Птица, убившая меня

– Я предупреждал, что вам не понравится, – тихо сказал Макс и опустил голову.

– Ко мне в кабинет оба, – резко сказала директриса, развернулась на каблуках и быстро пошла к себе.

Максим и Маргарита Павловна последовали за ней. Макс снова почувствовал себя диковинным – на него снова пялилась половина школы.

***

– Ну ты дал, Малевич! – Дементьев сочувственно сжал плечо Макса. – Кто ж знал, что твое вдохновение потянет тебя на чернуху! Ну вот сложно было нарисовать геройского солдата в окопе?

– Сложно! – Макс говорил на повышенных тонах. – Я пытался всю ночь, но ничего не вышло! А это… это пришло само! Это именно то, о чем говорила Марго, – картина с душой!

– Да уж, мощно вышло, – Дементьев глянул на экран смартфона, и по его лицу пробежала тень, – даже не по себе становится. Хотя выставлять такое в школе – это, конечно, перебор.

– Это ты виноват! – зло сказал Максим.

– Каюсь, грешен, – Сашка выглядел расстроенным. – Не думал я, что тебя туда уведет!

После тяжелого разговора с директором школы и выяснения отношений Максиму было плохо. Он хотел скрыться от всех, убежать далеко и не появляться больше в этой школе никогда. Маргарите тоже влетело за то, что она не проконтролировала своего ученика. Выговоры влепили обоим.

– Я готов искупить свою вину, – в голосе Дементьева слышалась загадочность. – После последнего экзамена завалимся ко мне. Я достал кое-что интересное – тебе понравится! Говорят, для художников полезно. Отметим, так сказать, очередной возрастной рубеж!

– Не хочу, – Максим не смотрел на приятеля, – дома лучше посижу. Надоело куда-то ходить.

– Ну, как хочешь, – легко согласился Сашка. – Если что, ты знаешь, куда звонить.

***

Экзамены пролетели быстро. Максим не задумывался об оценках, поэтому со спокойной совестью получал свои тройки.

После инцидента с картиной парень чувствовал себя совсем неуютно: ему казалось, что в него тыкают пальцами, а стоит ему отвернуться, начинают шушукаться за спиной. Поэтому он старался прийти на экзамен, как можно быстрее получить оценку и сбежать из школы.

Так было и в последний день перед каникулами. Стояла неимоверная жара, все окна в классе были распахнуты, но это нисколько не спасало.

Максим взял билет, быстро прочитал, подготовился и ответил кое-как на вопросы.

Все. Трояк получен, в школу можно не ходить три месяца. Это радовало Макса, но его огорчала перспектива торчать столько времени дома – вот уж где ему совсем не хотелось находиться, так это наедине с матерью.

– Ну что, Малевич, надумал? – Дементьев тоже не особо утруждался в учебе и, получив свою тройку, быстро выскочил из класса. – Сегодня у меня!

– Я же сказал – не приду! – Макс сердито отвернулся и пошел в сторону выхода из здания школы.

– Как знаешь. Сегодня будет очень весело! – услышал он вслед голос Сашки.

Максим медленно шел домой. Он раздумывал над событиями последних дней, расстраивался из-за того, что дал втянуть себя в историю с картиной, злился на Дементьева за его длинный язык, на директора за то, что наказала, на всех за то, что не поняли его картину.

Максим пришел домой и сразу понял – что-то не так! Дверь в его комнату была распахнута. Макс поспешно вошел к себе.

Его взору предстала ужасная картина: ящик комода был выломан, на полу лежали его рисунки – смятые, разорванные, растоптанные чьими-то ногами. Максим стоял, не в силах произнести хоть звук. Его чувства словно кто-то тоже растоптал и уничтожил. На этих рисунках были его боль, гнев, слезы и страх. Это были его чувства, его вдохновение!

Максим принялся собирать с пола бумагу. Это заняло достаточно много времени, пришлось сходить на кухню за большим мусорным пакетом, сложить в него все уничтоженные рисунки. Максим хотел пойти к матери и спросить ее, за что она так с ним, но, только ступив на порог, он услышал богатырский храп и понял, что ничего не добьется.

