За…сто…лье (флотские байки)

Я принес ему переделанное представление.

– Теперь жди, заходи сюда, узнавай. Где-то через месяц должен подписать Командующий флотом.

Воинское звание – один из главных стимулов в службе офицера. Задержка звания – тяжелое дисциплинарное, но больше моральное взыскание. Когда смотришь на своих сверстников и однокашников, имеющих на одну звёздочку больше, становится как-то неуютно, правда, со временем привыкаешь, но «жаба» всё равно давит до тех пор, пока это звание не получишь, поэтому задержка еще на одну неделю не способствовала поднятию настроения.

Ровно через месяц я опять помчался к кадровику.

– Пока ещё не пришел приказ, даже не знаю, подписан ли он. Зайди завтра. – кадровик был сама доброжелательность.

– Завтра мы на неделю в море уходим.

– Ну зайди через неделю, твоё звание от тебя не убежит.

– А вы не могли бы позвонить на флот и узнать, как там дела?

– Ты знаешь, там кадровик, отвечающий за присвоении званий, заболел, будет только завтра.

Вот так. Надо держаться, видно было, что отмахивается от меня мужик. И ничего не сделать – ни в морду дать, ни матом покрыть. Ладно. Подождем.

Через неделю я опять был у него. Он долго рылся в карманах, нашёл какую-то измятую бумажку и сообщил мне номер приказа. Я вроде бы должен был скакать от радости, но радости не было никакой.

Через определённое количество лет у меня появилась возможность уйти с корабля. Я пошел к своему старому знакомому. Это сейчас я знаю, что нечего было там делать, а тогда наивно полагал, что мне помогут, или хотя бы дадут совет.

– Ищи место, – сказал мне кадровик.

– А может быть, товарищ капитан первого ранга, – робко сказал я, – вы подскажете, где я смогу это место поискать?

– Ну, милый мой, это твоё личное дело. Походи по береговым частям, съезди в ТОВВМУ (Тихоокеанское высшее военно-морское училище), наконец. Хотя я не думаю, что тебе удастся найти приличную должность, ты же беспартийный.

Это верно. Главным критерием продвижения по службе считалось членство офицера в нашей родной коммунистической партии. Я тогда не вступал в партию, потому что из убеждений считал себя недостойным, хотя возможность такая неоднократно имелась.

– И что, теперь, значит, спасение утопающих – дело рук самих утопающих? – я начал закусывать удила.

– А ты как думал? Нянек в военно-морском флоте нет.

– А кадровые органы есть?

– Слушай, иди отсюда, мне работать надо! Пришёл, понимаешь, капитан-лейтенант права качать! Один ты, что ли у меня?!

Ну вот и поговорили. Ладно, будем искать. Побывав в нескольких местах, я понял, что слова о нерушимом блоке коммунистов и беспартийных – чистой воды фикция. «С беспартийными мы даже не разговариваем.» – так мне сказали в двух местах. Правда, вскоре мне предложили тяжёлую должность командира полностью разваленной береговой части. Я согласился. Здесь я уже был нужен Системе, и за считанные дни приказ о моем переводе был подписан.

В то время имелся приказ Министра Обороны, гласящий, что военнослужащий, прослуживший в местностях, приравненных к Северу определённое количество лет, имеет право на перевод в центральные области страны. Правда, этот приказ до нас не доводили, хотя знали о нем все, но воспользоваться правом на перевод согласно этому приказу удавалось далеко не всем. Я нашёл себе место в частях центрального подчинения, и эпопея стала повторяться. Написав представление о переводе меня к новому месту службы, я собрал подписи всех начальников и привёз его в штаб флота. Будучи тогда в звании капитана второго ранга, я вручил представление вежливому капитан-лейтенанту уже без дрожи в руках.

– Когда представление уйдет в Москву? – голосом начальника спросил я.

– Мы постараемся подписать его в ближайшее время. – туманно ответил капитан-лейтенант.

– Подписать в принципе вы можете хоть завтра.

– Да что вы, товарищ капитан второго ранга, документ должен вылежаться и сок дать…

Правильно. Всё правильно. Имею дело с типичным представителем славного племени кадровиков.

– Ну хотя бы в течение месяца?

– Это можно.

Я не особенно спешил переводиться, можно было подключить имеющиеся у меня связи, но необходимости не было. В общем, документ ушёл через полтора месяца, причём отслеживал я его на всех этапах. Перевод состоялся.

