках.

Чуть выше по реке, за заброшенными фермами, начинался настоящий сказочный мир.

На фоне заката величественно темнела Гора Любви. Рядом, точно младшая сестричка возле старшей, ласково выглядывала Саргатская сопка. По всей долине раскинулся сосновый бор. Тихо журчала вода…

Где-то неуверенно подала голос кукушка. Ей подпел слаженный лягушачий хор.

С реки потянуло свежестью.

– На вечерней зорьке… самое то… сюда ходить, – расчувствованно проговорил Полканыч, – никого… Красота… Благодать!

– И мысли такие чистые, добрые приходят, – вторили ему приятели, – и на душе спокооооойно!