По обе стороны добра и зла. Трансцендентальная алхимия мифа

Сердца людей извечно прожжены.

Lunaria (М. Волошин)

А.И: То расщепление сознания[42 - Расщепление сознания – процесс, результатом которого оказывается разделение сознания на враждующие и неспособные управлять друг другом части. Как правило, является результатом неспособности (или отказа) индивидуума делать какие-то значительные выборы искренно, до конца. Может носить как конструктивный, так и деструктивный характер. Конструктивный характер носит в качестве промежуточного этапа становления (развития) психики. В этом случае осознание этой расщепленности – лишь необходимый этап на пути к ее дальнейшей интеграции. Деструктивным становится тогда, когда субъект отказывается видеть и принимать свой внутренний конфликт.], которое произошло у Адама и Евы в процессе грехопадения, неким образом передалось и проникло в известную нам форму мифа. При детальном его изучении обнаруживается следующее: синодальный перевод отличается от древнееврейского текста; разница очень небольшая, но в ней ощутима четкая направленность. Обнаружив это, я задумался: к какому смыслу нас пытались таким образом «направить» и что хотели скрыть авторы перевода? В частности, в древнееврейском оригинале присутствует игра слов, отсутствующая во всех остальных переводах. Эта игра слов весьма любопытна.

В древнееврейском тексте сказано: Змей был самым умным (сообразительным) из всех зверей, созданных Господом Богом, тогда как в синодальном переводе находим «самый хитрый».

В: Недоразумения в переводах возможны, когда одно слово имеет несколько значений, и из целого ряда выбирается самое неудачное, в результате смысл полностью меняется. Но «умный» и «хитрый» – все-таки очень разные понятия. Мне кажется, здесь имеет место именно подмена, а не неудачный перевод.

А.И: Да, целенаправленная подмена. И не одна. (Вспомним, что плоды, которые, действительно, дали людям знание, никакой смерти не принесли, но зато сделали их «прозревшими». ) Есть в тексте и другие нюансы, указывающие на то, что смысл древнееврейского оригинала при переводе пытались несколько изменить. Но с какой целью и что именно? Причем второй вопрос мне представляется более интересным, чем первый.

Вот, например, еще одна загадка, заставляющая задуматься – многозначность древнееврейского слова «арум», столь различным образом переводимого в разных, но соотносящихся контекстах: «И были оба наги („арум“), Адам и жена его, и не стыдились» (Быт. 2, 25); «Змей был хитрее („арум“) всех зверей полевых» (Быт. 3, 1). Нагота и хитрость переданы одним словом. Д. Щедровицкий этот момент комментирует, в основном, филологически, смысловую же причину этой игры слов никак не объясняет.

Слово ‹ару?м›, переведенное здесь как «нагой», восходит к глаголу ‹ара?м›, который означает «проницать», «быть проницательным». Поэтому главное значение слова «арум» в Библии – «мудрый», «рассудительный» (Прит. 14, 8 и 18 и др.). Этим же словом «арум» в Быт. 3, 1 характеризуется змей, и там оно переведено как «хитрый». Слово же «нагой» в библейском языке – ‹эйро?м›, ‹эйру?м›. Но глагол «арам», «проницать», может означать и «быть проницаемым», а отсюда – «быть видным насквозь», «быть обнаженным». Контаминация этих двух смыслов корня «арам» указывает на мудрость первых людей, делавшую их полностью открытыми воздействию Божьему («обнаженными» перед Ним) до тех пор, пока, согрешив, они не стали прятаться от Него.[43 - Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево Том I Книга Бытия. Лекция 2. «Два Адама»: образ и подобие. Человечество как разбитое зеркало (Кн. Бытия, гл. 2—3) Справедливости ради следует заметить, что большинство филологов-специалистов по древним семитским языкам не согласятся с предположением о наличии этимологической связи между этими двумя словами. Однако чисто графическая (и фонетическая) связь между ними неоспорима. И поскольку омонимическая игра слов широко практиковалась в Торе для создания дополнительного (а зачастую и сокровенного – это известный в библеистике факт) смысла, то, конечно, «случайность» и «ненарочность» появления этих слов в одном контексте исключена. Кроме того, большинство специалистов сходятся во мнении, что хотя древнееврейское слово «арум» и не имеет этической окраски русского слова «хитрый», все же значение «мудрости» у него также, скорее всего, отсутствует. По значению оно ближе к нейтральному «умный», «изобретательный», а если говорить об оттенках, то из русских слов и по тону и по смыслу ему, пожалуй, более всего соответствует эпитет «смышленый» (прим. авт.)]

