Мы пойдем с конем по полю вдвоем…

Как у всех юных дарований поэтического фронта, места наши были на последних рядах аудиторий. Именно там поэты, художники, певцы, композиторы, футболисты. Все, из кого выходят более-менее приличные люди после технического вуза. И вот как-то на одной из лекций Петр Александрович поверг меня в смятение. Видя, что студент Шаганов ничего не делает, а студент Шурухин (тоже разгильдяй) просто спит, он подошел к нашей безалаберной парте. Негромко, но твердо сказал:

– Ну-ка, встаньте оба. Вы на что рассчитываете? Ничего не делаете и думаете, что на экзамене я поставлю вам двойки? Даже не надейтесь. Я поставлю вам три, и пусть вам всю жизнь будет стыдно.

Мы стояли не шелохнувшись. И думали – пусть нам всю жизнь будет как-то не по себе, только поставьте нам ту самую несчастную тройку.

Жил Петр Александрович в Подмосковье. В Малаховке. Должно быть, это ему нравилось. Свежий воздух, пиши себе книги по электричеству. До работы добирался на электричке. Путешествия минут на сорок. А мотаться в столицу, кроме как преподавать, надобности особой не было.

В Малаховке есть, наверное, и до сих пор институт физкультуры. В нем учились симпатичные девушки. Симпатичные девушки знакомятся с молодыми поэтами. По-другому не бывает. Зима, лес, дачный поселок – мы с моим приятелем остались с ночевкой. Девчонки занимались то ли плаванием, то ли лыжами. Не суть. Все обаятельны, привлекательны – влюбляйся не хочу! И вот в середине нашей вечеринки одна из пловчих-лыжниц спрашивает:

– Вот вы пишете стихи – это хорошо. А где вы учитесь или работаете?

Мой приятель говорит:

– Вот Саша у нас студент института связи. Девиз у них – «Связь без брака»!

– Вот как, а у меня там дядя преподает.

Ну, мало ли чьи там дяди преподают! Одних факультетов целых шесть, студентов восемь тысяч. Не считая вечернего обучения.

– Может, знаешь, Саш, – Петр Александрович Попов. Я у него любимая племянница, он сам одинокий человек. Хочешь, скажу ему – он тебе пятерку поставит без экзаменов. За стихи.

Я чуть не поперхнулся.

– Слушай, я тебя очень прошу. Не говори своему дяде, что мы с тобой знакомы, что вот уже первая бутылка «андроповки» заканчивается, а то мне точно в следующий семестр не перебраться. Не изучать электрические цепи.

Короче, «отлично» у меня в аттестате по этому предмету. Все выучил – от и до. Все методы. Особенно поповский. Вдруг, думаю, подруга все-таки расскажет дяде про то, «как мне дороги подмосковные вечера». А у Шурухина – тройка.

Вот живет человек, а в душе у него кошки скребут. Электрические.

Студент

Здорово, бедный брат-студент,

Здравствуй, старина!

Сегодня дел серьезных нет,

Сегодня праздник дотемна.

Вольному – воля, а спасенным – рай,

Долгий рассказ оставь для первокурсниц!

Вдохни свободный воздух улиц

И сам себя не осуждай.

Покуда горе – не беда,

Будет все путем.

Кривая вывезет всегда,

Давай о том с тобой споем!

Вольному – воля, а спасенным – рай,

Долгий рассказ оставь для первокурсниц!

Вдохни свободный воздух улиц

И сам себя не осуждай.

Инженер «Мостелефонстроя»

С грехом пополам я окончил в июне 1987 года родной институт. Тема диплома звучала так: «Линии связи в условиях вечной мерзлоты». Очень не хотелось воплощать написанное на практике. Хотя и ничего особенного, наверно, – пакуешь себе кабель в железобетонные костюмы. Только прохладно, должно быть, у этой вечности.

От былой отличности в оценках не осталось и следа. Два последних курса листки зачетки пестрели унылыми «удами». Я особо не расстраивался. Все время поглощало стихосложение. Препод Шварцман говаривал:

– Удовлетворительно – хорошая оценка! Это значит, и вы удовлетворены, и государство удовлетворено.

Молодого инженера электросвязи принял в свою обитель трест «Мостелефонстрой», СМУ-2.

Месяц-другой я протирал штаны в каком-то отделе по учету и планированию вблизи метро «Калужская». По ночам сочинял до посинения, утром с красными глазами занимал позицию за столом, перекладывал с места на место разные платежные поручения. Вглядывался сонными глазами в чертежи коммуникаций, совершенно не разумея, что к чему. Пару раз безнадежно засыпал на рабочем месте. Напротив меня, лицом к лицу, сидел начальник отдела. И я думал, что, видимо, желтоватый оттенок его кожи и некоторая тучность фигуры ожидают со временем и меня самого. Буду тихо хиреть, а после и стареть, занимаясь нелюбимым делом. Уволиться было нельзя. Три года после института молодой специалист должен был отработать по распределению. Сейчас понимаешь, пристраивая юного лоботряса куда-нибудь на работу, что эта социальная защищенность вовсе и не так плоха для неокрепших молодых душ.

– Да, Шаганов, вижу, трудновато тебе дается сидячая работа. Но ничего. Направляем тебя в строительное подразделение. Будешь инженером-измерителем. Все поживей, чем здесь, и оклад на червонец повыше.

Чего там и говорить, тот мой начальник обладал душевным теплом. Спасибо ему.

Ну что ж, это совсем другое дело. Во-первых, после выполненной работы на объекте можно было не возвращаться на базу – в полуподвальное помещение здания в начале улицы Марии Ульяновой. Свободного времени прибавилось. Во-вторых, все объекты, они же АТС (автоматические телефонные станции), находились не в одном районе города, что тоже вносило некоторое разнообразие. В-третьих, коллектив наших рабочих был также приветлив.

– Ну, вот скажи, Саша, что тебя больше всего интересует на сегодняшний день? Может быть, оптические волокна в телефонии, а? – с надеждой спросил меня новый босс.

– Виктор, скажу вам честно. Больше всего меня интересуют мои новые стихи. Те, которые я еще не сочинил.

Увлечение мое несколько его расстроило, сразу было видно. Он вздохнул.

– Эх, до тебя на этом месте трудился тоже художник. Все рисовал, рисовал, бедняга…

Что он там рисовал, я не стал уточнять. А вот мои песни частенько транслировались по однопрограммному приемнику, и ребята с удовольствием подкалывали:

– Ну, что нового создаешь, поэт? Как там твой «Черный кофе» – «Зеленый чай»?

Я не обижался. Кудри, подстриженные военной кафедрой, снова отросли до плеч. И весь мой облик говорил сам за себя – перед вами, господа мои хорошие, «совсем неизвестный среди хулиганов московский поэт Александр Шаганов».

И я решил: как только скромные авторские отчисления сравняются с инженерным окладом, буду линять с трудового фронта. Каким образом – непонятно, может, даже через статью параграфа 33 трудового законодательства: увольнение за прогулы без уважительных причин. Будь что будет. Ночи напролет я медитировал, как подорванный. Поэтические образы не оставляли в голове места измерительным приборам.

Судьба была и в этот раз благосклонна. Перестройка, Горбачев! В «Литературке» целые газетные подвалы были посвящены таким, к примеру темам: «Можно ли заниматься частным извозом» или «Первое кооперативное кафе на Остоженке – хорошо это, плохо ли?».