Литературный оверлок. Выпуск №3/2019 (избранное)

Я смотрел на этого полного грусти и растерянности, непонятого мной и чужого для людей человека, и думал про фонари в ночных полях. Скоро Платов, сделавшись черной точкой вдалеке, исчез в сыром тумане.

Мы проехали станцию, и открылась вольная долина. Алый диск показался над краем неба, но земля еще лежала в серой, прохладной тени. Только белёсые стволы молодых берёз, островками стоявших вдоль дороги, заиграли нежно золотым. Эта долина напомнила мне женщину. Всходило солнце, и вся она пропитывалась ясностью и нежностью. Земля окутывалась первым теплом дня.

В полях просыпалось село. Белёные дома с бурыми железными и серыми шиферными крышами стояли чередой по берегам вьющейся речки. В тени блеснуло зеркало запруды. На бугре, среди густых верхушек, белела невысокая колокольня, и темнел старый купол. Фонари во дворах уже не горели. Из высоких труб струился легкий дым – остывшие избы протапливали по утрам. Мужики расходились по работам. Кто-то уже, до жары, вышел в поле. Другой мастерил что-то у сараев. Ребятня собиралась в школу.

Село пролетело мимо, как случайный сон, и исчезло в утренней дымке, будто и не было. Подумалось, ему будет покойно здесь.

    8—9 июня 2013, М.

Мария Косовская

Родилась в Москве, детство провела в городе Веневе Тульской области. Первое образование – Московский Горный Университет. Второе – Литературный институт им. Горького, отделение прозы, семинар Орлова В. В. и Михайлова А. А. Посещала творческую мастерскую «Повести Белкина» под руководством Антонова А. К. Публиковалась в журналах «Тверской бульвар», «Литературная учеба», «Волга», в интернет-журналах: «ТЕКСТ. express», «Сетевая словесность», «Литературный оверлок» и других.

Инстинкт графомана

На площадке мела поземка. Запорошенный асфальт, окруженный сугробами, как осколок чужого мира, выглядел враждебно. Утро было раннее, еще толком не рассвело. Экзаменующиеся жались друг к другу у подножия «эстакады».

На девятке синего цвета подкатил гаишник.

– Что, товарищи будущие водители, – спросил он, хрустнув дверью, – будем сдавать?

Я подумала, что номер машины «А 111 НУ» – хороший знак и пошла первой.

Моя решимость почему-то не перешла в уверенность. Я выжала сцепление и переключила рычаг передач. Поехали, подумала я, и тут же заглохла, не доехав даже до эстакады.

– Вторая попытка, – равнодушно сказал гаишник и завел мотор.

Я въехала на подъем, затормозила, поставила на ручник. Голос автоинструктора в моей голове командовал: «Поднять ручник, газануть, отпустить сцепление пока не просядет машина». Да что ж так дергается нога?

– Женщина, вам плохо? – бесстрастно спросил гаишник. – Вас трясет.

После этого вопроса я заглохла опять.

Я шла к остановке и плакала. Это была вторая попытка. Первый раз я сделала все элементы, но стоп-линия оказалась занесена снегом, и я заехала на нее. И теперь придется платить, а это как расписаться в собственном бессилии. С купленными правами я вряд ли буду водить, не позволит совесть. Мерзкий вкус поражения жег губы. Неудачница! Дура! Мне, может, и не нужна эта машина. Я, может, для другого создана.

Я вернулась домой, разогрела суп, пообедала, сварила кофе и села перед компьютером. Чтобы не расклеиться после неудачи, нужно было терапевтическое письмо. Так хотелось сбежать в другой мир, что от нетерпения покалывало кончики пальцев.

Один мой приятель любит повторять, что графомания – самое безобидное хобби, была бы ручка и пара листков, или, в крайнем случае, компьютер. Другая моя приятельница, наоборот, считает, что графоманы засоряют эфир, и настоящему писателю не пробиться. Я же стараюсь об этом не думать. Я открываю файл с повестью «Она».

В плане значилось: «героиня встречается с любовником, сцена секса, неловкий момент». Пикантные эпизоды мне особенно удавались: лицо краснеет, дыхание учащается, руки порхают над клавиатурой, печатают, не разбирая букв. Но сегодня настроиться на нужный лад не удалось.

Я пробежала глазами несколько абзацев. Последний заканчивался строкой: «Она откинулась на спинку дивана, подставляя лицо. Он впился в ее губы страстным поцелуем».

Какой водевиль. Стыдно! А ведь кто-то это прочтет и будет судить обо мне по этим текстам.

Я закрыла файл, мышкой перенесла его в корзину и нажала кнопку «Очистить». Вот и все.

Я зашла в жж, полистала ленту. Было легко, будто я скинула мокрую шубу, которую почему-то вынуждена была носить. Я написала пару резких комментариев сентиментальным девушкам и одну суровую отповедь какому-то заумному нытику. На этом друзья в интернете кончились. Я не знала, чем себя занять. И тут же вспомнила про свою повесть.

