Осколки памяти

– Личного знакомства не заводил, а заочно, кто его не знает, легендарная личность.

– После окончания срока перемирия его отряды активизировались, а сам Масуд отказался заключить дальнейший договор о мире и перерезал автомобильную дорогу северо-восточнее Чарикара. Правительственные войска загнали душманов в горы, и где-то в этом районе его командный пункт. Жарко сейчас там, – продолжил майор, – афганцы обратились за помощью к нам. Мы произвели несколько вертолётных десантов и блокировали их здесь, – он указал на красную зигзагообразную линию, охватившую горные склоны южнее и восточнее кишлаков.

– Если мы сумеем перехватить караван с оружием, то «духам» крышка. Я вам подробно объясняю ход операции для того, чтобы вы прониклись ответственностью за порученное задание… Капитан Малышев, ваш командир роты, остановил свой выбор на твоём взводе. Командование бригады не возражает.

– Поставленную задачу выполним, мои ребята не подведут!

– Хорошо. Капитан Быстров, подойдите к карте, вам слово.

Седеющий капитан соединил прямой линией две точки, обозначив их синим фломастером, а посередине поставил жирный красный крест.

– Заданный район – квадрат 43. Приблизительное место прорыва каравана – вот это ущелье. Крестиком я обозначил возможный перевалочный пункт. Мы захватили одного из адъютантов Масуда и с ним секретную депешу. Он просит оружие и боеприпасы. Вот эта линия – самый близкий путь от границы. Зная, что основные правительственные части Кабула и Джелалабада участвуют в операции, караван пойдет именно здесь, уверен в этом. Но всякое может случиться, поэтому перехватить и уничтожить караван необходимо в начале следования, иначе «духи» затеряются в «зелёнке». Вам, лейтенант, предстоит с помощью лётчиков произвести скрытную высадку именно в этом ущелье, притаиться, закопаться в землю, превратиться в камни, но выждать, не рассекретить себя, дождаться каравана и остановить его. Дело чрезвычайно важное, лейтенант, и, сами понимаете, опасное… Так вот, лейтенант, – после минутного молчания как-то буднично проговорил начальник разведки, – большую группу мы послать не можем – сразу засекут. Пройдут в другом месте и разобьются на мелкие группы. Охрана каравана такого масштаба состоит из 130–150 человек, что в несколько раз превышает количество ваших людей. Ввяжитесь в перестрелочный бой и, главное, отсеките их от границы. Через час-полтора мы десантируем весь батальон и захлопнем ловушку. В случае затяжного боя, по докладу подполковника Кузнецова, мы немедленно направим к вам по дороге вдоль перевала, усиленный танками артдивизион залпового огня. Учитывая горный рельеф, примерно через 6–8 часов «броня» будет в квадрате 43. Тебе, лейтенант остаётся сообщить лётчикам по рации свои точные координаты. Артиллерия и танки по твоей наводке перепашут каждый квадратный метр земли вокруг твоего взвода, не только «духов», но и сам караван разобьют вдребезги. У меня все. – Капитан свернул карту и протянул Кудрину. – Возьми, она полностью подготовлена.

Командир батальона майор Востротин отмерял шагами длину комнаты, поскрипывая новыми хромовыми сапогами. По привычке разгладил свои пышные усы тонкими, красивыми пальцами и, обращаясь только к Кудрину, произнёс:

– Олег, если придется туго… Ты только не обижайся, всё может быть… Объясни своим ребятам, что в когти к ним лучше не попадаться. На днях двоих наших в плен захватили. Ты знаешь, что они сделали? Нет, не убили, пальцем не тронули, перевязали и подлечили. И чисто хирургически ампутировали кисти рук, обработали культи, аккуратненько забинтовали и сказали: «Иди к своей маме, пусть она знает, что ждёт её второго сына, только мы ему не руки, а ноги отрежем. Всем русским скажи, со всеми так будет».

– Хорошо, командир, я расскажу ребятам, они правильно вас поймут.

– Вопросы, лейтенант?

– Время вылета?

– Вылет в 20.00, с лётчиками согласовано. Командовать десантированием и группой прикрытия будет сам заместитель командира полка по политической части подполковник Кузнецов.

Майор Востротин долгим внимательным взглядом посмотрел на Кудрина. Вспомнил себя таким же, на первый взгляд, сорвиголовой, который, тем не менее, успешно участвовал во главе десантной роты в операции по захвату замка Амина. Захотелось обнять этого смуглолицего, симпатичного парня, которого уже захватила и закрутила военная машина, загребая в свои жернова его судьбу и саму жизнь. Но майору было не до сантиментов. Он протянул руку Кудрину и, встряхнув её крепким мужским рукопожатием, добавил только три слова:

– Выполняйте, желаю удачи!

