Крепость дьявола

Оказавшись внутри, в первый миг оба мужчины остолбенели, не веря своим глазам.

В центре погруженного во мрак помещения располагалось большое медицинское кресло, в котором полулежал крепко связанный по рукам и ногам человек, наполовину скрытый большой, быстро крутящейся полусферой, излучающей во все стороны яркое радужное свечение. Одновременно со всех сторон раздавались странные, потусторонние звуки.

Хотя лица мужчины и не было видно, Ремизов был абсолютно уверен – в кресле находился Яшка. Под воздействием неизвестной силы, его тело выгибалось дугой, сотрясаясь в невообразимых конвульсиях.

Внезапно, уши заложило и стало трудно дышать. Звуки усилились, проникая глубоко в мозг, вызывая нестерпимую головную боль. Фридрих непроизвольно схватился за голову, закрывая уши обеими руками, но звуки все равно преследовали его.

Превозмогая себя, испытывая жуткую боль сразу во всем теле, Ремизов бросился прямо к креслу.

Поднырнув под основание сферы, Юрий попытался расстегнуть кожаные ремни, удерживающие пленника. Яшка Зимин, весь утыканный иголками и опутанный проводами, смотрел прямо на Ремизова стеклянными глазами, в которых уже не было жизни. Юрий, стиснув зубы, продолжил попытки освободить друга. В голове звенело и бухало, перед глазами поплыли круги. Руки тряслись до такой степени, что Ремизов не мог с ними справиться.

Фридрих, заметив, что его противник пытается освободить пленного, заставил себя действовать. Рывком он бросился за русским бойцом, следом за ним поднырнув под купол прибора, ухватив Ремизова за плечо. На большее сил не хватило – сфера поглотила и его, полностью лишив воли и словно высосав всю энергию.

Последнее, что запомнили и Ремизов, и Леманн, перед тем, как сознание их окончательно покинуло, а сердцебиение остановилось, это полыхающие вспышки нестерпимо яркого света, исходящие из сферы, пронизывающие их насквозь.

* * *

Сознание вернулось внезапно.

Юрий почувствовал себя парящим почти под потолком камеры, видя свое бездыханное тело как будто со стороны. Рядом он ощутил еще чье-то присутствие. Юрий сосредоточился на этой мысли, и уже через мгновение перед ним появилось уже знакомое ему лицо немецкого офицера. В подсознании неожиданно возникло имя – Фридрих. Тот тоже пришел в себя и недоуменно озирался вокруг.

Радужное сияние сферы потухло – доктор Грубер, наблюдавший все это время за происходящим в опытной камере, торопливо выключил аппарат и теперь бежал сюда со всех ног из соседнего помещения лаборатории.

– Мы в раю?

– Навряд ли. По-моему, мы все еще в подземелье. Смотри – мы с тобой там, внизу. А вот к нам бегут врачи – такие смешные, когда наблюдаешь сверху.

– Так странно видеть себя со стороны. Интересно, а можно посмотреть поближе?

Словно в ответ на этот мысленный запрос, сознание переместилось, и теперь в фокусе оказались испуганные физиономии профессора и его помощников, склонившихся над телами двоих бойцов. Один из них, приложив пальцы к шее немецкого офицера, пытался нащупать у него пульс.

Юрий перевел взгляд на кресло, в котором все еще находился Яшка Зимин. Его товарищ был совершенно точно мертв, а его голова сморщилась и усохла так, что узнать Яшку уже было практически невозможно.

Ремизов посмотрел на собственное тело: «Башка – на месте, целая, руки, ноги – тоже, глаза закрыты. Я сплю. Мне все это снится».

– Если это сон, то я предпочел бы проснуться, – раздалось у Юрия в мозгу. Немец словно прочитал его мысли.

– Как ты думаешь, мы все еще живы?

– Не знаю… наверное. Мы же с тобой общаемся каким-то загадочным образом.

Ремизов замолчал, мучительно пытаясь осмыслить происходящее. Сознание категорически отказывалось воспринимать идею, что разум двоих совершенно разных людей неожиданно синхронизировался.

– Эй, что это они с нами делают? Куда вы нас несете? – внезапно разволновался Фридрих, обращаясь к суетящимся внизу ученым.

Юрий сфокусировал свое внимание на происходящем: их с Фридрихом тела подняли с пола и уложили на медицинские каталки. Раздался приказ – везти их на срочное вскрытие. В мозгу раздался отчетливый сигнал тревоги.

– Вот, чёрт! Кажется, они считают нас мертвыми.

С этими словами Ремизов, потихоньку начавший догадываться, как управлять своим новым сознанием, усиленно сконцентрировался на одной единственной мысли: нужно сейчас же вернуться в собственное тело.

