Ургин обнял жену.
– А ты, Уля, не думай, пожалуйста, выполни мою просьбу, и все!
– Ладно.
После молитвы и ужина Ургин проводил супругу в детскую, укладывать дочь спать. Потом он вызвал к себе Егора Лихого, ратника особой стражи, который на усадьбе князя.
Тот явился быстро.
– Звал, князь?
– Да, проходи, Егор, присаживайся.
– Постою, насиделся у ворот во дворе.
– Как хочешь. Сейчас пройди к причалу, глянь на нашу ладью. С утра гребцов туда отправь, будь наготове княгиню с дочкой по реке доставить в Благое.
Ратник, как и супруга Ургина, удивился.
– Конечно, это не мое дело, но могу я узнать, почему такая спешность?
– Может случиться так, что придется увозить семью из Москвы. Это все, что я могу сказать.
– Тебе грозит опасность? – Глаза верного ратника блеснули нехорошим огнем.
– Нет, Егор! Но то, что сказал, сделай. Ладья к утру должна быть готова к плаванию.
– Сделаю, князь! Вот только что-то не нравится мне твое решение. Ты чего-то скрываешь, а надо ли? Мы же тебе до гроба верны!
– Повторяю, мне, Егор, как и семье, ничего не грозит. Закончим на этом.
– Ты князь, твое слово – приказ. Позволь исполнять?
– После ужина.
– Добро. Все сделаю, не сомневайся. Вопрос задать можно?
– Давай.
– Григорий в Кремле остался?
– Нет. Поехал в свой старый дом.
– Значит, не ждать его?
– Нет. Хотя, может, и появится ночью. Ты ж его характер знаешь.
– Знаю. Так я пойду?
– Ступай, Егор.
Рано утром явился Григорий.
Дмитрий завидел родственника, подошел к нему.
– Здравствуй, Гриша!
– И тебе здравствовать, князь! – ответил брат Ульяны и невесело вздохнул.
Ургин спросил:
– Как спалось в родительском доме? Что-то вид у тебя не свежий.
– Плохо спалось, Дмитрий. Страшные видения замучили. Никогда такого не было, обычно сплю как убитый, а тут промаялся всю ночь.
– Что же тебе такого страшного снилось?
– Змей, князь, трехглавый, громадный. В горницу чрез окно влез и навис над лавкой, изрыгая пламя. Я хотел схватить бердыш да рубануть его, только все тело онемело, пальцем не пошевелить. А огонь все ближе. Очнулся я в поту, гляжу на оконце, а слюда разорвана. На полу лежит черный ворон. Видать, бился в оконце, пока не издох. Плохая это примета, Дмитрий, к покойнику. Наверное, скоро мне помирать.
– Гришка, перестань! Ты воин, чрез огонь и воды прошел, старухе костлявой не раз в глаза смотрел, а в какие-то бабьи приметы веришь.
– А как не верить, Дмитрий? Помню, мальцом был, так к матери соседка как-то поутру прибежала да сказала, что птица в окно клювом стучала. Отец тогда цыкнул на нее, не мели, мол, ерунды, а днем соседского мужика лесом на сплаве до смерти придавило. Вот и не верь. Да таких примет сотню привести можно. Нет, что ни говори, а коли птица стучится в окно, то это значит, что смерть в хату просится.
– Помолись! – посоветовал свояку Ургин.
– Молился уже, как прочухался. Ладно, а чего Лихой у ладьи делает?
– Готовит ее к походу.
– Далече?
– В Благое.
– Ты решил в удел поехать?
– Нет. Это для Ульяны и Агафьи.
– Их-то чего решил в село отправить?
– Так родителю Глафиры, тестю моему, вчера пятьдесят лет исполнилось.
– А почему водным путем? Короче на возке, по суше.
– По реке веселей.
– Да, веселья хоть отбавляй, но это ваше с Ульяной дело. Мы сейчас в Кремль?
– Как обычно. Позавтракаем да поедем.