Время смерти

Однако ни прибывшее следом подкрепление, ни появившееся чуть позже руководство пожарной части и города не смогли помешать огню делать то, что он любил и умел. К утру гигантское четырехэтажное здание фабрики выгорело почти полностью. Сгорело все, что могло сгореть: деревянная конструкция крыши, оборудование, запасы сырья и готовой к отгрузке продукции. Все то, что наполняло жизнью стены здания, было уничтожено. Остались лишь сами толстенные, в три кирпича, стены да бетонные межэтажные перекрытия.

Журбину было плохо. Еще с вечера он наглотался дыма в тщетных попытках докричаться до невозмутимых пожарных, разглядывающих гигантскую струю воды, бьющую из порванного рукава. Позже, махнув рукой и на пожарных, и на сам пожар, он наглотался водки. В два часа ночи, уже выпив целую бутылку, Журбин по пояс высунулся из окна служебной квартиры, расположенной всего в паре сотен метров от места его работы. Здание фабрики было полностью охвачено огнем. Толпа зевак упорно не желала расходиться, так, словно завтра была суббота и никому вскоре не надо было идти на работу. Их можно было понять. Огненное шоу по зрелищности в разы превосходило чахлый салют, ежегодно устраиваемый администрацией на День города. Что-либо сделать было уже невозможно, и Журбин захлопнул окно и лег спать.

К восьми утра он, мучаясь от похмелья и явно подскочившего давления, притащился во двор фабрики, точнее, того, что от нее еще осталось. Постепенно начали собираться и остальные сотрудники, и к девяти двор уже был полон растерянными, не понимающими, что с ними будет дальше, людьми. Не знал этого и Журбин. Ясно было одно: того благополучия, к которому он уже успел привыкнуть, больше не будет. Спокойной, сытой и вальяжной жизни пришел конец – это Журбин знал точно. Не знал он только одного: все произошедшее минувшей ночью – только начало. Начало ожидавших его неприятностей.

14 июня этого года

Жора откинул в сторону одеяло и вскочил с кровати. Солнце, нашедшее небольшую лазейку между неплотно задвинутых штор, освещало узкую полоску пола, пересекающую всю комнату и поднимающуюся вверх по стене. Мясоедов отдернул шторы и зажмурился. Утро явно обещало стать удачным продолжением такого чудесного вечера. Вечера, завершившегося так, как он мог только мечтать. То, что Вика согласилась сходить с ним в кино, а потом еще немного посидеть на одной из летних террас, где так приятно пить вино и разглядывать проходящих мимо людей, не было удивительным. Удивительным было то, что последовало потом.

– Хорошо-то как! – Он приоткрыл дверь на балкон.

В комнату потянул прохладный, еще не успевший нагреться за утро воздух.

– Что за дурная манера стоять голышом перед окном? – услышал он возмущенный голос.

– Я не перед окном, я перед дверью. – Жора широко улыбнулся вышедшей из кухни Вике. – И кто меня здесь увидит на восьмом этаже?

– Мне кажется, что из дома напротив, особенно с десятого этажа, видно все очень даже неплохо. – В одной руке Виктория держала кухонное полотенце, а в другой столовую ложку.

– Конечно, – усмехнулся Жора, – особенно если там сидит какой-то маньяк с биноклем. Или маньячка. Тебе как больше нравится?

Он подскочил к Вике и, не прикладывая заметных усилий, подхватил ее на руки и закружил по комнате. Она несильно стукнула его ложкой по лбу.

– Мне нравится, чтобы ты надел трусы, еще что-нибудь и приходил на кухню. Завтрак уже готов.

– Слушаюсь, мой генерал! – Жора осторожно опустил Крылову на пол. – Немедленно прибуду в ваше распоряжение.

– Поторопитесь, майор, иначе рискуете остаться без яиц. – Вика наконец улыбнулась. – Не делайте такое испуганное лицо. Я говорю про завтрак.

– Ну, если только на завтрак, тогда ладно, – прогудел Жора, озираясь по сторонам в поисках своей одежды.

Расправившись с завтраком, Жора решил выпить еще одну чашечку кофе. Он неторопливо потягивал горячий напиток, причмокивая губами от удовольствия, и разглядывал Викторию, пытающуюся отмыть заросшую жиром сковородку. Как считал сам Жора, кофе благотворно действовал на его мозговую активность и мыслительный процесс. Вот и сейчас с каждым новым глотком он чувствовал нарастающую потребность поделиться с Викторией своей новой идеей.

– Викусичка, – Жора подкрался к Крыловой и легонько укусил ее за ухо, – у нас ведь все хорошо?

– Если ты прекратишь жевать мне ухо, то все будет просто чудесно, – отозвалась Крылова, отставляя в сторону наконец отмытую сковородку.

– Конечно, конечно, – пробормотал Жора, поцеловав ее в шею, – я вот подумал, может, ты ко мне совсем переберешься? А что, – заторопился он, опасаясь возражений, – вдвоем гораздо удобнее. И квартиру ты тогда могла бы не снимать.

Виктория быстро обернулась и оттолкнула от себя Мясоедова:

– «Удобнее»? Интересное слово. Может быть, ты и встречаться со мной начал, чтобы тебе было удобнее?

– Вика, – опешил Мясоедов, – я, наверное, неправильно выразился.

