Счастье – не пение жаворонка

Она прислушалась на мгновение. Тишина.

– Спит мой дедуля. Пусть отдохнёт. В жизни и так пахать ему много приходилось. Сейчас, Степан Акимович, одну секунду! Я хоть на ногах, но пока ещё, считай, сплю. Сейчас проснусь, как следует, и будет у нас с тобой в избе и тепло, и уютно.

Амелия включила в комнате свет. Её взгляд упал на стол, где лежали документы, бумаги и фотографии. Она всё аккуратно собрала в папку, завязала её тесёмочки. Потом отрыла дедовский сундук, и положила её на самый верх лежащей в нём одежды.

Потом она вышла на кухню, включила и там свет. Степан Акимович лежал на своём топчане на боку, укрытый одеялом с головой. Амелия громко сказала:

– Ты же потом, дедушка, будешь сам ругаться, если я сейчас тебя не разбужу. Так, что вставай! А я сейчас печку растоплю. Да ты же у меня самый настоящий сибиряк, никакого холода не боишься.

Она резко сдёрнула с него одеяло. Собиралась растормошить старика.

Амелия наклонилась к нему и вдруг поняла, что Степан Акимович мёртв. Но она не хотела, не желала верить в то, что произошло. Судорожно схватила его руку, прижалась к ней щекой. В любую, самую тяжкую беду не сразу верится.

– Ну, вставай! – прошептала она. – Не пугай меня, дедушка!

Девушка поцеловала его в лоб.

– Да, ты у меня… мёртвый, – сказала Амелия. – Хитрец. Ты всё заранее чувствовал… Ты знал! Как же я теперь без тебя? Зачем ты меня бросил одну… среди этих сугробов? Как же мне теперь жить-то без тебя, дедушка Степан?

Амелия навалилась на деда всей грудью и горько зарыдала.

Потом она резко встала на ноги и прямо в тапочках выскочила на улицу. Древцова благим матом, по-бабьи, закричала на всю улицу:

– Люди добрые, помогите! Мой дедушка… умер! Его больше на свете нет!

Амелия упала грудью на сугроб, и заголосила, завыла, по-другому и не скажешь. Девушка в неуёмном горе царапала ногтями смёрзшийся снег.

К ней стали подходить люди, знакомые и незнакомые. Подняли её, поставили на ноги. Начали, утешать, успокаивать, повели в дом.

Но прошёл суетливый и страшный день, и наступила ночь. Амелия не спала. Да и как это сделать, если в доме покойник… Впрочем, он не был для неё мертвецом. Разве может родной, близкий и единственный, ни на кого не похожий, её дед умереть? А если это так, то земная жизнь устроена не справедливо.

Она сидела у себя в комнате при включённом свете, в тёплой одежде и в упор смотрела на фотографию своей матери. Амелия ей сказала отрешённым голосом:

– Вас там теперь, на том свете, много, мама. А я тут совсем одна.

На кухне, которая и была горницей, на двух табуретках стоял гроб. В нём смиренно лежал Степан Акимович. Выражение лица у него было скорбным, а вместе с тем, виноватым и обиженным. Он, как бы, хотел сказать: «Никто меня не понимает». А чего тут понимать? Если умер, значит уже ни «есть», а «был». Но это… спорно. Так люди говорят.

Правда, не о бессмертии души думала Амелия. Жалела себя и своего бедного деда, который в жизни не видел ничего хорошего, Она осталась в полном и страшном одиночестве в огромном многолюдном мире. Не то, что не на кого было опереться, но и поговорить не с кем.

Даже не заметила Амелия, как в дом, а потом и к ней в комнату вошёл участковый уполномоченный Дима Ребров.

– Ты тут, Амелия, в одной избе с покойником совсем свихнёшься, – сказал голосом, полным сочувствия и понимая ситуации. – Пойдём к нам! Поговоришь с Мариной. Всё тебе полегче станет.

– Почему он, умер? Почему? – Амелия подняла вверх заплаканные глаза. – Мы же с ним так… не договаривались.

– Ребёнок ты ещё… глупый, и люди в посёлке тебя жалеют и понимают. Все люди умирают. Он умер потому, что у него было очень больное сердце. И ты же об этом знала… И я ещё, дурак, согласился с ним выпить самогонки. Ведь тоже знал, что он почти не пьёт. Ведь он так хотел ещё чуть-чуть пожить, ради тебя… Амелия.

– Он, Дмитрий Свиридович, не от самогонки умер. От усталости. Ты совершенно зря себя казнишь. Дедушка, в последние дни еле двигался и часто хватался за сердце. А в больницу его силой не загонишь.

– Это правда, старик вред… с характером.

– Конечно, ты правильно хотел сказать, Дмитрий Свиридович. Он вредный был старик, но он мой… дедушка.

– Да какой там я тебе Дмитрий Свиридович! Старше тебя всего-то года на три-четыре. А я уважал твоего деда, Амелия, не меньше, чем очень и очень многие. Всё! Пошли к нам! Моя жена тоже не спит. Она с тобой посидит. Поговорите о том и о сём. Я подслушивать ваши секреты не буду.

– Нет у меня, Дима, никаких секретов. Нет у меня теперь… дедушки. Я бы пошла с тобой, но деду Степану здесь одному скучно будет и страшно.

Ребров вышел в горницу и тут же вернулся назад с одеждой для Амелии.

