Предварительное следствие

– Что Иван Иванович, проблемы? – поинтересовался Игорь.

– Да никак не прилажусь к новому замку, заедает что-то, – отвечал Белов, но в этот момент замок щёлкнул и дверь отворилась.

– Давай заходи, покурим, чаю выпьем, если не торопишься, – пригласил Белов.

Игорь, которому невмоготу было оставаться без собеседника, легко согласился, и пошутил:

– А куда мне торопиться?

– Ну, в твои годы лучше всего на свидание, или не к кому? – лукаво поинтересовался Белов.

– Есть к кому. Только ехать надо в Москву, а с новыми требованиями насчёт работы в субботу, придется отложить, – пожаловался Игорь.

– Да это ненадолго. Спадёт ажиотаж и съездишь. Слушай, как говорится, чай пьют богатые люди, давай лучше по рюмашке?

– А, давайте! – Игорь уселся было напротив Белова, но почувствовал, что сидеть так неудобно.

Белов испытующе посмотрел на Игоря:

– Ну, что, сообразил в чём дело?

– Да, по правде, не очень.

– Да просто всё. К моему письменному столу торцом приставлен простой канцелярский, а у них одна из длинных сторон глухая, забрана сплошной панелью. Развёрнута она влево и стул возле неё стоит. На него ты и уселся, и почувствовал, что сидеть можешь только прямо, не развалишься на стуле и не повертишься особо, а если что-нибудь написать или подписывать, нужно изогнуться влево, а всё это создает неудобство. Окно у меня за спиной и мою мимику ты плохо видишь, а тебе весь свет в лицо. Дверь у тебя за спиной, и нужно оборачиваться, чтобы посмотреть, кто вошёл. Дискомфорт, если хочешь.

– А зачем всё это?

– Ну, молодежь, всему вас учи. Сам посуди. Свидетель, он разный бывает. Одного разговорить надо, помочь ему вспомнить детали. Тем более удовольствия от визитов к нам никто не испытывает, и бывает это с большинством разок в жизни. Для такого свидетеля я стул размещаю справа, ноги он под столом расправит, дверь у него перед глазами, то есть никаких неожиданностей. За спиной стена, как своего рода опора, свет от окна в глаза не бьёт. И я не нависаю напротив, а как бы со стороны его поддерживаю. Ну и водички предложу, от нервов-то глотка пересыхает, если кто курит, тому закурить. Глядишь, и результат будет. Человек к тебе проникается, с ним, может, никто так давненько по душам не разговаривал. Люди это ценят, и в суде потом со своих показаний не спрыгивают. А если припёрся козёл, который будет всеми силами злодея отмазывать, тому стул слева, со всеми вытекающими. Я ещё умышленно, в начале разговора, в его адрес какую-нибудь колкость подпускаю. Он ершиться начинает, и со своих заготовок сбивается. Мне того и надо, пишу за ним коротко, сухо, вопросы неудобные записываю, глядишь он своей цели и не достиг. Так-то брат. Видишь, у меня в кабинете один только стул не занят? На других папки, коробки, короче, барахло. Это не от неряшливости, а просто расчёт, тактика, если хочешь. Чтобы сидел пациент там, где я желаю.

– Ну и дела. У вас целая философия выведена.

– Не философия, нет. Это называется профессия. Или ты владеешь этим, или нет. Ладно. Не на лекции пришёл. Переставляй стул направо и сбегай к умывальнику, вот эти рюмки ополосни.

Из выпивки у Белова нашёлся дагестанский коньяк, из закуски домашние бутерброды с толстым слоем масла и докторской колбасой, горсть конфет «Му-му» и пара малосольных огурцов.

Первую, чокнувшись, выпили молча. Белов сразу разлил по второй, и, примолвив:

– За тех, кого нет, – опрокинул рюмку.

Игорь, с голодухи откусивший полбутерброда и не успевший его прожевать, чуть не подавился, но со второй рюмкой кое-как справился.

