Подарки госпожи Метелицы

Лида вышла из туалета, естественно, поскользнувшись на мокром полу и едва не упав, и медленно побрела к выходу Д42. Конечно же, никакого самолета там уже не было – он улетел. Услышав сумму, в которую ей обойдется билет на следующий рейс, Лида не выдержала и расплакалась прямо у стойки регистрации. На обратный билет в ад уйдут все ее скромные сбережения.

Диана

Естественно, малахольная Лидка осталась с бабкой в туалете. В том, что в кабинке была бабка, Диана была просто-таки уверена. Кто еще будет валиться в обморок, сидя на унитазе, и носить такую уродскую обувь? Нет, Диана не была жестокой – она была реалистом. Если ты разменяла восьмой или девятый десяток, единственное направление, в котором стоило выдвигаться в одиночку, – это на кладбище.

Доброта, граничащая с глупостью, – в этом вся Лида. Хорошо, что она, Диана, это чувство в себе изжила. Что ни говори, а жестким людям живется куда проще.

Багаж задерживали, но Диана тут же нашла в этом свои преимущества – такси, которое она вызвала, решив не просить Гену о водителе, попало в пробку, и ей не придется маяться с тяжелым чемоданом в руках, ожидая его прибытия. А так все получилось «тютелька в тютельку», как говаривала бабуля. Диана выпорхнула из здания аэропорта и ни секунды не парилась на жаре – водитель уже встречал ее.

Они проскочили столичные пробки и по шоссе помчались в ее город, расположенный в сотне километров от столицы. Диана погрузилась в приятные мысли. Интересно, что Гена скажет и купил ли ей кольцо? Пожалуй, кольцо интересовало ее больше Гениных слов. Тот мог просто подарить его молча, не очень-то ее и интересовало, как он это озвучит.

В том, что ее догадка верна, Диана убедилась пару часов спустя, когда такси с молчаливым водителем (на них ей всегда везло) заехало во двор дома, где она снимала квартиру. Новенький мини-купер стоял посреди двора и был перевязан огромным красным бантом. От вида подарка перехватило дыхание, и Диана, не сдерживая эмоций, выпорхнула из машины и триумфально улыбнулась – максимальная эмоция радости, которую она себе позволяла в последнее время.

Медленно покачивая бедрами (и перехватив обалдевший взгляд водителя), Диана подошла к огненно-красной машине и погладила лакированный бок. Геночка был рачителен и прижимист, поэтому на дорогостоящие подарки от него особо рассчитывать не приходилось. Нет, конечно же, он дарил и шубы, и бриллианты, вот только не из последних коллекций. А машину так и вовсе считал ненужной игрушкой – столько проблем с ней! Техосмотры проходи, регулярно заправляй, чини, обслуживай, ищи парковки, стой в пробках. Да и Диана такая рассеянная, может замечтаться за рулем. То, что он все-таки решился сделать ей такой подарок, говорило о том, что у него самые серьезные намерения. Диане на секунду стало страшно, и снова подкатила тошнота – а готова ли она? Но она тут же отбросила сомнения – да, ведь она шла к этому целенаправленно! Именно Гена сможет обеспечить ей ту жизнь, о которой она мечтает.

Набрав номер Геннадия, она поднесла к уху телефон. Пришло время сменить гнев на милость.

Гена

Гена напоминал гранату с выдернутой чекой – вот-вот взорвется. Причина его ярости была проста, элегантна и умопомрачительно дорога – набор бокалов для белого и красного вина, занявших место его коллекции пивных кружек, которую он собирал уже несколько лет подряд.

Гене нравилась его коллекция, он даже думал, что когда выйдет на пенсию, то сможет заняться коллекционированием всерьез. А что? У него есть очень интересные экземпляры! Например, кружка в виде женской груди, которую он раздобыл в одной немецкой пивной и ласково именовал «девочкой». Или вот «разрубленный бокал», созданный по мотивам фильма Тарантино. Этот бокал Гена величал Биллом. И вот теперь на месте его «девочки» и Билла стоят какие-то дурацкие бокалы!

– Геннадий, не злись, этим ты убиваешь нервные клетки, – Вероника затянулась сигаретой и выпустила дым в сторону, даже не потрудившись открыть окно.

Гена почувствовал, как на него, словно цунами, накатывает волна бешенства. Сейчас накроет с головой и погребет под собой и его, и Веронику, и эти гребаные бокалы.

Последнее время вообще не испытывал никаких чувств к жене, кроме раздражения. В погоне за ускользающей молодостью Вероника совсем перестала есть, только пьет по восемь чашек кофе в день, а все остальное время держится на сигаретах (как она сама утверждала). Результат налицо, в прямом смысле этого слова. Ни следа былой красоты, вызывавшей у Гены когда-то непередаваемые эмоции. Одета во все черное, тонкие темные волосы размазаны по плечам, словно перья облезлой вороны. За стильными очками в темной оправе глаза кажутся неправдоподобно большими. Похожая на удава из старого мультфильма.

Вероника вернулась сегодня утром из Италии, куда каталась на какую-то там неделю моды. За шмотьем, короче. И к шмотью притащила еще и дурацкие бокалы.

– Где моя коллекция? – Гена сделал шаг к жене, отчаянно борясь с желанием вырвать у нее сигарету и растоптать прямо на мраморном полу.

– Ка-а-ллекция, – фыркнула Вероника, бросив в чашку с остатками кофе недокуренную сигарету, и тут же затянулась новой. – Гена, это позор, а не коллекция, это нельзя людям показывать, ты что, не понимаешь?

– А вот это, значит, можно, – Гена махнул рукой в сторону огромной витрины, которую он специально заказал для своих кружек и в которой теперь толпились бокалы из тонкого дымчатого стекла, украшенные головой медузы.

