За Пределом

– Я скорее агностик, а что?

– С первого момента пребывания, сначала в Эфире, а потом здесь, я ловлю себя на мысли полного несоответствия представлений людей о загробной жизни и тех реалий, с которыми мы постоянно сталкиваемся. Правда, есть ощущение, что некто одним глазком подглядел местное мироустройство и поделился информацией, вернувшись на землю, этакий землепроходец Афанасий Никитин. Послушал народ его байки о путешествиях, и ну писать сказки о том, чего сами не видели, домысливая и искажая действительность. Иначе откуда такое количество противоречий в изложении событий, связанных с деяниями богов, святых и окружавших их людей. Помнишь число шесть, которое кочует из религии в религию, обрастая новыми деталями и значениями? Всевозможные обряды и праздники, берущие свои истоки в глухой древности, присваиваются и адаптируются применительно к тем событиям и святым, которые, как говорят, и рядом не лежали. Но, несмотря на многие противоречия в различных религиозных учениях, люди продолжают веровать в богов, прося у них помощи, защиты и прочих благ. Я склонен считать, что вера помогает человеку обрести равновесие в неравной битве самим с собой за право выживать. Герои, коих меньшинство на земле, обладают исключительной верой в себя. Трудно сказать, от рождения или воспитания, но они не надеются на внешнюю помощь, а прокладывают дорогу на свой страх и риск к конечной цели, добиваясь всего самостоятельно. Большая часть человечества – агностики, которые, не имея доказательств существования или отсутствия божественных сил, предпочитают не заморачиваться на этом и жить по обстоятельствам, колеблясь то в одну, то в другую сторону. Они могут ходить в храмы, исполнять обряды, но осознавать, что от этого их жизнь не меняется до того момента, пока они сами не приложат силы к изменению своего бытия. Остальное человечество верит в избранное божество, которое в их понимании ведёт и управляет всеми процессами как вне, так и внутри человека. Вера в себя постоянно подвергается внутренней ревизии в зависимости от постулатов той или иной религии, замещая самостоятельный выбор на самоцензурирование поступков и последствий оных. Все перечисленные типы веры, как показала история, вполне жизнеспособны.

– Ты хочешь сказать, что верить в себя лучше, чем верить в бога?

– И да, и нет. Я считаю, что если человек не способен полностью доверить свою жизнь себе, то он должен верить кому-то ещё. Я встречал много людей, которые говорили, что верят в бога в себе. Данное утверждение противоречит существованию бога, так как бог – царь всего сущего, а человек – раб божий. Сомневаюсь, что царь живёт в шкуре своих рабов. Но если некто хочет усилить свою веру таким способом, то это, возможно, даст положительный эффект. И лично я считаю, что гораздо продуктивней верить в себя. В принятии решений исчезает двойственность, когда ты берешь на себя ответственность, не уповая на посторонние силы.

– Получается, что агностик – наиболее живучий тип, раз он верит в себя, но иногда подпитывает свою веру верой в бога?

– Похоже, что так. Иначе как ещё можно объяснить, что религия существует и процветает в умах человечества по сей день? И мне кажется, что лет этак через сто, когда весь мир будет супертехнологичен, а информационные потоки доступны в любом уголке планеты, люди выберут единобожие как способ подпитки веры в себя.

– То есть один бог – одна вера?

– Конечно. От многобожия к единому богу. Это естественный путь развития всех религий. Слово «бог» заменят на «творца» и наградят его всеми атрибутами духовного влияния.

– Что ты думаешь по поводу этого сооружения? – переключила разговор Эмми.

– Мне кажется, в этом мегалите есть что-то искусственное, – ответил я.

– Почему?

– Диссонанс древнегреческого пантеона богов с культовой эзотерикой. Другого объяснения у меня пока нет.

– Пошли, спросим у Аида, – предложила Эмми.