Почему же змея не хотят оставить «умным» и «изобретательным», а называют хитрым?

В: «Быть обнаженным» и «быть видным насквозь» – это разные вещи. Но второе хорошо ложится на то, что у первых людей не было «кожаных риз». Кроме того, это может означать и то, что души их были чистыми, проницаемыми: эго там еще не поселилось.

А.И: Но самой большой загадкой для меня было, почему мудрость змея и нагота людей переданы омонимами. Почему змей был «проницательным», а Адам и Ева были «проницаемыми, но не стыдились»? Все вместе создает странное ощущение, как будто поработал хороший фотошоп-мастер: ни животика, ни складочек, ни прочих деталей, отражающих правду жизни. Такие накладки говорят, на мой взгляд, об одном: текст серьезно «редактировали». И все это надо как-то свести в единство…

Сам миф, сама история грехопадения глубоко двусмысленна, в двойственности ее восприятия, в возможности ее понимания двояким образом уже заложен дуализм. И дуалистичность этого мифа сыграла огромную роль в последующем развитии культуры и истории. Посмотрим, каким образом этот дуализм реализуется. Первый вариант восприятия, благообразный: добрый и справедливый Господь заповедал людям такую малость ради сохранения райского блаженства, но они оказались настолько бестолковы, что поддались на уговоры лукавого злодея и заповедь нарушили, из-за чего и сами пострадали и всех своих потомков «подставили» под гнев Божий. Второй вариант – темный, подземный, хтонический, неосознаваемый, но от этого еще более устрашающий: Бог завистлив. Он не хочет, чтобы люди становились равными Ему, поэтому Он обманывает Адама и Еву, говоря, что, вкусив плод, они умрут в тот же день, и делает это для того, чтобы они не вкушали этого плода и не познавали ни добро, ни зло, продолжая оставаться в состоянии неведения. Но находится мудрый, проницательный змей, который хочет, чтобы люди поднялись и возвысились из невежества. Ради этого он говорит им правду о том, что они не умрут, вкусив от древа, но наоборот, «станут как боги».

