Дважды в одну реку

Болезненно худая, в обвисшем полинялом халате, приоткрывавшем миру поникшую грудь и тощие синие ноги, покрытые мелкой сеткой сосудов. Грязные спутанные волосы, опухшие глаза, которых практически не было видно. Женщина попыталась опереться о косяк, но стремительно заскользила куда-то вниз и, вцепившись в хлипкую облезлую дверную ручку, пьяно засмеялась:

– Чего шумишь, любовничек? Нет Регинки!

– Это неправда! – Стараясь побороть отвращение, Митя сделал шаг по направлению к пьяной нимфе, но та цепко держалась за дверь, всем видом демонстрируя, что если он решит прорываться сквозь нее, то она не сдастся без боя.

– Ишь ты, неправда! Ты что это такое говоришь? Тебя что, маман твоя не воспитывала? Взрослым такое говоришь, – забормотала женщина, пытаясь уловить ускользающую мысль. Но ей это не удалось.

– И вообще, где здрасте? – в итоге выкрикнула она.

– Здрасте. Регина! – закричал через ее голову Митя, вновь предпринимая отчаянную попытку прорваться в квартиру. Касаться матери Регины ему совсем не хотелось, но она не оставила ему выбора.

Митя сделал решительный шаг по направлению к прихожей, когда случилось то, чего он совсем не ожидал. Щуплая Лариса Васильевна, едва стоящая на ногах после очередной пьянки, вдруг с неизвестно откуда взявшейся силой оттолкнула его и резво захлопнула дверь перед самым носом, громко и отчетливо пригрозив с другой стороны:

– Я милицию позову, если не отстанешь. Катись отсюда и оставь Регинку в покое! Все проблемы из-за тебя!

* * *

Придерживаясь рукой за стены, Лариса Васильевна побрела вглубь квартиры. Та была крошечной. Две комнатушки, не видевшие ремонта с момента сдачи дома в эксплуатацию. Отдельную она отдала дочери, понимала, что той нужны место и покой для учебы. Только так она сможет вырваться в лучшую жизнь. Себе оставила проходную. Ей много не надо. Да и идти недалеко до кухни, если жажда одолеет. А так бы пришлось Регинку будить каждый раз, а та страсть как не любит, когда Лариса Васильевна душевную боль беленькой лечит.

Сейчас душа тоже молила о небольшой дозе лекарства, но Лариса сумела справиться с порывом. Нужно было хоть как-то сосредоточиться и решить, что делать дальше. Доченька ее в беде, и она должна помочь. Только что ей делать? Что она вообще может сделать? Лариса почувствовала, как на глаза набежали слезы. Как только Регинка родилась, она пообещала себе стать для нее хорошей матерью. Но не справилась, предала доченьку.

С трудом преодолев крошечное пространство, Лариса наконец дошла до комнаты Регины. Та сидела на полу, свернувшись клубочком и забившись в угол под раскладным столом, который постоянно использовала в качестве своеобразного убежища. Рыдала навзрыд, но мать не рискнула ослушаться, к Митьке не выбежала и вообще дурости не сделала.

Лариса, собиравшаяся прочитать дочери нотации и наподдать как следует за все, что та натворила, вдруг почувствовала, что у нее просто нет сил. Она рухнула на старый линолеум, полинявший местами, который оставался чистым лишь благодаря тому, что дочка сама убирала свою комнату и не допускала туда мать. Притянула к себе рыдающую девочку и погладила ее по темным спутанным волосам.

– Кто еще о вас знает? – вздохнув, поинтересовалась она.

– Никто, мамочка, никто. – Регинка разрыдалась пуще прежнего и с неожиданной силой и любовью прижалась к матери.

Лариса почувствовала, как слезы закипают в глазах. Ее девочка не обнимала ее уже очень давно. Все чаще в последнее время ей казалось, что Регина ее просто ненавидит и считает дни до того момента, когда сможет наконец вырваться из материнского дома. А ведь она очень любила свою девочку, просто не знала, как это сказать и показать. Да и жизнь у нее такая… неудачная. А теперь ее девочка в беде. Возможно, из-за нее. Но она ей обязательно поможет. Обязательно.

Снова погладив дочь по волосам, Лариса Васильевна вдруг заголосила вместе с ней от резко нахлынувшей черной тоски и безысходности. И полного непонимания, как им всем жить дальше.

* * *

Сквозь мутное стекло Митя смотрел на перрон, но ничего не видел. Куда делась Регина? Кроме матери, у нее не было никаких родственников, к которым ее могли отправить. Сбежать, ничего ему не сказав, она не могла. Да, у нее не было телефона, но она бы нашла способ с ним связаться, если бы захотела. А если не захотела? Испугалась? Поняла, что по сравнению со всем происходящим он, Митя, для нее вообще ничего не значит? Что это не любовь, а так, просто все вокруг ходят парами, вот и ей захотелось. Или все-таки она правду сказала про Костика?

От этой мысли стало горько и больно. Митя почувствовал, как в глазах отчаянно защипало, из-за этого грязное вагонное стекло стало еще более мутным. Но он этого не видел, да и отца заметил лишь тогда, когда тот появился на пороге купе с чемоданами в руках.

Деловито разместив их под полкой места напротив, отец отошел в сторону, пропуская в купе молодую девушку, ровесницу Мити. Тот краем глаза отметил, что одета девица в короткую юбку и футболку, открывающую смуглые плечи. Черные волосы переброшены через одно плечо. Яркий макияж делал девушку старше. Знойная красотка из тех, кого любят снимать в клипах американские рэперы.

– Митенька, ты помнишь Аллочку, дочку Степана Петровича? – неестественно улыбаясь, чужим деревянным голосом поинтересовался папа.

