ХРОНИКИ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА. Книга 3. Сын Бездны

12/01 от 1894 года

Брови стремительно поползли вверх. 1894?.. Оглянувшись на гостиную, я тут же понял всю странность интерьера.

Спокойно, Кай. Мы в Аскатрале. На улице январь конца девятнадцатого столетия. Все нормально.

Если это чья-то злая шутка, и пока меня здесь не было, кто-то решил устроить исторические съемки, я искренне его поздравляю. Но мебель не выглядит старой. И так изменить погоду не может никто…

От этой мысли стало еще холоднее.

Куда Энн нас отправила?!

Минут через двадцать пришла в себя Кори. Рассеянно озираясь по сторонам, она вышла в гостиную:

– Кай… Что ты делаешь?

Я сидел на полу и метал ножи в Хатона, нарисованного на стене. Откопал я их много. И почти все попадали в цель.

– Пытаюсь сделать из брата дуршлаг, – мрачно ответил я, метнув очередной нож и обругав рисунок.

– Где мы? Это явно Аскатрал, но… почему здесь зима и такая странная мебель?

Не отрываясь от своего занятия, я кинул ей газету.

– 1894 год? – упавшим голосом спросила Кори.

– Причём январь. Самое лютое время в горах.

– И как мы сюда попали?!

– Спроси у Энн, если увидишь её. Хотя я не собираюсь оставлять ей шанса с кем-либо говорить.

Задумавшись, Кори замолчала. Я отложил ножи, еще раз подошёл к окну и отметил, что буря только усилилась. Девушка приблизилась и обняла за плечи:

– Ты весь трясешься. Не нервничай. Иди сюда.

Мы сели на диван и тут же утонули в нем. Кори посмотрела мне в глаза и спокойно спросила:

– Что ты помнишь?

– Пришла Энн, неся какую-то чушь. А потом сорвала свой кулон и бросилась к нам. Кулон превратился в кинжал. Кори, клянусь, я думал, она атакует меня, но…

И тут я перевел взгляд на ее футболку под курткой. В ней зияла круглая дыра, но на коже не осталось и намека на ранение.

– Но она вонзила в тебя этот странный кинжал. Ты отшатнулась, но продолжала крепко держать меня за руку. Больше я ничего не помню.

– У меня примерно те же воспоминания… – пробормотала Кори и добавила: – Как мы оказались в прошлом? Это вообще возможно?

– Раньше я не встречался с таким. Я мог говорить с теми, кто умер в прошлом, но не быть там… это не некромантия, не стихийная магия…

– Она говорила о древней магии оборотней.

Я задумался. Взгляд упал на стеллаж с книгами. Встав, я пробежался по названиям и вынул одну, сев обратно на диван. Том назывался просто: «Магия». Я помнил эту книгу, и быстро пролистал на нужную страницу:

– Смотри. Здесь написано, что вампиры владели магией Времени, но в результате утратили ее. А из-за чего, не написано…

– Всех магов истребили кейнары, – вставила Кори. – Так говорила Энн. – Дальше. Оборотни владеют магией Перемещения, между снами, ипостасями и пространством. Последняя была утрачена, опять же, без причины.

– Пространство? Но наш случай больше похож на магию Времени, а это вампиры. Энн обучалась у оборотней. Противоречие.

Я печально усмехнулся:

– Кори, я не думаю, что она когда-то обучалась у оборотней. Она строит из себя человека, и аура у нее человеческая. Но на деле она может быть кем угодно, но я не знаю ни одну ведьму, способную переносить кого-то во времени. Я не знаю. Не знаю!

В голосе против воли сквозило отчаяние. Мозг отказывался воспринимать происходящее более чем за своеобразную игру.

– Ей нужны знания, – пробормотала Кори. – И проблема в том, что она не знает… Знающие…

– Что ты говоришь?

Девушка подняла сияющие глаза:

– Тебе не кажется, что между этим есть связь? Энн сказала, что ей нужны знания, и проблема в их отсутствии. А Толя во время приступа бормотал про Знающих, и только Энн могла снять с него эту ересь. Знания, знания, знания… Везде они.

Я сделал жест, чтобы она продолжала.

– Что, если существует такой орден Знающих, по типу Ищеек? И Энн относится к нему? И все, что она нам говорила – банальное пудрение мозгов? Ведьма специально что-то сделала с Толей, чтобы мы зависели от неё.

– Не надо было его обращать, – пробурчал я и тут же заткнулся. – Да, здесь есть доля истины. Но это лишь догадки.

После недолгого молчания Кори спросила:

– Так выглядел дом в то время?

– Да.

– Я осмотрюсь немного, ты не против?

– Конечно.

Девушка встала и ушла наверх, внимательно рассматривая каждую деталь.

Я еще долго бродил по всему дому, пытаясь осознать и принять ситуацию. Не получалось. Беря в руки ту или иную вещь, на ум приходило воспоминание. И не всегда оно было хорошим. 1894 – отнюдь не самый счастливый год. Я бродил по открытой галерее второго этажа, представляя жизнь в то время. Часто приезжали гости, мы устраивали балы, мебель отставлялась в сторону, и все кружились в гостиной. А я молчаливой тенью наблюдал за ними сверху, поддерживая огонь в камине и вежливые разговоры. Я бродил по столовой и кухне, где когда-то дымилась печь и творилась самая настоящая магия под руками мастеров своего дела. Я бродил по комнатам, и с удивлением замечал, что в одной не убрана кровать, со свечей стекал воск, а на столе разбросаны бумаги с недописанными строчками. Такое ощущение, что минуту назад здесь кипела жизнь. А потом все взяли… и исчезли. Лишь в моей комнате почти ничего не изменилось. Только покрывало, смятое под натиском одиноких бессонных ночей. И подушка.

К горлу подступил ком. Я развернулся и вышел. Ноги занесли меня в заднюю часть дома, где вдоль длинного коридора тянулось сплошное панорамное окно. Здесь стояли диванчики и стулья, где можно посидеть и собраться с мыслями. Я опустился на один из них и устало вздохнул, глядя на непокорную атмосферу за окном. Горные духи бушевали, посылая на общину волны колючего снега и ветра. Все пространство покрывал белоснежный ковер, и только отвесный серый камень оставался голым.

Я просидел так довольно долго, ни о чем не думая. Просто смотрел, как меняется погода. К четырем вечера начало темнеть, а к шести стояла абсолютная тьма. Буря и не думала уходить. Я сидел в полной темноте, не в силах зажечь свечи в канделябрах – и глядел в такую же темноту.

Вдруг в конце коридора вспыхнула искра. Огонек приближался, становясь все ярче, а силуэт фигуры, зажигающий свечи в канделябрах, четче. Вскоре стало достаточно светло, чтобы спокойно читать и видеть друг друга. Кори села рядом, положив мне на колени тяжелую книгу.