Царь подземелья

Пока мы продвигались на запад, вид окрестности сменился на луга, покрытые высокой травой, из которой торчали бледно-желтые и белые цветы, немного похожие на иван-чай. В сравнении с предыдущими унылыми ландшафтами трава и цветы воспринимались как буйство красок Ван Гога и чёрный квадрат Малевича. Жёлтые цветы и могилы – что может быть символичней этой картины? С другой стороны, порадовало отсутствие надгробий и памятников, вызывающих у меня скорбь и сострадание. Похоже, Эмми также пришла в восторг от увиденного и поделилась чувствами со мной:

– Илья, смотри – цветы! Жаль, что нельзя нарвать букет и поваляться в траве. Как ты думаешь, эти цветы пахнут?

– Кажется, в поэме Гомера «Одиссея» упоминается «асфодельный луг» в царстве Аида. Значит, мы здесь не первопроходцы. Имя этого цветка – асфоделус. А про аромат, к сожалению, в поэме упоминания нет. Ещё Гомер писал, что на этих лугах гуляют души умерших, которые не совершали преступлений в жизни, но душ что-то не видно.

– Наверно, мы не видим их, потому что они молчат. Давай заорём, и они откликнутся, – предложила Эмми неожиданное решение.

– Мне не хочется омрачать хорошее настроение беседой с душами. Скорее всего, мы услышим стенания и мольбы, а не анекдоты о дворе Аида. Может быть, в другой раз, – ответил я, – давай продолжим путь.

Через некоторое время мы оказались в густой оливковой роще. Очень старые деревья высотой с двухэтажный дом и стволами в полтора обхвата затеняли серебристой листвой и без того неяркое освещение подземного царства. От дерева к дереву мы пробирались в глубь рощи, пока не выбрались на обширную поляну. В центре стояло шестигранное здание. Его покатая крыша была выложена серебряной черепицей, а сам дом сделан из блоков ракушечника. Арочный вход, отделанный мозаикой из лазурита и бирюзы, прикрывала массивная дверь из целиковой плиты отполированного молочно-голубого нефрита.

– Странное сооружение, – заметил я, осмотревшись, – на дворец не похоже. Скорее на молитвенный дом богатого нувориша.

– Надо войти, но как мы откроем дверь? – спросила Эмми.

Едва её голос затих, дверь отворилась и на пороге возник сухощавый мужчина средних лет с седыми длинными волосами, собранными в пучок и перетянутыми у затылка чёрной бархатной лентой. Одет он был в темно-серый хитон, окаймлённый по шву атласной лентой чёрного цвета. На запястьях и щиколотках во множестве тускло блестели серебряные кольцевые браслеты. Лицо мужчины имело правильные черты и удлинённый овал, нос крупный, с горбинкой, резко очерченный рот с выраженными носогубными складками. Небольшая стриженая бородка окаймляла подбородок.

– Так это вы разыскиваете меня? – произнёс мужчина приятным баритоном. – Алекто доложила о вашем приходе. Пройдём внутрь, там и поговорим.

Мы с Эмми вошли в помещение, которое было освещено факелами, так как в доме не было окон. Жилое пространство было разбито на три функциональных зоны, обособленных свисающими с потолка полупрозрачными занавесями тонкого шелка. Чуть заметный зигзагообразный рисунок искрился на синей кисее присборенной ткани, вызывая ощущение таинственности скрытого пространства. Миновав правое и левое крыло, прикрытое занавесями, Аид остановился у внушительного кресла, стоящего у стены, и сел.

– Что привело вас ко мне?

– Эреб послал нас на поиски Крона. Он говорил о грозящей всем опасности, которая вызвана бесследным исчезновением Кроноса, влияющей на течение времени. Наша задача – разыскать Крона и сообщить об этом. Пожалуй, это всё, – отчитался я.

Аид опустил голову и задумался. Потом правой рукой стал перебирать кольца браслетов на другой руке, которые с шелестящим звоном сталкивались между собой. Наконец произнёс:

– Вы ощущаете замедление время?

– Кажется, нет, но мы лишь неупокоенные души, а вот божественные сущности теряют энергию и могут пострадать от этого. Нам ли судить о процессах, происходящих в этом мире, и брать на себя смелость сомневаться в правильности выводов Эреба? Из беседы с Хароном я понял, что эта ситуация со временем оказала воздействие на его самочувствие. К тому же он потерял работу по переправке умерших на этот берег, что не могло остаться тайной для правителя царства мёртвых, как мне думается.