Вместо ответа Митя снова уставился на перрон, не видя его. Регина его бросила? Уехала? Наплевала на него? Ушла к Костику?

– Представляешь, Аллочка едет поступать в тот же университет, что и ты! И так удачно – у нее в столице одинокая тетка, а у той трехкомнатная квартира. Ты сможешь пожить у них до того, как найдешь себе жилье.

Митя продолжал хранить молчание, совершенно не вслушиваясь в слова отца.

– Аллочка, Митя сейчас не в духе, нервничает. Ты присмотри за ним, будь добра. Я знаю, какая ты ответственная и умная девочка, папа все время о тебе рассказывает.

– Не переживайте, Леонид Николаевич, – неожиданно глубоким и взрослым голосом заверила отца Алла. – Я за ним обязательно присмотрю.

Улыбнувшись в мутное окно, она принялась пристально рассматривать Митю.

Наше время

Снежана была удивительно хороша. Секс сочился из нее, ей ничего не требовалось для этого делать. Просто наклонить голову, посмотреть, вздохнуть. Сергей не мог представить себе ни одного мужчину, который бы перед ней устоял. Так ему было чуть легче жить с тем, что сам он легко поддался соблазну и изменил жене на первой же съемке для блога Снежаны.

Он поставил фотоаппарат на штатив, а сам стоял за ним, глядя на экран. Снежана разговаривала с ним, а фотоаппарат сам делал тысячу снимков. Ему нужно будет лишь выбрать лучшие, хоть это и непростая задача. Снежана была на удивление фотогенична. И даже если она обсуждала поход в магазин за хлебом, то на фото это будет выглядеть так, словно она исповедуется в самых темных грехах.

– Как прошел первый школьный день? – поинтересовалась Снежана, падая на кровать и прикрывая обнаженное тело одеялом в шелковом пододеяльнике. Спать, укрывшись таким, было жутко неудобно, но на фото выглядело бомбически. Вся обстановка в доме Снежаны служила этой цели – она была секс-блогером и зарабатывала на сексе.

– Не знаю, я не успел заглянуть в школу, опаздывал на съемку, – Сергей поправил рубашку, которую натягивал впопыхах после того, как Снежана с порога утянула его в постель.

– Надеюсь, нашего сына ты сам поведешь в первый класс, – хихикнула Снежана, кутаясь в одеяло и выглядя еще более соблазнительной, насколько это было возможно. Тщательно прокрашенные светлые волосы, голубые глаза в обрамлении угольно-черных ресниц, розовая кожа – грешница Ева, изгнанная из Рая.

– Снежана, – хихикнул Сергей, но тему развивать не стал, ему не особо нравилось, когда любовница начинала рассуждать о будущем. Не то чтобы он был безумно влюблен в жену или невероятно дорожил семьей. Вовсе нет. Просто его все устраивало, ему не хотелось ничего менять.

– Нет, я серьезно. Через семь лет наш малыш возьмет за руку своего папочку и пойдет с ним в первый класс. Это же так важно, чтобы отец всегда был рядом, – Снежана вдруг нахмурилась. – Или сейчас дети идут в школу в шесть?

– Неважно, – пожал плечами Сергей, а Снежана неожиданно вскочила с кровати, в два шага преодолела пространство между ними и запрыгнула на Сергея, едва не повалив его на пол.

– Как это – неважно? Ты что, не понял, дурачок? Я беременна!

Сергей пошатнулся и, наверное, упал бы, если бы не ухватился в последний момент рукой за мраморную столешницу новомодного стола.

– В каком смысле? – пробормотал он.

– Ну, ты чего… в каком смысле? В прямом! Я беременна!

Снежана пытливо заглянула в глаза Сергея, но, вопреки ожиданиям, особой радости в них не обнаружила. Страх, шок, непонимание – что угодно, кроме счастья.

– Снежана, это так неожиданно, – забормотал Сергей. – Но мы ведь… Ты же говорила, что на таблетках?

– Ну, забыла выпить пару раз, бывает, – пожала плечами Снежана. – А что, ты не рад?

– Рад, конечно, но, понимаешь, я ведь простой фотограф, а не олигарх, я не уверен, что смогу прокормить троих детей, – снова забормотал Сергей, аккуратно усаживая Снежану на столешницу и делая шаг в сторону, к стулу. Кое-как взгромоздившись на него (мебель в квартире у любовницы была красивой, но страшно неудобной), Сергей обхватил голову руками. Идиот! Он ведь собирался порвать с ней еще пару месяцев назад, зачем тянул?

– Почему троих? – искренне удивилась Снежана и, протянув руку, погладила Сергея по лицу.

Если их сын – а у них непременно будет сын, зачем ей дочка-конкурентка? – будет похож на отца, то это прекрасно. Хотя, пожалуй, чуть побольше мужественности ему не помешает. Но этот идеальный нос, чувственные губы, изящно очерченные скулы, тонкие пальцы и густые пшеничные волосы, в которые ей так нравилось запускать пальцы. Все это непременно будет у их мальчика!

– Потому что у меня уже есть двое, – нервно хихикнул Сергей.

Голова шла кругом, и он никак не мог выдать нужную реакцию. Захотелось напиться и спрятаться под одеялом. Впрочем, сорвись он сейчас с места, резко покинь квартиру и захлопни за собой дверь, чтобы никогда больше сюда не возвращаться, вряд ли Снежана обрадуется такому повороту событий и просто так смирится с происходящим.

– Ну каких двое? – скривила носик девушка и даже с такой гримасой сумела остаться хорошенькой. – У тебя только один сын, он уже большой. Каких-нибудь пять лет – и больше никаких алиментов! Как раз наш малыш пойдет в школу, ты сможешь полностью на нем сконцентрироваться.