– Никто ничего не знает, кто что умеет, – заявил авторитетно Витас. – Как я очутился в кадре, расскажите мне, пожалуйста, если меня там не было?
Вот Аркадий там был…во сне. Так мы слышали в его докладе. И каким образом я туда попал, ведь сон его изобилует такими подробностями, что просто так не выдумаешь. Может, он во сне и это кино снял?
Все повернулись и смотрели на Аркадия. Краска начала заливать щеки. Аркадию казалось, над ним откровенно смеются. А Витас, вот от него он такого не ожидал!
– Не знаю, был ли я там, но то, что рассказал, в книжке не вычитаешь. Следовательно, каким-то образом я телепортировался. А, может, вслед за Василисой проник через щель.
Аркадий обвел группу виноватым взглядом.
– Так что же будем делать? – строго спросил Георгий Сергеевич. – Материал у нас об этом самом Материке богатый. Там, по всей видимости, и находится девушка Василиса, из-за которой поднялся весь этот сыр-бор.
– Нам надо этот фильм показать всем лагерным, всему миру. И рассказать, что мы этот фильм не снимали, а вот каким образом он был снят и появился у нас… Между прочим, – Аркадий посмотрел на Аскакова, – ты должен был снять свой фильм, где он?
Нехорошо получилось, словно он директор, а Рома его подчиненный, хотя Рома намного старше…
– Мой фильм в рабочем состоянии, я уже говорил об этом. Если хотите, можем посмотреть, что у нас в сухом остатке.
– Давайте посмотрим.
Роман ушел за своим кино, а Витас осмотрел присутствующих.
– Про этот странный фильм мы заявим. Это факт мирового значения. Поскольку не нашими руками фильм сделан, лучше от него избавиться, хотя мне содержание и работа оператора очень понравились.
Больше скажу, мне представляется, что на время мы попали в аномальную зону. Ну все равно, что оказались в Бермудском треугольнике. В таком случае все становится на свои места и объясняется.
– Вы считаете, что весь лагерь попал в параллельный мир? – спросил Астафьев.
– Почему и нет. Если такой огромный регион, как Атлантида, исчезла, не оставив и следа, то отчего бы нашему лагерю не попасть в плен других вибраций и частот?
Сейчас Земля переживает новую геологическую трансформацию. Удивляться не приходится,
– А в чем выражается и проявляется эта трансформация, Георгий Сергеевич? – спросил Аркадий.
– В массовых волнениях народонаселения нашей планеты. Человечество чувствует, что происходит под землей и в космосе, начинает соответствующим образом вести себя. Вы же все слышали, что Земля меняет положение своей оси.
В комнату вошел встрепанный Роман. Глаза его горели, руки тряслись.
– Ни камеры, ни отснятого материала я не нашел. Как корова языком слизала.
На Романа жалко было смотреть. Он весь сжался, смотрел исподлобья. Глаза, как у молодого щенка, пытливо ощупывали каждого и молили о помощи.
Если бы у Аркадия были какие-нибудь деньги, он бы все отдал. Но денег у него не было.
– Все ясно, – громко сказал Витас. – Надо обо всех этих фактах доложить обществу молодых ученых. Пусть знают, что мы находимся в аномальной зоне, которая в данный момент перезагружается. Неспроста появился и дракон.
Серьезные мысли Аркадия
Все как-то сместилось и смешалось. Казалось, между тобой и собеседником еще кто-то находится.
Совершенно стал странным Георгий Сергеевич Витас, которого Аркадий очень уважал и ставил выше общеизвестных академиков.
Теперь Витас больше молчал. Проводил по голове рукой, словно пытаясь нащупать свои мысли.
Аркадий чувствовал, что произошли сильные изменения – и в природе, и с людьми. Да о себе он мог сказать: совершенно не знал, каким сделает следующий шаг.
Вот сейчас выйдет из дому на улицу. Пойдет в конференц-зал, где всегда теперь людно. Но оставался сидеть. Ни в какой конференц-зал не шел. Там его Пилявский мог заставить отдуваться на сцене и в сотый раз рассказать, что эта за штуковина такая – Змеюка.
А о ней Аркадий и слышать уже не мог. Если раньше она никак не воспринималась, то сейчас воспринималась как чудовище, которого (и это вполне закономерно) Аркадий стал опасаться.
Аркадий чувствовал себя страшно одиноким. Что он влюбился в Василису, не вызывало никаких сомнений. И эта влюбленность его оживляла, образовывала центр мыслей о девушке, до которой и дотронуться не смел.
Аркадий много раз влюблялся. Когда ему было пять лет, мама сказала своей подруге, что у нее растет нервный мальчик, который будет страдать от девочек.
– Почему? – спросила подружка.
– Да потому, что он все выдумывает. Вот что это такое – притащил домой кошку и запер в чемодане.
Да, был такой случай, Аркадий его хорошо помнил. Он увидел котенка, жалобно мяукающего у мусорника, на который даже не мог запрыгнуть, чтобы добыть себе пищу.
Он ведь мог умереть. Аркадий спрятал его в портфель, а дома (мать еще была на работе) поселил в чемодане с бельем, наделав в нем дырочек.
Котенок белье описал. Ночью начал так громко вопить, что насмерть перепугал Аркадия, а уж про матушку и говорить не приходилось – едва инфаркт не заработала.
Василиса была его осью, на которую он мог опереться. Само ее присутствие делало мир познаваемым и понятным. А теперь ни черта не было понятным: все кричали, доказывали друг другу что-то. На самом деле были в панике, которую успешно сами и распространяли.
Очень плохо без опоры, словно ты плывешь в туманном облаке неизвестно куда. Неизвестность – что может быть страшней?
А что делается сейчас в лагере. Кошмар да и только. Исчезла точка опоры. Даже близкие выглядят растерянными, словно война началась. А, может, она действительно началась?
Поесть нормально невозможно. Столовую закрыли. Сухой паек, который выдали, был совсем тощеньким: кусок колбасы, четвертинка хлеба, упаковка твердющего гороха.
Что с горохом делать? Его ведь есть просто так нельзя, а сварить негде. Уже второй день Аркадий ходил голодный и подумывал о дезертирстве. К примеру, уехать в какую-нибудь деревеньку, что стоит на побережье. Там поесть будет что. От этой суматохи заодно отдохнуть.
Сейчас родные городские пенаты казались Аркадию сущим раем.
Дверь открылась, вошел Витас. Его глаза высматривали что-то на полу. На сидящего Аркадия даже не обратил внимания.
– Ты моей ручки не видел? – спросил, приметив молодого человека? – У меня там один секрет спрятан. Такой микрофончик, я по нему общался кое-с кем.
Какой микрофончик, с кем он мог общаться по нему, это же не телефон? Аркадий хотел спросить, чего ради микрофон стал телефоном. Но промолчал ввиду всеобщей разбросанности мыслей.
Это мысли всегда строгого Витаса ползали по полу, норовив прошмыгнуть в мышиную нору.
Мир рушится
Все, что происходило вокруг, потеряло твердую основу, словно люди превратились в эльфов, а предметы в тонкую роспись птичьих крыльев.
Аркадий всегда поражался, как природа – великая художница – разрисовывала своих подопечных, особенно пернатых и рыб.