* * *

Девятнадцать тридцать. Термометр показывал 40 С в тени, а на припёке зашкаливал за отметку 70 С. Прикосновение к обшивке вертолёта обжигало руки, в кабине духота, как в сухой парилке. Но приказ командира в двадцать ноль-ноль поднять колеса в воздух отбрасывал на задний план бытовые неприятности. Начальник политотдела вертолётного полка подполковник Кузнецов осмотрел машину. Бортовой техник старший лейтенант Литвиненко, поставив стремянку на боковой блистер, протер влажной тряпкой переднее стекло, заляпанное кровяными каплями.

– Чистые, командир! Как девичьи слёзы, – весело крикнул он, еле умещаясь на прогибающейся под его весом лестнице.

Увидев командира, лётчик-штурман старший лейтенант Александр Шумцов кратко доложил:

– Блоки заряжены полностью, заправка полторы тонны, пулемёты в порядке.

Высокий и стройный, спортивного телосложения, начальник политического отдела вертолётного полка, родившийся в простой рабочей семье на Вологодчине, являл собой образ вежливого и грамотного человека, соединяющего в одном лице черты русского дворянина и советского интеллигента. Не тыкал, не хамил подчинённым, владел разносторонними знаниями, был дисциплинированным и требовательным офицером, не пил, никогда не курил. Служил личным примером безупречного поведения в нелёгких бытовых условиях Афганской войны. Быть может, именно эти неотмеченные в официальных характеристиках человеческие качества подполковника Кузнецова создали ему неоспоримый авторитет среди лётного и технического состава Бердического вертолётного полка, позволяли в отсутствие командира полка подполковника Томарева руководить боевыми действиями авиасоединения в ряде важных армейских операций. Между собой рядовые лётчики называли подполковника Павла Кузнецова сокращенно «Начпо», а не замполитом, что было, в свою очередь, данью уважения к лётному мастерству работника отдела «политвправления разгельдяйских мозгов лётчиков». Так, однажды в курилке шутливо общее мнение офицеров высказал «правак» подполковника Кузнецова Александр Шумцов. Он был прямой противоположностью своему командиру, обладателем различных взысканий в личном деле: самолюбивый, энергичный, совершенно не обладающий чувством лести и чинопочитания, с широкой творческой душой, умный, уравновешенный и смелый в воздухе, но максималист, а точнее, «махновец», на земле. «Своими окурками я весь Афган пробомбил, – любил хвастаться он, иногда для смеха грубовато добавлял: – Вчера килограмм «кишмишевки» (афганская самогонка) накатил, пришлось с воздуха облевать весь Кабул», – то ли шутил, то ли правду говорил «правак», а главное, во всеуслышание, не стесняясь начальства. Но, к чести его, в воздухе был всегда трезв, как стёклышко, и признавался командованием как лучший «бомбёр» полка. Именно его вертолёт, единственный в эскадрильи транспортников, был укомплектован спецоборудованием, которое позволяло лётчикам точнее выполнять целеуказания по бомбометанию, снимать на плёнку результаты до и после бомбово-штурмовых ударов самолётов и вертолётов по противнику. На вертолёте летали, сменяясь, четыре командира, из них двое заместители командира полка – подполковники П. Кузнецов и В. Полещенко, командир звена капитан В. Козлов и старший лётчик звена капитан В. Кроленко.

– Командиров у меня тьма, а я у них штурман на всех один. Вчера «Начпо» говорю: беречь моё здоровье надо, чаще наливать боевые сто грамм, а то скочурюсь, с кем летать будете? Молодец «Начпо», сам не пьёт, а коньячок налил, поговорили о том, о сём по душам, – не то правду говорил, не то хвастал в кругу близких друзей один из главных балагуров и разгельдяев полка, как его окрестил тот же подполковник Кузнецов.