Он подал ей полушубок и сказал:

– Скучно твоему деду тут будет или нет, но я с собой беру только тебя. А побыть, посидеть с ним, есть кому. Ты уйдёшь, так бабка Поливанова сразу же сюда прибежит. Она ведь, люди говорят, всю жизнь его… любила.

– Ему теперь без разницы, кто и как его любил.

Амелия стала медленно надевать на себя полушубок и шапку.

Но вот уже через два дня состоялись похороны ветерана культуры и, вообще, хорошего человека Степана Рудых. На местное кладбище, большую часть пути, мужики несли гроб с покойником на руках. Музыканты из местного духового оркестра, презирая мороз, старались дуть в свои трубы во всю мощь лёгких. Они сыграли ни один реквием. Степана Рудых знали и уважали в Кедровой Выси почти все. Особенно, музыканты, смело, можно сказать, представители поселковой творческой интеллигенции.

Нескоро перегрузили гроб с его телом в машину. Дали ему возможность напоследок, как следует, «пройтись» в деревянном «прикиде» по улицам посёлка городского типа.

Амелия ехала в катафалке, в числе тех, кому выпало находиться рядом с покойником, отправившимся в самый последний путь в своей домовине. Лицо её было красным от слёз. Она, то и дело, поправляла лацкан пиджака, в которого был одет дед Рудых. Он, пусть и был работником культуры, но редко носил костюмы. А сейчас… пришлось. Сам бог велел. Его внучке е казалось, что её дедушке холодно.

Пусть и стояли в посёлке морозные дни, но весна, всё же, приближалась. Она как могла, отвоёвывала у холодного марта, свои позиции. В тоскливом настроении Амелия часто выходила за калитку собственного двора и молчаливо смотрела на дорогу, куда-то вдаль. Нет, конечно же, она не ждала принца на белом коне, который должен был вот-вот приехать сюда за ней, а потом увезти её отсюда в тёплую сказочную страну. Просто смотрела и думала о своей сиротской жизни.

К ней иногда подходили люди, о чём-то спрашивали, сочувственно кивали головами, некоторые клали девушке руку на плечо. С ней общался и сосед Максим Баков. Понятно, что он успокаивал девушку, что-то ей говорил, переминаясь с ноги на ногу. Амелия смотрела в сторону и, казалось, что абсолютно ничего не видела и не слышала.

Взгляд её был отсутствующим. Максим, конечно же, понимал, что Древцовой сейчас не до него. Но когда же, наконец, придёт то время, когда Амелия обратит на него внимание? Может быть, никогда. Нет, он, хоть и скромный увалень, но не согласен с этим, с такой постановкой вопроса.

Незаметно наступила в Кедровой Выси середина марта. Но и в это время всё ещё владычица на Севере Восточной Сибири зима, холодная и неторопливая… на уход. Это время и морозов, а к концу марта и долгих метелей. Но весна, всё же, весна была, где-то, рядом, дыхание её ощущалось. Да и дни стали длинней.

Немало здесь, в этом большом посёлке в своё время состоялось самых интересных, счастливых и «громких» судеб, но много и таких, которые сломала, искалечила сама жизнь. Не пожалела, уничтожила. Там, где живут люди, существуют и проблемы. Оно верно, нет человека – нет проблемы. Но он есть, этот человек.

Наверное, среди неудачников была и она, Амелия Древцова. Полная сирота, в общем-то, ни кому не нужная, по большому и по малому, счёту красавица, самая пригожая в окрестностях Кедровой Выси. Да и за его пределами.

По мартовскому холодному снегу брела она к маленькому автобусу, который довозил желающих улететь отсюда, из этого глухого угла, куда-нибудь – хоть на край света. Одна дорога из этих мест, которая ведёт к большому миру, существуют только через… аэропорт. Только самолётом убраться отсюда восвояси, быстрее, надёжнее будет. Амелия собралась лететь в Иркутск, туда, куда глаза глядят, или в то место, где тебя, может быть, ждут.

Но, чаще всего, в жизни получается так, что никто, никого и нигде не ждёт. Люди бывают настолько эгоистичны и черствы, что даже не подозревают об этом.

Молодая и красивая девушка Амелия улетала отсюда не от хорошей жизни. Её давило жуткое одиночество. Конечно, если рядом с ней был бы надёжный парень, который боготворил её… Возможно, такие и проживали в Кедровой Выси, но она пока никого не любила, как говорят, не встретила свою судьбу.

По сути, она бежала из глухого таёжного посёлка, веря, что там, за горизонтом её ждут самые светлые перемены. Да и дед Степан говорил ей, что есть на земле человек, который, может быть, поможет ей встать на ноги. А встать, ой, как надо. Но, правда, по большому счёту, надеяться не на кого. Только на себя.

Почти уверена была Древцова в том, что не найдёт в Иркутске Малихова. Да и, скорей всего, этих стареньких домишек по улице Лётчиков давно уже в природе не существует. Но если не удастся ей устроиться в городе, то ничего не поделаешь, вернётся она в Кедровую Высь. Не жить же на улице.

А в домишке своём она и окна даже досками не стала заколачивать. Кроме того, избушка её всегда будет находиться под постоянным присмотром, участковый полицейский Дмитрий Ребров клятвенно обещал за её жильём наблюдать. Дверь на замке, значит, всё нормально.

Она терпеливо ожидала на ближайшей остановке автобуса, следующего в аэропорт. С небольшим старым чемоданчиком, с маленькой сумочкой на плече, она то и дело, приплясывала на месте от холода. Да и не мудрено. На ногах поношенные сапоги, видавшая виды коричневая дублёнка, старая шаль.