– Намек понял, – отозвался Журбин, – целую ваши ручки, – и положил трубку.
Кто мог представить, что столь незамысловатая комбинация будет иметь столь непредсказуемые последствия.
На следующий день на фабрику прибыл представитель Михеева. Журбин предоставил Шишанова на весь день в полное распоряжение технолога. Однако главный инженер вновь появился в его кабинете уже спустя полтора часа.
– Мы все осмотрели, помещения им идеально подходят, – доложил Шишанов, – у нас даже разводка электричества на две трети соответствует их технологической схеме.
– А общее потребление мы потянем? – уточнил Журбин, оторвавшись от монитора.
– Потянем, почему нет? – улыбнулся Шишанов. – Мне их технолог примерную цифру назвал, – вводной кабель на пристрой выдержит. При установке оборудования еще раз пройдемся, сверим и, если по факту будет превышение, заведем туда еще один дополнительный кабель. Там не так много тянуть от подстанции, метров сто, не больше. Хотя, конечно, нагрузки у них серьезные, я ожидал меньше.
– А что ты думал, Михеев идет в ногу со временем, – вздохнул Игорь, – он мне кое-что в каталогах показывал из купленного оборудования, так я даже не знал, что такое существует, хотя, казалось бы, у нас близкий к ним профиль. Ладно, я тебя понял. Не забудь перед подключением оборудования все еще раз проверить.
– Обязательно, шеф, – усмехнулся Шиша-нов.
Шишанов не обманул и спустя две недели еще раз все пересчитал. По его вычислениям выходило, что сечения кабеля немного не хватало для того, чтобы длительное время выдерживать нагрузку всего установленного оборудования. Однако нехватка эта не была критичной, да и оборудование вряд ли может все одновременно работать, рассудил инженер. Опасности он не видел и поэтому доложил Журбину, что все в норме. На всякий случай он несколько раз делал замеры, которые показали, что он был прав. Кабель немного нагревался к концу смены, но нагрев этот был совсем незначительным.
Следующие девять месяцев необычайно радовали Журбина. Десятого числа каждого месяца, а иногда и на день-два раньше на счет фирмы, зарегистрированной на имя его жены, поступал миллион рублей. В июле, когда таких платежей было уже восемь, начался ремонт кровли основного здания. К октябрю работы были закончены. Журбин оставался должен подрядчикам еще около двух миллионов рублей, но договорился с ними на небольшую отсрочку, обещая закрыть остаток из предстоящих платежей Михеева.
Лето, выдавшееся в тот год исключительно жарким и засушливым, принесло Журбину еще один приятный сюрприз. Августовским субботним утром Игорь, проснувшийся раньше жены, сидел на веранде их небольшого загородного дома, доставшегося ему еще от родителей. Утро субботы, как считал Журбин, это лучшее время за всю неделю. Впереди целых два выходных дня, когда можно никуда не спешить. Кроме того, оно выгодно отличается от середины той же субботы тем, что все соседи еще спят. Не слышно воя газонокосилок, рева бензопил или вырывающегося из могучих колонок, установленных в чьем-нибудь дворе, хитов восьмидесятых годов. Сам Игорь не любил громкую музыку, а уж шлягеры тридцатилетней давности и вовсе не переносил, однако бороться с соседями не пытался, ибо считал, что взрослые люди не поддаются исправлению так же, как не поддаются восстановлению нервные клетки.
В начале восьмого его нервные клетки наслаждались соловьиными трелями, доносящимися из примыкавшей к участку Журбиных березовой рощи, а также запахом только что сваренного кофе.
Татьяна вышла из дома босиком и неслышно подошла к мужу. Она молча обняла его за голову и поцеловала в затылок. Игорь уткнулся лицом жене под грудь и ощутил, как бьется ее сердце. Он поднял голову и улыбнулся Татьяне. Жена, тоже улыбаясь, протянула ему узкую белую полоску. Как выглядит тест на беременность, Игорь знал прекрасно, как это знает любой уже восемь лет женатый мужчина, который никак не может дождаться рождения ребенка. Правда, последний раз он видел тест так близко лет пять назад. Тогда, увидев две тонкие розовые полоски, одна из которых была еле заметна, он еще уточнил у жены:
– А это точно?
– Точно, – встряхнула волосами Татьяна, – тест может иногда не показать то, что есть, но того, что нет, он точно не показывает.
