Счастье – не пение жаворонка

– Да, всё у вас, как в Париже, только дома пониже и асфальт пожиже.

– Не мешай мне своим чумным бормотанием, Люба. Поговори сама с собой, у тебя получится. А мне дай отдохнуть!

– Ты так всю жизнь проспишь, красотка, с чудесным иностранным именем. Надо жить!

– А что я делаю?

– Летишь со мной в одном самолёте. Все дамочки твоего возраста отрываются по полной программе. Не сомневаюсь, что и у тебя точно так же и, может быть, круче. Ты ведь натуральная красотка. У тебя, наверняка, кавалеров, что мух на куске арбуза.

– Ты такая любознательная, как двести старушек из Интернета.

– Всё понятно. Предполагаю, что ты в сексе – полный ноль.

– Считай, Любаша, что это так.

– Ты что обалдела? Да как тебе не стыдно при такой смазливой наружности строить из себя недотрогу? Чушь какая-то!

– Поспешишь – людей насмешишь!

– Значит, считай, Амелия, что лично я рождена смешить этих самых… людей. Лично я от секса получаю удовольствие и мощную эмоциональную разгрузку. Снимаю стресс. Мама мне говорила, когда я ещё в восьмом классе училась, что с этим не надо тянуть, и секс полезен для здоровья.

– Я пока без эротических процедур не чахну от болезней, Люба.

– Ты меня удивляешь, Амелия! Ведь, кроме этого, ещё и немного заработать можно. Не всегда, правда. Я же, например, не проститутка. А подарки дарят, сувениры всякие. Моему постоянному любовнику за пятьдесят лет. Ничего старик, щедрый. Но он уже мне надоел. Моторный старикан, но очень ревнивый. А мне такое его поведение не нравится.

– Мне трудно тебя понять, Люба.

– Ты красивая, а что толку? В тебе нет никакой… романтики. А представь себе, что лежишь с молодым самцом в густой траве, и над вами поют свои приятные песни жаворонки. Класс!

Молодая и очень болтливая, энергичная попутчица, явная прожигательница жизни смолоду, стала рассказывать о том, сколько у неё было сексуальных партнёров и какие они. «Ведь это же интересно!». Все разные.

Она даже ведёт тайный дневник о том, что у неё происходит в этом плане, и для прикола даёт его читать самым близким подругам, иногда и парням. А что особенного? Некоторые из них ещё толком-то в этом плане не… тронулись, в полных непонятках и даже не в теме. Пусть учатся. Это полезно.

Тут же Люба рассказала и о том, как лишилась девственности. Практически, легла по первого попасшего гражданина. Для конспирации. Он старше её был раза в три, но это и неважно. Зато никто о нём и ничего не знает. Да и она сама, вряд ли, когда-нибудь вспомнит это прыщавое лицо и пьяные глаза.

– Люди говорят, – предположила Амелия, – что женщина всегда держит в памяти образ своего первого мужчины. Именно, того, кто лишил её девственности. А здесь-то что тебе помнить, Люба?

– Замутки это и болтовня! – засмеялась Любушка. – Я вот, например, только четвёртого своего мужика запомнила. Реактивный и… большой. Такое, Амелия, запоминается. Я даже за ним долго бегала, пока он мне полный отлуп не дал. Так что, врут всё бабы! Они не первого мужика помнят, а только того, кто им сделал очень… хорошо.

– А разве так бывает, Люба? – с грустью и удивлением спросила Древцова. – Ведь без любви нельзя с мужчиной сближаться.

– Много ты в жизни понимаешь! Только так сейчас и бывает. Многие девочки до двадцати пяти-шести находятся в активном творческом поиске. А потом… замуж выходят. Уже… подготовленные. Их двуногие вахлаки и тюфяки очень любят и считают самыми целомудренными в мире. Факт!

– Да, ну тебя! Страшно и не понятно всё это.

– Чего страшного? А презервативы на что? – Люба широко раскрыла глаза. – Амелия, ты же красивая, без всякого дешёвого базара. Так взяла бы тебя и задушила. Нет, не по злобе. От удовольствия. Такая красотка!

– Мне всё равно, красавица я или нет. Мой дедушка Степан говорил, что главное быть здоровой и счастливой, и немного… умной и разборчивой.

– Оно правильно. Это так. Но только ты не ври мне! Никогда не вешай лапшу на уши людям. Говорить неправду очень не хорошо. Тебе не всё равно. Ты просто нерешительная. Но когда жахнешь стакан водки или «пяточку» выкуришь, всё тебе до фонаря будет.

Навязчивая и бесцеремонная попутчица Амелии ещё что-то долго и взахлёб рассказывала о своей интересной и, как казалось ей, необычной жизни. Но Древцова уже почти её не слушала.