Тут есть одна, чрезвычайно важная тонкость. Мы, интерпретируя миф тем или иным образом, не замечаем, что внутри него мы полемизируем с его собственной, мифа, вытесненной изнанкой. А это значит, что такое «разделение» мифа на вытесняемую и утверждаемую части – это уже полемический ход. Он может быть интересным, остроумным и глубоким, но он полемичен. И вся интерпретация мифа, будь она иудейской, православной или мусульманской, не важно – насквозь полемична. При этом полемичность эта не выводится на уровень сознания. Люди возражают той его хтонической изнанке, которая никем не осознается, но которая при этом играет огромную роль и в интерпретациях, и во всем последующем развитии культуры. За всю историю иудео-христианской культуры, пожалуй, только гностики-маргиналы подняли на щит эту хтоническую сторону мифа[44 - «Теперь так же, в духе противоречия, гностический взгляд рассматривает Змия и его роль в побуждении Евы вкусить от древа. По многим причинам, не последней из которых было замечание о „познании“, библейская повесть имела сильную привлекательность для гностиков. С тех пор змий, который убедил Адама и Еву вкусить плод познания и таким образом ослушаться Творца, перешел в целую группу систем, представляя „пневматическое“ начало из-за своего противодействия замыслам Демиурга, и потому смог стать не менее чем символом сил искупления, в то время как библейский Бог был разжалован до символа космического угнетения. Действительно, некоторые гностические секты взяли свое имя от змия („офиты“ – от греч. ophis, змий; „наассены“ – от древнеевр. nahas – группы, в целом обозначенной как „офитическая“); и эта позиция змия опирается на смелую аллегоризацию библейского текста. Это – версия, найденная в офитическом резюме Иринея (I. 30. 7): надмирная Мать, София-Пруникос, пытаясь воспрепятствовать творческой деятельности своего сына-отступника Ялдаваофа, посылает змия „обольстить Адама и Еву, чтобы разрушить власть Ялдаваофа“. План достиг цели, оба вкусили от древа, „от которого Бог [т. е. Демиург] запретил им вкушать. Но когда они вкусили, они познали запредельную власть и отвернулись от своих создателей“. Это первый успех запредельного начала, противостоящего мирскому, жизненно заинтересованному в предохранении знания от человека как внутренне-мирового залога Жизни: деяние змия отмечает начало всего гносиса на земле, которое таким образом посредством своего источника запечатлелось как противное миру и его Богу и в действительности как форма бунта. Ператы последовательно и с большим размахом проводили эту линию, даже не пытаясь уклониться от рассмотрения исторического Иисуса как определенного воплощения „главного змия“, т.е. змия из Рая, понимаемого как принцип. В барбело-гностическом (не офитическом) Апокрифе Иоанна это отождествление, сделавшееся почти незаметным по ходу изложения, чуть не ускользает, играя на разнице между „древом жизни“ и „древом познания добра и зла“: позднее Христос, действительно, заставил человека вкусить против заповеди Архонта, тогда как змий, действуя в связи с другим деревом и отождествляемый с Ялдаваофом, сохранил свою традиционную роль развратителя (это звучит не слишком убедительно в ответе на удивленный вопрос апостола: „Христос, а не змий ли научил ее?“). Таким образом, при избежании слияния образов часть функций змия переходит ко Христу». (Ганс Йонас. Гностицизм. СПб.: «Лань», 1998) «Некоторые при этом говорят, что сама София приняла форму змея и боролась против творца, который создал Адама, и научила людей знанию. По этой причине змей и называется самым мудрым из всех тварей (Быт. 3:1). И наши внутренности, благодаря которым мы питаемся, по этой причине имеют форму змея, указывая на эту все порождающую субстанцию». (Е. В. Афонасин. Гносис. Фрагменты и свидетельства. Изд. Санкт-Петербургского университета. 2008 с. 97)]. Да и то сказать, сделали это так же однобоко и догматично, как их «солярные» оппоненты (если не более) – без диалектического осмысления заложенной в мифе амбивалентности[45 - Амбивале?нтность (от лат. Ambo – «оба» и лат. Valentia – «сила») – двойственность (расщепление) отношения к чему-либо, в особенности – двойственность переживания, выражающаяся в том, что один и тот же объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства.], просто выпятив хтонический аспект без какой-либо попытки его синтеза со своей солярной противоположностью[46 - Скорее, даже наоборот, пытавшиеся еще более выпятить и расщепить эти противоположности, как например, это делается у епископа Маркиона, противопоставлявшего ветхозаветного «Бога Закона» и новозаветного «Бога Любви».]. Ницше, превративший миф об Адаме и Еве в эпатажный пасквиль в своем «Антихристе», я думаю, можно вообще в расчет не брать: для Ницше важно было создать культурологический скандал и провокацию, а не докопаться до истины.