Она исчезла, оставив круги на заставке моего монитора. Других идей не было. Да и откуда им было взяться, я только и думала каждый день о своей непутевой, ноющей героине. А теперь внутри моего творческого пространства остался вакуум: бесплодная пустота, в которой не за что зацепиться несовершенству жизни.

Что делать? Неужели все? Эти злосчастные тридцать страниц, над которыми я мучилась полгода. Кровинушка моя. Кривая, нелепая и ноющая, но моя! Это же убийство. Это – смерть.

Я смотрела в монитор и водила по воде мышкой. Слез не было. Я открыла интернет, в котором, как спасательный круг, всплыла страница моего блога. Написала:

«Только что удалила текст, над которым работала полгода. Половина повести. Удалила и очистила корзину, чтобы точно не восстановить. И сейчас АДСКИ жалею! Что это за выкидоны? Я же все свои дневники с пятого класса храню!»

Комментарии появились быстро:

«Если повесть была важная, напишешь снова в лучшем виде. Что-то потерялось, но что-то найдется! Не переживай!» – писал Ромашка. Мы были знакомы по литературному кружку. Такой же, как я, безобидный графоман, каких много.

«Так мне и надо», – подумала я и в голос захныкала.

Появись и другие комменты. Какой-то Провокатор предположил, что я таким образом устроила представление, Нехромой посоветовал писать на бумаге, Забияка дала телефон психолога, а ЯзеБэст скинул ссылку на сайт ФастДай про способы самоубийства.

Я хотела выключить компьютер, как появился новый комментарий от Ивен Мо: «могу дать телефон айтишника, научит как восстановить».

«Да, да, да!» – закричала я, одновременно набирая утвердительную частицу три раза.

Я звонила айтишнику, который медленно объяснял, что программа стоит денег, интерфейс интуитивно понятен, если возникнут вопросы, он может скинуть инструкцию.

Дрожащими руками я искала программу, дрожащими руками вбивала номер карты и жала «Оплатить», выбирала «восстановить файлы на жестком диске» и кликала папку D. Реальность перестала существовать. Был только мой текст, затерянный в цифровом пространстве, где-то на неиндексированном участке памяти, в осколках чужого мира. Текст был напуган, он звал меня из электрической темноты.

    26/02/11

Александр Решовский

Родился в 1990 г. в Йене (ГДР). Закончил Литературный институт им. Горького. Живет в Москве. Первая публикация состоялась в 2012 г. в журнале «Флорида».

Корни

1.

«Приезжай в гости» – огромными буквами поверх синюшных клеточек тетрадного листа. Вот такое письмо я получил от бабки. Впервые в почтовом ящике оказалось что-то помимо счетов, рекламы и окурков.

Сам конверт – сплошь марки. Посередке кровавое пятнышко «Чесменского боя», затем чей-то дряблый профиль, еще прифигевшие мордочки Белки и Стрелки на клочке космоса, а после – улыбается Гагарин. Да и куча всего, сплошь цветастая мозаика, рисующая лоб и скулы умершей эпохи.

Зачем зовет? Может, помирать собралась. Еще вариант – рехнулась. Тяжело не рехнуться, когда ты ровесник сада, что шумит за окном и роняет в траву переспевшие яблоки, которые некому и нечем есть.

Дома хотел остаться, тем более выходные. Но была такая мысль: наверное, она налепила все это, потому что для нее я еще мальчик. Может, она хотела меня развлечь? Вот же и машинки какие-то наклеены, и ракета золотая загибает вираж над гербом СССР. Простой и трогательный призыв с того конца подсыхающей ветви генеалогического дерева.

И решил – поеду, потому что такие обороты в груди – это редкость, и к ним нужно прислушиваться. Сперва распечатал кусок карты, вырезав из нескончаемых полотен «Гугл Мэпс». На месте поселка детализация была нулевой: полем-поле, росчерк дороги, железка нервом тянется на восток, ну и само «Бадягово» налеплено на светло-зеленую гладь. Не верю, что окажусь где-то посреди этого ничего. Если смотреть вот так, сидя перед монитором, все кажется особенно бесплотным. Ладно, рано приеду – рано уеду. Утром на поезд, к обеду на станции, а там как получится.

И поначалу все было неплохо. Сошел где надо, стою уже на перроне, десять раз вымок и десять раз высох по дороге, радуюсь ветерку, допивая теплую минералку.

И вот, самое страшное – вокруг ни черта нет, кроме природы. Длится и длится приземленная зелень, меж нее протянута и потеряна тощая грунтовка, вдалеке к горизонту липнут деревья, поблизости только покосившийся дом мигает солнечными бликами в оконных рамах.

Вынужден сказать о небе – оно было синим, то есть – вообще, без малейшего облачного плевка и завихрения. Это меня беспокоило. Время-то идет? Вот и часы на единственном столбе показывали, что нет, не идет. Мол, а ты иди уже куда-нибудь.