И тогда он заорал. Он орал и прыгал вокруг жены, словно дикарь, впервые самостоятельно добывший огонь и теперь оповещавший своими воплями весь мир о том, что отныне именно он царь зверей.
Но счастье их было совсем недолгим. Спустя два месяца обследование показало, что развитие плода остановилось. Татьяна была вынуждена лечь в больницу, а вернувшись, она долго ни с кем не хотела разговаривать, даже с Игорем. А может быть, особенно с ним. На все его попытки поговорить с ней или хотя бы обнять она отвечала молчанием, а затем, освободившись от его рук, уходила в другую комнату и там, у окна, долго стояла неподвижно и плакала. Жена всегда плакала тихо, не в голос, со спины можно было только заметить чуть подрагивающие плечи. Лицо, залитое слезами, Татьяна мужу никогда не показывала. Наплакавшись и немного придя в себя, она уходила в ванную комнату, где приводила себя в порядок, а затем все так же молча шла на кухню, где как ни в чем не бывало принималась за готовку, и только покрасневшие глаза выдавали ее подлинное состояние.
Постепенно, очень медленно их семейная жизнь вошла в привычную колею. Татьяна начала улыбаться, общаться с мужем и немногочисленными друзьями. Но тесты на беременность она больше мужу не показывала, хотя Игорь несколько раз замечал в мусорном ведре выброшенную упаковку.
И вот сейчас его жена, его Танюшка, молча стояла рядом и протягивала ему такой знакомый тонкий кусочек бумаги. Он мог бы не брать его в руки и не смотреть на него, он и так уже понимал, что там увидит. Игорь протянул руку и взял тест. Две тоненькие линии неожиданно стали расплывчатыми и слились в одну. Он провел по лицу рукой и с изумлением понял, что ладонь стала мокрой. Он плакал. Плакал от счастья. Игорь повернулся к стоящей рядом жене и уткнулся лицом ей в живот. Она нежно гладила его по затылку и ласково повторяла:
– Мой маленький, все хорошо. Все хорошо, мой маленький.
На смену лету пришла осень. Работы, которой всегда было немало, стало еще больше. За последний год Белоусов настолько нарастил торговую сеть, что работавшие в две смены фабрики еле успевали отгружать продукцию к зимнему сезону. Неплохо шли дела и у Михеева. Сказать, что они идут хорошо, ему, как и год назад, не позволяло затянувшееся строительство. Сама стройка была почти уже закончена, однако возникли непредвиденные проблемы с подведением электрических линий. Привыкший быстро решать все возникающие проблемы Михеев самолично отправился в областные электросети, где присланный из Москвы руководитель заставил его почти час прождать на проходной, а затем еще столько же в приемной. К началу разговора не привыкший к подобному обращению Михеев был уже в ярости. К концу разговора, который наступил на удивление быстро, стороны уже ненавидели друг друга взаимно, причем одна из сторон была еще и облита кофе. Оставив мокрого директора Облэнерго на попечение причитающей секретарши, Михеев выскочил из кабинета, на прощание так шарахнув дверью, что без слов было ясно, возвращаться сюда он не намерен. Вопрос с подключением к энергосетям завис и на целых два месяца затормозил сдачу готового объекта до тех пор, пока в спор высоких сторон не вмешался губернатор.
Не желавший терять время Андрей Эдуардович завез на свое временное производство дополнительное оборудование, наконец полученное им из Кореи. Особого экономического смысла в этом не было. Он был уверен, что сразу после Нового года сможет наконец начать расставлять оборудование на новом предприятии, но неуемной натуре Михеева претило само слово «простой». К тому же все хлопоты по переездам ложились на плечи его подчиненных, ему оставалось лишь требовать с них результата. А требовать – это было любимым делом Андрея Эдуардовича. Так что новое оборудование было успешно установлено и выпускало продукцию почти круглосуточно.
Сам Журбин с утра до позднего вечера пропадал на фабрике, где кроме основной работы на него лег и контроль за ремонтом кровли. Наученный горьким опытом, Игорь больше не полагался на Шишанова. С каждым днем темнело все раньше. Сначала Журбин приезжал домой почти сразу после того, как солнце касалось вершин растущих возле дома берез, потом чуть позже заката, а еще через некоторое время у ворот дома его встречали темнота и ползущая из леса холодная сырость. И хотя первые ночные заморозки убили растущие на участке вдоль дорожек бархотки, счастье, переполнявшее Журбина, только набирало цвет. Оно росло одновременно с тем еще не родившимся комочком жизни, который до поры до времени прятался в животе его любимой жены.
