Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания

Слышал, как протарахтел второй «камов», удаляясь по правому траверзу.

Третья машина неожиданно навалилась хлюпаньем лопастей, весьма неторопливо, почти по-хулигански проходя вдоль борта мимо мостика, и Терентьев невольно помахал рукой, разглядев блеснувший шлем крутившего головой пилота. Видимо, у того в полётном задании был непосредственный курсовой сектор – вертолёт уходил строго вперёд по генеральному курсу крейсера.

«Пойду в лазарет, подбодрю раненых… хотя это лучше бы получилось у говоруна Скопина. Но если его так серьёзно зацепило… Нда-а! На мостике старпома я увижу не скоро. Эх, Андрюша, как же тебя угораздило?»

Кивнув вахтенному сигнальщику, Терентьев нырнул в дверь, двигая к лифту.

«А потом допросить цэрэушника. Даже если он мало что знает о планах “вашингтонских ястребов”, то и по косвенным факторам можно будет определить – насколько далеко готовы пойти янки. Вот тут к месту был бы прежний особист – опытный волчара и тонкий психолог. Но вместо него прислали дрища? столичного, да ещё и с гонором».

Уже в лифте почувствовал перекладку руля – его плавно потянуло вбок, на стенку. Выпустив вертолёты, крейсер снова ложился на противолодочные зигзаги.

Близость к медицинскому отсеку обозначилась издалека. Сначала в коридоре встретились два матроса.

«С перевязки, – подумал сразу, – судя по бинтам и слегка ошарашенному виду».

От парней пахну?ло медицинскими препаратами, а вскоре он окунулся во все эти не совсем жалуемые им флюиды, подойдя к медблоку. В тамбуре махнул «вольно» двум подобравшимся при виде командира корабля морпехам и санитару, возившемуся со своим врачебным тревожным чемоданчиком.

– Старшина, Пономарёв там? – обратился к санитару Терентьев, кивнув на дверь в амбулаторию.

– Капитан в операционной, у него сейчас «тяжёлый»…

– Кто?

– Наши уже все по койкам, – санитар правильно понял обострённый интерес в вопросе и почти буднично пояснил: – Обезболены, перебинтованы и уложены, трое под капельницей. А на операционном сейчас эти… из пленных. «Тяжёлых» сюда притащили, а «лёгких» идём на месте обработать.

Терентьев хотел спросить о потерях, колеблясь, снова ловя себя на желании отсрочки неприятных данных. Молчание длилось едва ли минуту, но принуждённо, что читалось и во взгляде санитара – дескать, «чего командир вытаращился и молчит?».

Найдя отговорку, что старшина может не знать всего, Терентьев лишь кивнул, открывая дверь. Не стал спрашивать, где лежит старпом, полагая, что укажут уже на месте, да и сам имел представление, где могут разместить легкораненых и не очень.

Невозмутимость старшины объяснимо укладывалась в общую обстановку в лазарете – никакой суеты, ни тем более аврала. Сразу нашёлся дежурный санитар, препроводивший его в изолятор, где находился старпом.

– Тута оне! – В его интонации повеяло чем-то старорежимным, ещё царским, словно к его благородию. – Лежачих развлекають.

Именно «развлекають», с этим мягким присвитом «ть» на конце!

Терентьев даже не взглянул на дежурного (намеренно ли тот кривляется или просто говор у него такой), так как в проёме открывшейся двери в изолятор увидел спину старшего помощника. Голова перебинтована по самые уши, может потому, тот и не услышал открываемую дверь.

Скопин делал то, что надо – взбадривал личный состав, да ещё и в самой удачной своей манере – балагурил.

– …а я ей и говорю: ну, вот как? Как? И вроде он надёжно упрятан под черепной коробкой. И дыры? в голове нету… кхе, тогда-то точно не было, – он со смешком, но осторожно прикоснулся к своим бинтам на голове. – Но как? Как вы – женщины, умудряетесь выносить мозг???!!!

На последних словах слушатели уже округлили глаза на появившегося за спиной посетителя.

– А-а-а-а! Командир! – Скопин поворачивался к Терентьеву скованно и всем туловищем – видимо, крутить головой ему было больно. – А мы тут как лесорубы о бабах…

Повязка полностью закрывала один глаз, но второй смотрел не то чтобы озорно, а словно осоловев.

«Пьяный он, что ли? Потерять глаз это же… – Терентьев не нашёл, с чем сравнить, – неужели не осознаёт?»

– А мне вот, понимаешь, супостат голову пробил, да мозги слегка встряхнулись…

«Бог ты мой! Да ему, наверное, ничего не сказали доктора-врачи наши, чтоб психику не травмировать».

– …Ты не думай, командир, я трезв. Это на меня так обезболики наширенные действуют, – Скопин изобразил вгоняемый шприц и тут же вскинул брови за спину Терентьеву. – О! Главврач!

Пономарёв шёл за командиром, о приходе которого доложил дежурный санитар, но в изоляторе в первую очередь вольно или невольно отвлёкся на профессиональные обязанности. Начал весьма властно со старпома:

– Сядь!

Достав из кармана халата ручку-фонарик, посветил на реакцию зрачков и коротко бросил санитару:

– Обезболивающее – только при сильных болях. – И уже Скопину: – А ты, если не хочешь залечь в лазарет надолго – живо в койку.

Затем уделил внимание ещё нескольким пациентам, бегло осмотрев и дав ещё пару указаний по перевязке.

Терентьев, глядя на это, чувствовал себя не на своём месте, деревянно осведомлялся о самочувствии у матросиков: «Как вы?», желая: «Давай держись!», получая вполне бодрые, а порой и с вымученной улыбкой ответы.

Пономарёв закончив, взглянул на Терентьева.

– Пойдём?

Прошли в кабинет. Сели. Наливать не стали. Настольная лампа дала вытянутые тени, подчеркнув круги под глазами, «прорезав» все морщинки.

– Устал?

– Заметно? Это от напряжения. Как «тяжёлые» пошли, сам понимаешь, время шло на секунды.

– Сколько у нас погибших?

– Всех, кто через мою епархию прошел, вон журнал – всё записано. Двое на операционном столе скончались. Одного уже мёртвого донесли. Ещё один очень «тяжёлый», и ничего не гарантирую. А тех, кого сразу в холодильник определили, тут уже не я. Я больше живыми, точнее полуживыми занимался. Но учёт наверняка вели. Ты смотри журнал, а я в душ. Как лимон выжатый.

– Погоди, а что со Скопиным? – спросил вдогон Терентьев.

– Голову я ему зашил… – Пономарёв пожал плечами.

– А глаз?

– Что «глаз»? Фингал у него на весь глаз.

– Он глаз потерял?

– С чего ты взял? У него контузия. При контузии бывает временное косоглазие. Вот я ему и посоветовал пока перебинтовать один глаз, чтобы не двоилось. Вообще, по идее, при таком травмировании пластом лежат, а он колобродит.

Американцы

Сообщение в оперативном штабе на «Тараве» всё же приняли, короткое, условными символами, обозначающими успешную высадку. Но…

Спутниковую аппаратуру связи наскоро смонтировали прямо на мостике аргентинского транспорта, тут же раскрыв лепестки антенны, позволяя оператору непосредственно наблюдать за абордажем и… и сопереживать!