– Наверное! – перебила его Крылова. – То есть ты даже не уверен, правильно ты выразился или нет. Знаешь, мне кажется, ты выразился правильно. Точнее, ты сказал то, что и хотел сказать, что думал на самом деле.

– Да что я думал? – Мясоедов тоже начал злиться. – Ничего я не думал. Я думал, раз нам хорошо вместе, то и жить вместе – это логично.

– Логично, – фыркнула Крылова, – что ни фраза, то шедевр. Логично и удобно. Что может быть лучше? По-твоему, я должна быть счастлива?

– По-моему, ты могла бы на меня не орать, а спокойно объяснить, что тебе не нравится, – угрюмо отозвался Жора.

– Хорошо, я объясню тебе, что мне не нравится. – Вика вытерла руки и отбросила полотенце в сторону. Оно скользнуло по краю столешницы и упало на пол. – Я уже, конечно, большая девочка и не так романтична, как десять лет назад, когда оканчивала школу. Но тем не менее, если ты это вдруг не заметил, я все равно девочка.

Мясоедов вопросительно поднял брови, за что был тут же вознагражден новыми обвинениями:

– Жора, какой ты все же кретин. Девочка – это не та, которая не спала с мужчинами. Девочка – это та, которая еще верит, что среди них ей встретится порядочный.

– Ясно, – кивнул Жора, – я так в принципе и думал. Только я, значит, непорядочный получаюсь. И в чем моя непорядочность?

– В том, Мясоедов, что ты думаешь только о своем удобстве. Это же так удобно: сводил девушку разок в кино – и вот тебе сразу секс, потом утром проснулся – завтрак готов, пока кофе пил, уже посуда вымыта. А еще я стирать умею, гладить и полы мыть. Ты прав, Жора! Это действительно удобно и логично.

Жора вздохнул и вновь уселся на табуретку.

– Вот насчет секса я тебя не очень понял. Мне казалось, что это было взаимное желание.

– Взаимное, Жора. Мне двадцать восемь лет, и я нормальная женщина. У меня тоже может быть желание. Но это не значит, что я не хочу, чтобы ты за мной ухаживал.

– Ухаживал, – хмыкнул Мясоедов.

– Да, Жора, ухаживал! Это когда дарят цветы, приглашают на свидания, делают какие-то сюрпризы. А какой сюрприз будет у тебя? Ты вынесешь мусорное ведро? Понимаешь, Жора, – Виктория наконец перестала кричать и говорила совсем негромко, словно разговаривала сама с собой, – я хочу встретить человека, который будет добиваться меня. Добиваться не секса со мной, а меня как женщину, с которой он хочет прожить всю жизнь. А человек, который думает о том, как ему будет со мной удобно, мне не нужен.

Она вышла из кухни в прихожую, оставив Мясоедова сидеть на табуретке. Квартира была совсем небольшая, и ему было прекрасно слышно, как Виктория одевается. Он хотел встать, чтобы проводить ее, но затем решил, что так увеличивает свои шансы выслушать еще порцию неприятных откровений. Хлопнула входная дверь, в квартире стало тихо. Лишь из соседней комнаты негромко доносились попадающие через открытую балконную дверь крики мальчишек, с самого утра гоняющих мяч по двору.

Глава 2

Полтора года назад

– Послушайте, Ольга Вадимовна, – горячился Журбин, – так же нельзя. Вы нас так подставляете.

– Вы сами себя подставили, Игорь. – Финансовый директор производственного объединения Никитина Ольга Вадимовна холодно смотрела на сидящего напротив нее Журбина. – Мало того что вы себя подставили, так еще и жену в это дело впутали. А теперь вы что хотите? Чтобы Белоусов и мне претензии предъявил?

– Но ведь деньги пошли на его же фабрику. Если бы мы не перекрыли крышу, я вообще не представляю, как бы мы работали.

– Если бы вы ничего не придумывали, вы бы прекрасно работали. Дырявая крыша гораздо лучше, чем сгоревшая, – язвительно отреагировала Никитина. – Сколько денег вы получили за аренду пристроя за все время? Миллионов десять, если не ошибаюсь, от силы двенадцать, а убытки от пожара уже за триста перевалили. Триста миллионов, вы понимаете, Игорь? А страховая вообще не горит желанием нам хоть что-то компенсировать, и, судя по всему, мы из них вытрясем максимум миллионов сто. А остальное?

– Это все понятно, но при чем тут я? Если бы пристрой сдавали официально, тогда что, пожар бы не случился?

– Игорь Иванович, – тон Никитиной стал еще более официальным, – разговаривайте о своих проблемах с Белоусовым, пытайтесь с ним договориться. Меня вмешивать в ваши дела не нужно. У меня и так проблем слишком много стало последнее время.

– Но вы же знали, куда идут деньги. – Журбин возмущенно смотрел на Никитину.

– Я знала? – Она негодующе фыркнула. – Ничего я не знала, и если вдруг дело на самом деле дойдет до суда, то я именно так и буду говорить. Вся эта аренда пристроя – это ваша инициатива, и куда вы деньги девали, одному Богу известно. Или кто там у нас за деньги отвечает?

– Ну и тварь же ты!

Журбин так резко поднялся, что Никитина испуганно схватилась за телефон.