– Вот смотри, – начал Белов, – с детства помню, как родители собирались за столом, сам всю жизнь прожил и выпивал в компаниях, но не было того, чтобы перед рюмкой речи говорили. Ну, бывало на юбилей или, не дай Бог на похоронах, кто-то подлинней скажет, а так произнесут «за здоровье», да и накатят. А теперь, как в парламенте, от сотворения мира тосты произносить начинают, друг дружку восхваляют. Пусть и неискренне, но так принято стало, почему-то.

– Не знаю, я тогда не жил, – уклонился Игорь.

– Да ладно, проехали, давай следственный тост: «За успех нашего безнадёжного дела!»

– Почему безнадёжного? – не понял Игорь.

– Говорится так. Не нами придумано, не нам и менять. Пей, давай! – отрезал Белов.

Немного захмелев после третьей, Игорь заявил, что неправильно себя ведёт этот полковник, убийство они сами раскроют. Хоть и не хотел хвастаться, но про свои подвиги с Куницыным, не удержался, рассказал.

Белов, внимательно слушая, наклонил набок голову с аккуратным пробором, нахмурил седые брови и, не моргая, смотрел на Игоря, дожидаясь, когда тот выговорится. Дождавшись, кивнул головой:

– Правильно вы с Куницыным действуете. Ты сам держись, на эти истерики вождей не поддавайся. Я тебе сам это хотел сказать, но ты опередил. Давай теперь за тебя выпьем…

11

В это же время в неприметном особнячке, который спрятался за глухим забором в одном из изгибов старого московского переулка, офисная жизнь шла полным ходом, словно стрелки вычурных авангардистских часов в холле приближались не к полуночи, а к полудню.

Кондиционеры работали на максимуме, но раскаленный город щедро отдавал накопленный за день жар, и техника не очень выручала. Несколько молоденьких деревьев перед входом защитой служить не могли

Белые рубашки клерков в подмышках потемнели от пота. У многих проступила щетина. Аккуратные поутру мужские и женские прически несколько растрепались. Кофейные автоматы и кулеры с питьевой водой давно иссякли. Шел пятнадцатый час работы.

Аврал начался после обеда, но конца и края видно не было. В помещении кассы закрылись финансовый директор и главный бухгалтер, но что они там делали, скрывала коммерческая тайна.

Столоначальники осипшими голосами формулировали всё новые и новые задачи.

Кипы документов стаскивали к нескольким шредерам и превращали в бумажную лапшу. Бумагожевалки захлёбывались этим потоком и, под матюги референтов и менеджеров, аварийно выключались.

Офисные дивы неумело соскребали ножницами наклеенные на картонные папки листочки с названиями счетов и проектов и полученные лохмотья аккуратно складывали в общую кучу.

Всю макулатуру упихивали в черные пластиковые мешки, которые охранники волоком утаскивали в вестибюль. Ожидалось прибытие особо заказанного большегрузного мусоровоза.

Словом, производственный процесс был в разгаре.

На втором этаже за плотно закрытыми дверями кабинета Черкасова атмосфера была иной. Отдельная система кондиционирования позволяла не думать о том, сколько градусов снаружи. Здесь стабильно поддерживалось 22 градуса Цельсия и нужная влажность. Содержимое личного сейфа Черкасова накануне перевезли в более надёжное место. Демонтировали и вывезли коллекцию старинного оружия, пока просто на дачу.

Оставалась удобная кожаная мебель, телефоны, большой в полстены телевизор и загруженный напитками бар. Черкасов полулежал в кресле. Ему оставалось ждать полного завершения работы там, внизу.

Нажав кнопку селектора, Черкасов проговорил:

– Соедини с финансовым директором.

Секретарша, работавшая с ним не первый год, действовала быстро и через несколько секунд сообщила, что тот на линии.

– Как у вас обстановка? – поинтересовался Черкасов.

– Всё по плану Валерий Анатольевич, скоро завершаем.

– Ты, вот что, всем кто внизу, включая охрану, как закончат, выдай премию по месячному окладу и объяви выходные на неделю. Не надо, чтобы в здании лишние болтались. Сколько денег придётся вывозить?

– Очень много, Валерий Анатольевич. В банке договорились, они будут ждать.

– Я же предупреждал, не копите в кассе, сбрасывайте ежедневно.

– Мы так и делали, но за два дня большие транши пришли, не успели с ними закончить, вот сейчас и крутимся…