От боли, обиды и несправедливости сжалось сердце, птица радостно заухала. Она обожала такие эмоции – отличный коктейль злости, страха и обиды придавал ей сил и бодрости, позволял расти еще больше.

Максим вынес мусор, который был когда-то его рисунками, из квартиры и набрал номер Дементьева.

– О, Малевич! Решил все-таки оторваться после трудных экзаменов? – хохотнул Сашка.

– Да, – сказал Максим. – Предложение еще в силе?

– Конечно! Подтягивайся давай, – Дементьев нажал на «отбой».

Максим не стал переодеваться и вообще заходить в квартиру. Это казалось неправильным и глупым занятием – все равно там его не ждут и не ценят.

Спустя полчаса Макс позвонил в стальную дверь квартиры Дементьевых. Дверь открыл Сашка.

– Давай, проходи, – сказал он, впуская Максима, – только тебя жду.

Максим прошел в гостиную. На маленьком журнальном столике он увидел пакетик с белым порошком и несколько белых дорожек, аккуратно собранных на темной поверхности.

– Извини, начал без тебя, – сказал Сашка, вытирая нос, на котором остались следы белого порошка. – Ну что, ты следующий. Не стесняйся, не бойся, все проверено мной лично!

Максим ощутил себя пловцом перед прыжком в бездну. Нужно было сделать только шаг вперед или назад. Максим набрал полную грудь воздуха и сделал шаг.

Глава 4

Детство – лучшая пора жизни даже не потому, что ты не обременен заботами и проблемами, не потому, что всю ответственность за тебя берут на себя родители. Главное, что есть в детстве – это ожидание праздника. Принесли тебе родители с работы шоколадку – праздник, сходили всей семьей в кино – снова праздник.

В детстве мы с нетерпением ждем день рождения, Новый год, каникулы или просто выходные. И жизнь пролетает весело именно потому, что в ней есть место празднику.

Становясь старше, взрослее, ответственнее, мы теряем радость. С каждым годом нас все меньше радуют маленькие приятные мелочи. Мы не ждем выходных, стирается радость от времени, проведенного с родными. Не радует день рождения, становясь просто датой, Новый год больше раздражает своей суетой, чем дарит ощущение сказки.

Яркие вспышки радости уступают место серым будням. Мы не ждем ничего хорошего, просто существуем в этом мире.

Максим пребывал в плохом настроении. Это, собственно, было его обычным состоянием через два дня после очередной дозы. Раздражало все: свет, звук собственного голоса, прикосновение одежды к телу.

Максим вечером собирался к Дементьеву. Оставалось всего несколько часов, но именно эти часы тянулись невыносимо долго. Макс сидел в кресле напротив картины, которую закончил ночью, и старался не шевелиться и не издавать ни звука, чтобы не спровоцировать вспышку неконтролируемой ярости, не начать громить комнату и ломать вещи.

Максим думал о том, как изменилась его жизнь. Как пропала радость существования. Какими мерзкими были дни. Только вспышки эйфории, вызванные употреблением белого порошка, оставались яркими пятнами.

Оставались в жизни Макса и его картины. В моменты творчества Максим уходил в страну фантазии – это было схоже с приходом от наркотиков, но в этом случае отсутствовала ломка и болезненное возвращение в реальность.

Застывая возле чистого листа, Максим просто отдавался рвущейся на волю стихии творчества. Руки сами выполняли всю работу, перенося образы, рожденные в сознании парня, на холст.

Максим посмотрел на свою последнюю работу. Мрачные тона картины выражали внутренний мир Максима – изломанные фигуры людей, темное мрачно-кровавое небо, нависшее над бегущей толпой. Тоска и паника – вот что было сутью его работ. Дементьев по-прежнему покупал определенные вещи, но от некоторых его просто передергивало. Было видно, что Сашке просто тяжело смотреть на эти полотна. Заходя в комнату к Максиму, теперь он первым делом бросал взгляд на мольберт, зачастую прося Макса убрать холст или хотя бы накрыть его тканью.

– Я еще пока со своей головой дружу и хочу, чтобы эта дружба продолжалась, – комментировал он свою просьбу.

Максим криво усмехался такой нежной душевной организации, но просьбу выполнял. Как иначе? Нельзя обижать единственного поставщика радости в твою жизнь.