– Всю жизнь я прослужил в строительных войсках. – сказал мне на новом месте службы сослуживец-майор, но такого бардака, как в кадрах военно-морского флота, не встречал. Ты уж извини.

– А как у строителей с этим дела? – вместо ответа спросил я.

– У строителей кадры для людей, а не люди для кадров. Вот, к примеру, я до сих пор не знаю, как присваиваются воинские звания, как происходит перемещение на должность, а уж о том, что я имею право на перевод, отслужив десять лет в местах, приравненных к Северу, мне стройбатовские кадровики все уши прожужжали. Когда я прослужил девять с половиной лет в Казахстане, меня вызвал кадровик и предложил мне три места для дальнейшего прохождения службы в средней полосе. Даже на карте указал, где эти три места находятся. У меня была одна задача – ткнуть пальцем в избранное мной место, что я и сделал. За всю мою службу у меня ни разу не возникали вопросы к кадровикам. А здесь второй год бьюсь, чтобы меня признали ветераном Вооружённых Сил, всё делаю сам. Сейчас жду-с.

– А может, это в одном месте, где ты служил, были такие кадровики? – спросил я.

– Что я, в одном месте служил, что ли? Н-е- е-т, это система! У меня много знакомых из других родов войск. Все работают, как у нас в стройбате, а флотские кадровики просто козлы!

Мне трудно было с этим не согласиться. Кстати, я тоже начал хлопотать о присвоении мне звания «ветеран Вооруженных Сил», причем у меня были очень хорошие, почти дружеские, отношения с кадровиками. Получил я удостоверение через пять лет и восемь месяцев после того, как сам начал оформлять документы.

– Спасибо, ребята! – сказал я своим друзьям-кадровикам. – Не прошло и шести лет…

Они меня не поняли…

Канцелярист

.

Военная служба предполагает произвол вышестоящего начальника до беспредельных размеров. Не знаю, как сейчас, в эпоху суверенной демократии, обстоят дела, но думаю, что и сегодня формула « я начальник – ты дурак…» и наоборот тоже верна, как в доброе старое застойное время. По-разному реагировали на произвол командования офицеры: кто-то, стиснув зубы, терпел, кто-то, толстокожий, не обращал внимания, кто-то не выдерживал и после долгих мытарств уходил на гражданку, но были среди нас и такие, которые пытались, в меру своего понимания, защититься.

В нашу электромеханическую боевую часть прибыл новый офицер. Его на построении тут же представили экипажу. Вечером я побежал с ним знакомиться. «Анатолий» – представился он. У него было доброе лицо, поразительно синие, глубоко посаженные, глаза, при этом был он брюнетом среднего роста. В каюте, кроме меня, находилось несколько офицеров-механиков.

– А что, ребята, – сказал Толик, – я слышал, что командир у вас хам и сволочь?

– Это ещё мягко сказано. – выразил общее мнение один из нас. – С таким гадом ещё никому служить не приходилось.

– Ничего. – улыбнулся Толик. – Поставим его на место.

– Это вряд ли. У этого парня нет ни стыда, ни совести нет.

– И не с такими справлялись.

Толик улыбался, но было в его улыбке что-то зловещее. Неприятная была у него улыбка. Немного рассказал о себе – где раньше служил, живёт в посёлке в двухкомнатной квартире с женой и дочерью. Сам ленинградец. По званию давно должен быть капитан-лейтенантом, но из-за того, что постоянно конфликтует с начальством, уже два года перехаживает. Морскую традицию он соблюл – выставил литр водки, закуску, так сказать, представился, сам же ни разу к стакану не подошёл. На наши недоумённые вопросы сообщил, что пьёт раз в году – на Новый год выпивает фужер шампанского. Нормальный парень, решили мы. А что не пьёт, так это личное дело каждого.

С собой Толик принес здоровенный сейф, который тут же приварил к палубе каюты, на корабле у нас палубы металлические, а у него, как у командира трюмной группы, всегда была сварка любого типа, вплоть до автогеновой. Что у него в сейфе, он никому не рассказывал.

В компанию нашу он так и не влился. Когда народ расслаблялся, он сидел в каюте и что-то писал в фолиант размером с том Большой Советской энциклопедии, если же кто-то пытался заглянуть, что он там пишет, книгу он сразу же захлопывал, а на попытки узнать, что за книга, вежливо, но твёрдо отвечал: «Там моё очень личное».