Но, действительно, самые ответственные задания – бомбометание, целеуказание, высадка глубинных групп разведки, десантирование, поиск и проверка караванов вблизи Пакистанской границы, вывозка раненых и убитых советских солдат с горных вершин, каньонов и долин Гиндукуша выполняло звено самых опытных лётчиков, специально сформированном ещё в Союзе. Их заглаза называли «старичками», как в фильме «В бой идут одни старики». «Начпо» был «воьмёрочником» и, естественно, предпочитал летать в ранге командира вертолёта с лётчиками звена «старичков». Именно вертолёт МИ-8 в составе экипажа капитана Владимира Козлова и старшего лейтенанта Александра Шумцова официально указан в приказе Главкома В.В.С. СССР маршала А.Н. Ефимова, как первый из советской авиации, совершивший посадку в горных условиях на необозначенную площадку ночью в боевых условиях в районе города Митерлам и спасший от гибели около пятидесяти тяжелораненых советских воинов. Лично сам «Начпо» в сентябре 1983 года на полковом построении вручил своему «праваку» неофициальную награду – японский магнитофон, одобрительно похлопав по плечу своего штурмана.

– Тебе, Александр, ещё листок комсомольской славы, благодарственное письмо родителям и наградной на орден оформим. Молодец!

Две, казалось бы, противоположные натуры на земле, душевно были едины в воздухе, понимали без слов друг друга, что являлось самым важным фактором выживаемости экипажа вертолёта, танка, подводной лодки на любой войне. Им и предстояло в тот день и ночь решить общую с взводом лейтенанта Кудрина боевую задачу по захвату каравана с оружием в квадрате 43.

* * *

Группа десантников расположилась в тени ветвистых зелёных эвкалиптов, посаженных на краю аэродрома. Здесь проходила первая линия обороны аэродрома, были оборудованы огневые точки с постоянно дежурившими нарядами. Малейший подозрительный шорох в зелёнке взрывал ночную тишину огненной очередью, в которую вливался артиллерийский гром всей закольцованной системы охраны. В зелёных пятнистых маскхалатах, из кармашков которых торчали рожки запасных магазинов, а на поясных ремнях висели серые гранаты, десантники выглядели более суровыми и жёсткими, чем обычно. Грузин Самошвили, коверкая русский язык, травил анекдоты, лихорадочно дрыгал ногами, хватаясь за живот. Два афганца Ахмат и Хасан наблюдали за ним, и один другому со смехом переводил. Никто не перебивал грузина. Десантники лежали на примятой траве, потягивая дешёвые сигареты, перекидываясь короткими фразами.

– Эх, рвануть бы сейчас на «Метеоре» по Волге-матушке до самого Каспия!

– А я бы мороженого поел. Я за спор в «Пингвине» по кило за один присест отоваривал…

– Ну и как? Горло не болело?

– Нет. Чихота нападала да нос закладывало.

– Сегодня суббота по календарю?

– А, нам-то какая разница?

– Дома я бы на танцы пошёл. Диск-жокеем хотел заделаться, да в армию призвали…

– И правильносделали, человекомстанешь.

– А там я бы кем был?

– Козлом прыгающим.

– Скажешь ты, козлом прыгающим. Планы у меня были стоящие.

– А у нас всегда планы хоть куда, а на деле одна ерунда.

– Ну! Стихами заговорил. Сбренчи, Рустам, на дорожку что-нибудь стоящее.

Сержант Садыков вынул из чехла семиструнку, подкрутил барашки и, всей пятерней ударив по струнам, хрипловатым голосом под Высоцкого запел:

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигает…

– Здесь раньше вставала земля на дыбы, – подхватили Дектярев и Миша Ларин.

Подполковник Кузнецов взволнованно замер, слушая слова песни. Столь ясно прорезались в памяти шумные московские улицы восьмидесятого года. Он был в отпуске, угодил на московскую Олимпиаду и совершенно случайно проходил 25 июля по той улице… Кто-то снимал чьи-то похороны, потом он узнал – датчане. Из дома вынесли гроб, и он услышал чей-то шёпот: «Всех кинооператоров послали на Олимпиаду, а Высоцкого заграница снимает. Наши потом золотом заплатят за эти кадры. Ох уж эта простота – Россия!» Он протиснулся через толпу, увидел знакомые из кинореклам сумрачные лица знаменитых артистов, слёзы на глазах Михаила Ножкина. В осыпанном цветами гробу лежал действительно Владимир Высоцкий…

Десантники допели песню. Садыков последний раз провёл ладонью по струнам, прозвучал последний аккорд… Кузнецов встряхнулся и подошёл к группе солдат, окружавших Самошвили, прислушался к разговору, посмеиваясь, спросил:

– Кацо! Рассказываешь, как в прошлый раз немытым виноградом объелся? Надеюсь, сегодня не перебрал? Смотри, в воздухе и стульчик не поможет.

– А ведёрко? Ведёрко-то все равно есть, товарищ командир!

– Даст тебе Литвиненко ведёрко! Вылетишь в космос вместе со стульчиком и ведёрком в обнимку!