Сама история рассказана так, что понять ее можно как минимум двояко. С «хорошим» Богом все, кажется, логично и ясно, но есть и темная сторона мифа, жестокая изнанка, злая, бессмысленная, насквозь дуалистичная, которая, тем не менее, формой рассказа мифа допускается, хотя эту форму стараются корректировать, чтобы темной стороны было как можно меньше. Эта темная сторона заключается в том, что Бог, увидев, что Его запрет нарушен, разъярился и испугался. Представляете, Господь (!) испугался того, что люди могут стать такими, как Он. А это уже никуда не годится! Для того, чтобы этого не допустить, злой и ревнивый Бог изгоняет их из Эдема – не потому, что они провинились, а для того, чтобы они плодов с древа жизни не съели и не стали «жить вечно» (Быт. 3:22) И ни слова о том, что человек «пал»!..

В: Соперники. А вся последующая история направлена на то, чтобы люди доросли до Бога… Противоречие. Почему же миф написан таким образом, что у него есть изнанка?

А.И: Да, это самый главный вопрос.

В: И каждый сам выбирает, каким образом ему понимать этот миф?

А.И: Ездра со товарищи решили за многих. Стараниями «редакторов» и «переводчиков» от изначальной амбивалентности мало что осталось, по всей видимости. Однако нестыковки и шероховатости все же имеются, что оставляет нам (а точнее нашему бессознательному) возможность выбора.

Наша интерпретация выбирает одну из версий и эту выбранную версию принимает для себя как единственно верную, отвергая другую, противоположную. Так же, как Лилит[47 - Лили?т – первая жена Адама в еврейской мифологии. Ни в одной библейской книге она не упоминается. В еврейском тексте книги Исаии, повествующей о запустении Идумеи после Божественного суда (Ис.34:14), предсказывается появление ночного привидения (lilith). Согласно преданию, расставшись с Адамом, Лилит стала злым демоном, убивающим младенцев (этот персонаж присутствует и в арабских мифах). В Междуречье подобное имя носит ночная демоница, которая убивает детей и издевается над спящими мужчинами (http://ru.wikipedia.org/)) Самое, однако, поразительное свойство этого персонажа, – его «место жительства», – в качестве такового «дева белозубая, сердцем беззаботная» избирает не что иное, как… ствол Древа Жизни!], превратившаяся в демоницу и супругу дьявола, ходит по земле только темной ночью, похищая маленьких детей и соблазняя мужей, так и эта темная сторона мифа таится во тьме – невысветленная, не осознаваемая, полностью отвергаемая. Но что происходит с этой стороной мифа именно из-за того, что она продолжает оставаться отвергнутой? В силу своей неосознаваемости она начинает приобретать власть над душами. И власть эта очень велика. Вся история Ветхого Завета демонстрирует власть этого мифа. Иегова, Бог жестокий, ревнивый, карающий – тот самый темный Бог из отвергнутой части мифа – именно вследствие этой отвергнутости получает признание, силу и власть над умами и душами.

В: Но почему миф написали именно таким дуалистичным образом? Может быть, для того, чтобы это увидеть и проработать?

А.И: Вне всякого сомнения – да. Дуальность мифа целиком и полностью, с зеркальной точностью отражает дуальность расщепленного сознания Адама и Евы. Почему змей из «умного» превратился в «хитрого»[48 - Вероятно, по той же причине вполне нейтральный изначально плод дерева познания добра и зла впоследствии становится однозначно «злом» – яблоком (см. прим. выше).]? Почему нигде, ни в каких интерпретациях и версиях никогда не учитывалась вторая половина этой фразы: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог»? Ведь зачем-то указано, что он был создан таким Господом Богом? Там не написано: «ставшего таким в результате падения»… Вот Люцифер стал темным властелином в результате падения, он таким создан не был. А змей был умным и созданным таким умным. В «отредактированном» переводе – «хитрым», и из-за этого вторая половина фразы просто никем не замечается. (Господь же все создал, вот и змея тоже создал зачем-то, пакостника такого…) Согласитесь, что «змей был самым изобретательным, из всех зверей, созданных Господом Богом» – звучит совсем по-другому. Созданная Господом Богом смышленость змея дает интересный колорит, окраску, тональность. Зададимся вопросом: зачем Господу Богу создавать умного змея? И он, действительно, очень умный и сообразительный. Посмотрите, как он повел речь, когда ему захотелось соблазнить Адама с Евой. Он не задает прямого вопроса: «А вы знаете, что если вы это яблочко скушаете…» – «А что это ты нас про яблочки спрашиваешь?» – естественный ответ; понятно, что это вызовет подозрение и недоверие. Надо так построить фразу, чтобы про этот плод и дерево Ева сказала сама – только в таком случае подозрения не будет, и останется только эту тему подхватить и развить. И змей справился с задачей блестяще – недаром он был назван сообразительным. Он взял отдаленный повод: «Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» (Быт. 3:1). Гениальная фраза, тонкая и хитрая, это сеть, закинутая в сознание Евы с целью вытащить рыбку – ее упоминание о запретном плоде. В ответе Евы есть еще одна важная деталь. «Только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть!» (Быт. 3:2) Насчет прикосновений никаких указаний Богом не давалось! Почему Ева говорит «не прикасайтесь»?