В тот вечер Журбин вернулся домой чуть раньше обычного. Загнав машину в гараж, он вышел во двор и направился по дорожке к дому, расположенному в глубине участка. В окнах первого этажа горел свет, но Татьяну видно не было, скорее всего, она находилась на кухне. В кармане завибрировал уже переведенный на беззвучный режим мобильник. Журбин достал телефон. Звонили с поста охраны фабрики.
– Пожар, Игорь Иванович, горим, – услышал Журбин встревоженный голос.
– Сильно горим? – спросил он в надежде, что произошло что-то незначительное.
– Сильно, Игорь Иванович, огонь на крышу пристроя ушел, – отозвался охранник и добавил: – Пожарных уже вызвали.
– Еду.
Журбин сунул телефон в карман и зашагал обратно в сторону гаража. В дом он заходить не стал.
Въезд во внутренний двор фабрики был перекрыт полицией. Бросив машину в ближайшем дворе, Журбин прошел на территорию. Взглянув на дымящуюся кровлю здания, он вздохнул с облегчением. Из-под крыши валил светло-серый дым, который поднимался только с одной стороны пристроя. Казалось, что большого труда справиться с огнем не составит.
– Загорелось где-то на стене, под сайдингом, – начал объяснять появившийся из толпы Шишанов. – Сайдинг пластиковый, вот огонь по стене и пошел. А там кондиционеры висят. Похоже, что фреон в них вспыхнул и огонь рванул вверх, под кровлю. Сейчас, я думаю, обрешетка прогорает. Если они, – он махнул рукой на пожарных, – в чердак зайдут, то изнутри без проблем пламя собьют.
– А дышать там чем? – Журбин смотрел на неторопливо перемещающихся по двору пожарных.
– Так у них же костюмы должны быть жаростойкие, – неуверенно протянул Шиша-нов, – и баллоны с кислородом.
– Может, и должны, – пожал плечами Журбин, – пока похоже, что у них даже воды нет.
– Воды нет, – согласился Шишанов, – в гидрантах нет напора, водоканал не дает.
– Ясно, – Игорь не знал, что надо делать, и чувство беспомощности его злило, – а что там в стене было? От чего могло загореться?
Шишанов молчал, уставившись на дымящуюся крышу здания.
– Ау! Ты меня слышишь? – толкнул его Журбин. – Что могло загореться?
– Иваныч, там, похоже, кабель перегрелся, – предпочитая не смотреть на шефа, наконец ответил Шишанов.
– Кабель? – подпрыгнул на месте Журбин. – Ты же говорил, что все проверял!
– Проверял, – виновато согласился Шишанов, – но они же еще оборудование завезли. И работают почти в три смены. Вот и пошел перегрев.
Журбин почувствовал, как ноги наливаются тяжестью, а голова начинает все быстрее кружиться. Он присел на корточки и оперся одной рукой об асфальт.
– Иваныч, ты что? Тебе плохо? – засуетился Шишанов.
– Леша, уйди от меня, уйди Христа ради! – выкрикнул Игорь.
Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, Шишанова рядом не было. Пожарные, взобравшись на крышу пристроя по нескольким выдвижным лестницам, с грохотом рубили железную кровлю.
– Господи, что же эти идиоты делают? – пробормотал Журбин.
Не успели пожарные прорубить отверстие в кровле, как огонь, получивший кислород, которого так ему не хватало, вспыхнул с такой силой, что языки пламени взметнулись высоко вверх. Не ожидавшие подобного огнеборцы кинулись врассыпную, при этом один из них чуть не рухнул в образовавшийся провал. Пламя становилось все мощнее, оно жадно лизало стену основного здания, пока наконец одним из своих многочисленных языков не дотянулось до свежеперекрытой кровли.
– Это конец.
Журбин встал и, пошатываясь, отошел в сторону, подальше от горящего здания. В кармане завибрировал телефон. Звонила Татьяна. Журбин хотел ответить, но в этот момент к нему подошел человек в форме с погонами майора.
– Игорь Иванович? – Майор доброжелательно улыбнулся.