Ургин подошел к нему, поклонился.
– Здравствуй, великий князь.
Иван поднял на него заплаканные глаза, в которых читалась недоброжелательность.
– Кто ты?
– Ты что, Иван? Не узнал? Я же Дмитрий Ургин, хранитель твоего покоя и ответчик за твою безопасность.
– Да? А где же ты был, когда здесь, в моих покоях, разбойники избивали князя Овчину? Где ты был, когда Шуйский толкнул меня, великого князя, безопасность которого ты должен беречь, под лавку. Где? Во дворе ждал, сговорившись с Шуйскими?
– О чем ты, Иван? Разве я допустил бы такое? Я только что приехал в Кремль, от своего стражника узнал об аресте князя Овчины и тут же поспешил к тебе.
– Я не верю тебе. Ты такой же, как и Шуйские, как и все бояре. Они при народе показывают свое повиновение мне, а во дворце внимания на меня не обращают, да еще и издеваются.
– Не говори так, великий князь. Я не заслужил твоих упреков.
– Тогда иди и освободи Овчину! Узнай, куда Шуйские дели мою мамку Аграфену. Приведи их ко мне. Пусть бояре придут и попросят прощения.
Дмитрий вздохнул.
– Это не в моих силах, государь.
– Зачем так говоришь? Не желаешь помочь князю Ивану, потому как не любишь его! А я люблю и хочу, чтобы он был рядом со мной. Еще Аграфена и брат Юрий.
– Дело, государь, не в наших с князем Овчиной-Телепневым отношениях. Да, у нас не было взаимной симпатии, но мы и не желали друг другу смерти. К сожалению, сейчас уже ничем нельзя ему помочь.
– Его убили?
– Думаю, да. Но если и не убили немедля, то все одно исхода из тюрьмы ему нет.
– Но за что его схватили Шуйские? Что плохого он им сделал?
– Поймешь позже, государь.
– Ты как Иван Шуйский. Он тоже злобно говорил, мол, приказывать будешь, когда подрастешь. Вы с ним одинаковы.
– Тебе надо успокоиться, государь. Не всегда в этой жизни мы получаем то, чего желаем. С этим придется смириться.
– Смириться? – вскричал восьмилетний мальчик. – Нет! Я никогда не забуду князя Ивана и не прощу Шуйских. А тебя больше видеть не желаю. Ты предал меня, как и все вокруг. Как Федор Колычев, который тайно удалился из Москвы. Уходи!
– Государь!..
Иван закричал:
– Я сказал, уходи! Стража!
Князь Ургин печально посмотрел на мальчишку, вновь забившегося в истерике.
– Видит Господь, государь, я не заслужил твоей опалы. Но подчиняюсь. Прощай, великий князь, да поможет тебе Бог!
Ургин вышел из покоев. Иван зарыдал еще сильнее. Он хотел закричать, мол, останься, Дмитрий, но слезы и судороги, сдавившие шею, не позволили ему сделать этого.
Ургин чернее тучи спустился по дворцовой лестнице. У храма по-прежнему стояли Иван Шуйский и несколько приближенных к нему бояр, окруженные дворцовой стражей. Дмитрий направился к ним.
Григорий увидел это и подозвал к себе ратников особой стражи Егора Лихого и Афанасия Дубину.
Шуйский заметил Дмитрия и воскликнул:
– Сам князь Ургин?! Приветствую тебя!
– Отойдем в сторонку, – сказал Дмитрий.
– Зачем? – Иван Шуйский изобразил удивление. – Или сказать что желаешь? Так говори. У меня от бояр секретов нет.
– Я жду тебя. – Ургин прошел к углу храма.
Шуйский приблизился к нему.
– Ну?.. Что ты хотел сказать?
– Ты почему творишь произвол?
Надменная улыбка сползла с лица Шуйского. Его исказила злобная гримаса, напоминавшая звериный оскал.
– А кто ты такой, чтобы я отчитывался перед тобой? Не забывайся! Я старше тебя и по чину, и по возрасту.
– Это правда. Но она не дает тебе право на безобразия, которые ты и твои люди позволили себе в покоях Ивана.
– Вот оно что. Насколько мне известно, ты поставлен на охрану государя по завещанию его отца. Но Иван жив и невредим. Ты имел возможность убедиться в этом. Остальное же не должно тебя волновать. В том числе и участь изменника Телепнева-Оболенского. Он приговорен к смерти думой от имени великого князя и с согласия совета опекунов.
– Мне тоже известно, под чьим влиянием и как принимает решения Боярская дума. Овчина-Телепнев мешал вам, Шуйским, Бельским и дядьям Ивана, князьям Глинским. Но меня не интересуют ваши междоусобицы. Да и Овчина сам вырыл себе могилу своим поведением. Я хочу знать, почему вы устроили расправу над Овчиной на глазах у малолетнего князя. Ведь кому как не тебе было знать, насколько сильную душевную боль вы нанесли Ивану, когда избивали его любимца. Думаю, ты сделал это с умыслом, дабы показать ребенку, что он никто, невзирая на титулы. Тебя не тронули мольбы, крики, слезы Ивана. Ты добивался того, чтобы он почувствовал свое бессилие, бесправие, признал могущество ближних бояр и беспрекословно подчинялся им. Но и ты, и братья твои, особо Василий, и Бельские допустили ту же роковую ошибку, что и Овчина в свое время. Совсем скоро вам отольются слезы Ивана. Всех вас, сегодня вершащих неправедный, несправедливый, не христианский суд, постигнет участь Телепнева-Оболенского. Судить вас, уцелевших после междоусобной вражды, станут не недруги, а сам великий князь Иван Васильевич.
Шуйский усмехнулся.
– А ты что же, пророк, ясновидящий, способный загодя разглядеть людские судьбы?
– Зря скалишься, Иван. Время рассудит, кто был прав.
– Вот именно, время и Господь! Кто знает, что будет завтра с тобой, князь Ургин. Судя по твоему виду, государь не слишком приветливо принял тебя. Среди бояр найдется немало таких, кому ты когда-то дорожку перешел.
– Ты угрожаешь мне, князь Шуйский?
– Нет. Это ты угрожал мне своим пророчеством, а я только предупреждаю, князь Ургин. Я знал твоего отца, уважал его. Не становись у нас на пути. Сомнем!
– Ты так уверен в себе? А попробуй прямо здесь и сейчас смять меня. Отдай приказ своей страже схватить князя Ургина. Поглядим, что с того выйдет.
– Не играй с огнем, Дмитрий.