– Ты прав, – теребя браслеты, заключил Аид, – какую помощь ты просишь?

– Нам нужна максимально возможная информация о скрытых тайниках вашего царства, в которых мог бы находиться Крон. Забытые или заброшенные уголки, убежища, анизотропность какого-то места в преисподней, где происходят странные вещи. Вообще всё, что может указать нам правильный путь поисков.

– Я соберу большой совет и получу сведения, интересующие вас. А вы направляйтесь к Семи кругам. Там найдёте Миноса. Поговорите с ним. Быть может, он поможет вам узнать то, что известно только ему. Когда вернётесь, мы заново обсудим сложившуюся ситуацию и примем решение. Двигайтесь на восток до Флегетона, а затем, перейдя реку, увидите Дита. Это чистилище. Минос у входа в первые врата.

– Простите, не могли бы вы прояснить, что это за мегалит из обсидиана, который мы видели к востоку отсюда? – спросила Эмми.

По мгновенно изменившемуся выражению лица Аида стало понятно, что вопрос застал его врасплох. Лёгкая заминка и бегающий взгляд были тому подтверждением. Было странно наблюдать, как он в смятении подыскивает слова, пытаясь казаться безразличным к раздражавшему его вопросу.

– Э-э… Дело в том, что мы решили провести небольшой эксперимент с реинкарнацией некоторых душ значительных персон, которые обогатили человечество своими достижениями в области науки и искусств. Планировалось также воскресить некоторых героев Эллады, дабы дать им возможность проявить себя новыми подвигами и свершениями. Но к несчастью, экспериментальная база частично пострадала из-за аномальных факторов, которые возникли в ходе очередного сеанса. Сейчас там работы остановлены, а объект законсервирован.

– Вы смогли кого-то реинкарнировать? – поинтересовался я.

– Да, Архимеда. Правда, метемпсихоз его души удался только в рамках нашего царства, – смущённо произнёс Аид.

– Кого вы планировали воскресить ещё? – с интересом спросила Эмми.

– Список довольно обширен: Евклид, Пифагор, Плутарх, Сократ, Фидий, Мирон, Демосфен, Пракситель, Гомер и многие другие не менее известные греки. Они все должны были воскреснуть на земле и продолжить славный путь, осеняя своей гениальностью новейшую историю.

– И что пошло не так?

– Разработала этот проект Геката. Она же и построила реинкарнатор, в который вложила все магические силы и талант, данные ей от рождения и благословением титанов. Вы можете узнать подробности лично, встретившись с ней чуть позже, так как она потеряла много сил и проходит курс реабилитации у Гипноса.

– Что случилось с пирамидой? Её можно восстановить? – спросила Эмми, и я почувствовал глубокую заинтересованность в её голосе.

– Я лишь курировал проект метемпсихоза, а все технические вопросы зададите Гекате, когда встретитесь с ней, – ответил Аид.

– Хорошо, – сказал я, – тогда мы продолжим опросы других. Надеюсь, Геката сможет принять участие в беседе, когда мы вернёмся.

– Да поможет ей Хаос! – ответил Аид. – Увидимся позже.

Когда мы направились к выходу, я увидел женский силуэт за занавесью справа, но не стал интересоваться, кто это был. Нашей ближайшей целью был город Дита, у которого находился Минос – судья пороков и вершитель грешных душ. Продвинувшись немного на восток и миновав оливковую рощу, мы остановились, чтобы привести мысли в порядок.

– Как ты считаешь, – задал я вопрос, – мог ли эксперимент с оживлением повлиять на исчезновение Кроноса?

– Наверно, мог, хотя для такого вывода ещё рановато. У тебя есть другие соображения? – ответила Эмми.

– Мне интересен сам механизм реинкарнации и назначение дольмена внутри пирамиды. Похоже, дольмен использовался для закладки души, а энергия пирамиды наделяла душу телесностью. Думаю, Геката разъяснит нам эти тонкости. Мне показалось, что ты с энтузиазмом восприняла мысль о реинкарнации. Хотела бы принять участие в такой авантюре?