– Конечно, это же коллекция Розенталь и Версаче! – пожала плечами Вероника.

– Розен кто? – осекся Гена.

– Неважно, – снисходительно махнула рукой жена и снова затянулась, привычно мазнув глазами по стенам. И тут же замерла. Гена закрыл картины черным полотном. Так он делал только тогда, когда был в сильном раздражении. Дело плохо. Очень плохо.

Вероника перевела взгляд на мужа и поняла, что опоздала. Вот этот вот снисходительный жест, показывающий искреннее ее отношение к мужу, стал решающим. В два прыжка Гена преодолел огромную столовую, выхватил из рук Вероники сигарету и все-таки бросил на пол. Растоптал каблуком. Его обычно красноватое лицо смертельно побледнело.

– Что ты делаешь? – прошипела жена. Она еще больше стала походить на змею. На краткий миг Гене показалось, что если она сейчас откроет рот шире, то он увидит раздвоенный язык.

– Где… мои… кружки? – медленно и отчетливо произнес Гена, наклоняясь к Веронике. Та вжалась в кресло, в неправдоподобно больших глазах впервые за много дней мелькнула живая эмоция – страх.

– Зачем они тебе? Ты же все равно из них не пьешь! А мы пьем вино каждый раз, когда к нам приходят гости. Давай устроим твои бокалы в кладовке? – Вероника попыталась предложить компромисс.

– Они не нужны мне в кладовке, они нужны мне здесь! – Гена наклонился еще ниже к жене и почувствовал слабый запах алкоголя – похоже, новые бокалы она уже протестировала.

Вероника вскочила. Итальянский резной стул с грохотом упал на пол. Она метнулась к стоящей за витриной большой картонной коробке, которую Гена в ярости и не приметил, и начала доставать оттуда кружки. Одну за другой, с громким стуком швыряя их на стол.

– На, подавись! Пей свое пиво, давай, прямо сейчас, если так хочется!

– И выпью, – набычился Гена, хватая первую же попавшуюся кружку – с большими стеклянными пупырышками и надписью «Таганрог 1998».

– Ну давай, да хоть упейся! – визгливо воскликнула Вероника, почти швыряя на стол его «девочку».

– Осторожней, – гавкнул Гена и, подхватив жемчужину своей коллекции, направился к кухне, отгороженной от столовой барной стойкой. Открыл холодильник, с тоской обозрел пустые полки – Вероника никогда не готовила.

Взял три бутылки пива с дверцы и вернулся к столу. Аккуратно поставил свои сокровища и подтянул к себе новые кружки, которые Вероника продолжала выставлять на стол.

Ловко открыл первую бутылку и вылил содержимое в «пупырышки». Вторая бутылка досталась «девочке».

– Пей, алкаш! – злобно прошипела Вероника, уставив весь стол кружками Гены и вытирая пот со лба – даже малейшее усилие давалось ей с трудом.

– От алкашки слышу, – огрызнулся Гена, залпом выпивая первую кружку.

– Смотри, не подавись, – Вероника сложила руки на груди и с нескрываемым презрением смотрела на мужа.

– Не дождешься, – Гена вытер рот рукой и смачно отрыгнул. Вероника сморщилась.

– Не нравится? – с вызовом поинтересовался Гена, хватая «девочку», и, сделав большой глоток, закашлялся.

– Ты отвратителен, – снова прошипела Вероника.

– Не мучайся, – Гена длинными глотками допил содержимое второй кружки и слегка покачнулся, – я от тебя ухожу.

Не отводя взгляда от мужа, Вероника нашарила на столе чашку кофе, поднесла к губам и сделала глоток. Не замечая окурка, который она несколько минут тому назад утопила в кофейной жиже.

Лида

Дома пахло семьей. И ужином из трех с половиной блюд – первого, второго, третьего и компота. То, что Лиде никогда не удавалось. Если она готовила суп, то, как правило, на второе и десерт времени у нее уже не хватало.

– Спасибо, очень вкусно! – услышала она голос сына из кухни.

– Ты любишь грибной суп? – не спросила, а пропела та.

– Я его никогда не ел, – признался Ромка, и Лида почувствовала, как запылали уши.

Она сама грибы не любила и не умела их готовить. Все время ставила себе мысленную заметку, что надо бы научиться ради Васи и Ромки, но все откладывала и откладывала. А та времени даром не теряла. Или, возможно, уже родилась с этим умением. Такая себе женщина – грибной суп.

Лида с грохотом поставила чемодан на пол. Не успела разуться, как та выплыла в коридор, и Лида впервые лицом к лицу столкнулась с женщиной, разрушившей ее жизнь. Что там полагается делать в таких случаях? Вцепиться в волосы? Расцарапать лицо? Спустить с лестницы? Лида сотни раз представляла себе их встречу, только в ее мечтах все было по-другому.

Она должна была подъехать в роскошной машине к самому дорогому бутику города. Ее муж, похожий на Гаррисона Форда и Ричарда Гира одновременно, открыл бы ей дверь. Она бы вышла – похудевшая на двадцать килограммов, ослепительно прекрасная, с красивой стрижкой и умелым макияжем. Вся в «Шанели», разумеется. А не так – в джинсах, которые она запачкала, стащив по ошибке с ленты чужой чемодан и едва на подравшись с его хозяином, в разбитых на носках туфлях, с растрепавшимися волосами, давно нуждающимися в покраске. Вся вспотевшая и пропахшая рейсовым автобусом, на котором она добиралась домой из аэропорта. Но самое страшное было не это. Самым страшным был взгляд, который она подняла на соперницу. Взгляд побитой собаки. Взгляд проигравшей. Это было даже хуже отсутствия «Шанели» и Гаррисона Форда.