«Я жив», – повторял Юрий, словно заклинание, одни и те же слова. Внезапно в мозгу что-то ярко вспыхнуло, словно взорвалась граната, а вслед за этим вернулась боль, пронзив всю его сущность подобно удару электрической молнии.

* * *

Эрих, помощник доктора Грубера, с некоторым усилием толкал перед собой тяжелую медицинскую каталку, направляясь к двери прозекторской. Вдруг, тело мертвеца содрогнулось в ощутимых конвульсиях. Ассистент профессора от неожиданности вздрогнул и остановился прямо посередине коридора.

Эрих на практике еще никогда не сталкивался с таким необычным физиологическим явлением, как посмертные судороги. Обойдя каталку сбоку, он подошел к трупу поближе и взял его за безвольно свисающую с края тележки руку, чтобы уложить ее обратно на поверхность. В этот самый миг, рука неожиданно ухватила Эриха за горло, сжав с такой неистовой силой, что он начал задыхаться и захрипел.

Перед тем, как окончательно потерять сознание от охватившего его ужаса, ассистент доктора Грубера увидел, как оживший покойник внезапно широко раскрыл глаза и отчетливо произнес: «Я жив».

* * *

Доктор Грубер пребывал в полнейшем замешательстве. Этой ночью эксперимент не просто вышел из-под контроля – произошло нечто невероятное, фантастическое.

Нечаянно оказавшиеся в эпицентре излучения сферы, на самом пике её мощности, русский диверсант и оберштурмфюрер Леманн испытали клиническую смерть, а затем снова ожили. Их следовало немедленно и обстоятельно изучить.

К большому сожалению профессора, оберштурмбанфюрер Гаус, внезапно почтивший своим присутствием ученую обитель после того, как ему доложили о чрезвычайном происшествии, не позволил доктору Груберу оставить у себя Фридриха. Критически осмотрев оберштрумфюрера Леманна с головы до ног, и получив его эмоциональные заверения в том, что он прекрасно себя чувствует и снова готов служить, герр Гаус решил, что его офицеру нечего больше делать в лазарете.

– Вам вполне будет достаточно одного русского для исследований! – заявил он профессору непререкаемым тоном. – А Вы, Фридрих, следуйте за мной! Я жду от Вас подробного доклада о том, что произошло сегодня, и как Вы умудрились это допустить.

Вскинув руку в нацистском приветствии, Фридрих бодро замаршировал следом за начальником гарнизона, в глубине души испытывая искреннюю признательность за то, что тот вытащил его из этой преисподней.

Бросив недовольный взгляд вслед уходящим офицерам, доктор Грубер развернулся и направился обратно в лабораторию.

Пленный русский разведчик лежал посредине помещения без сознания, привязанный к больничной койке. Ожив, он оказал отчаянное сопротивление, когда его попытались обездвижить, проявив при этом недюжинную силу. Скрутить диверсанта удалось только благодаря лошадиной дозе успокоительного, которую исхитрился вколоть ему один из помощников профессора, выстрелив дротиком с транквилизатором.

– Когда он очнется, чтобы мы смогли приступить к исследованию его мозга? – деловито спросил доктор Грубер у одного из своих ассистентов.

– При той дозе наркотика, которую мы ему ввели, полагаю – примерно через полчаса.

– Ну что же, коллеги. Давайте готовить инструменты, – удовлетворенно произнес профессор, в предвкушении потирая друг о друга ладони.

Отвернувшись от заключенного, доктор Грубер сел за рабочий письменный стол и начал сосредоточенно записывать свои последние наблюдения, поэтому он не увидел, как пленный русский диверсант пришел в себя и пристально наблюдает за ним, незаметно приоткрыв глаза.

Глава 9

Выйдя из наркотического забытья, Ремизов тут же обнаружил, что он крепко пристегнут наручниками к койке, и самостоятельно освободиться вряд ли получится. Однако сдаваться без боя, старший лейтенант не планировал.

Скосив глаза вбок, Юрий рассмотрел лежащий на прикроватном столике стальной поднос с разложенными на нем хирургическими медицинскими инструментами. Требовалось совсем немного – высвободить правую руку – и тогда он мог бы дотянуться до этого подноса. А дальше – уже дело техники. Однако Юрий отдавал себе отчет в том, что любое резкое движение сразу привлечет к себе внимание, и тогда немцы догадаются, что он пришел в сознание.

«Интересно, а фрица этого – Фридриха – они тоже здесь держат или, как своего, отпустили?», – вдруг пришло в голову Ремизову. Сам не зная, зачем, он мысленно обратился к немецкому офицеру и неожиданно получил ответ.

* * *

Фридрих стоял навытяжку перед своим начальником, рассказывая ему небылицы о том, как его разум на время отделился от тела, и что он установил ментальную связь с русским диверсантом.

Оберштурмбанфюрер Гаус смотрел на него, как на умалишенного, со смесью раздражения и жалости.