В: Мне кажется, это уже ее личная интерпретация.

А.И: Естественно. А почему?

В: Она усиливает запрет, наложенный Господом, чтобы отбить у себя всякую охоту его нарушать.

А.И: Точно. Что же происходит на самом деле? Усиливая запрет, Ева подчеркивает и усиливает влечение к этому плоду, а не ослабляет его. В этом запрете изначально, еще до вмешательства змея, не было безмятежности. Таящееся за ним скрытое вытесненное желание, подчеркнутое этим оборотом, входит в резонанс со словами змея.

За таким дуалистичным изложением (и восприятием) мифа, за всеми оговорками, недосказанностями и «оплошностями перевода» ощущается некое цельное основание. Оно действительно имеется, и это не что иное, как третья, алхимическая сторона мифа, объединяющая первую (светлую) и вторую (темную). Это объединение становится возможным только тогда, когда обнаружены обе стороны, когда обе они осознаны и именно через это осознание осуществляется синтез. В истории же случилось иначе: алхимическая подоплека мифа не осознавалась из-за того, что его темная сторона старательно вытеснялась, и, будучи вытесняемой, оказывала колоссальное влияние на восприятие Высших сил[49 - Такое обусловленное восприятие лежит в основе некоторых родимых пятен иудаизма, унаследованных от него христианством, от которых оно до сих пор не избавилось. В частности, это вопрос духовной полноценности человека в зависимости от его конфессиональной принадлежности. У иудеев все вопросы, касающиеся полноценности человека, архаично решаются через вопрос крови. Можно «стать» евреем, приняв иудаизм, но лишь до тех пор, пока он исповедуется неофитом. Еврей же по крови всегда остается «своим». В христианстве вопрос крови преодолен, тем не менее архаика деления на «своих» и «чужих» осталась, сместившись на вопрос конфессиональной принадлежности, который, будучи генетическим наследником еврейского понятия крови (хотя и смягченным), точно так же решает все. Игнатий Брянчанинов пишет одному из своих корреспондентов: «Напрасно ж, ошибочно вы думаете и говорите, что добрые люди между язычниками и магометанами спасутся, то есть вступят в общение с Богом!» (Игнатий Брянчанинов «Письма к мирянам», письмо №203 «О невозможности спасения иноверцев и еретиков»). «Свой» по духу – это только крещеный человек, только принявший христианскую веру. Отношение к любой инородной мудрости остается очень ревнивым и отвергающим. Я вспоминаю историю, услышанную в одном из наших старейших и известнейших монастырей. Один новообращенный монах как-то во время беседы не выдержал давления, однобокости и однозначности ортодоксального православия и в какой-то момент взорвался и закричал: «Ну не бывает мир черно-белым, не бывает! Разноцветный он, понимаете!..». Остальные сидели, сурово уставившись на него, и говорили: «Бывает. Мир как раз-таки черно-белым и является».]. Есть добро и есть зло, а между ними – пропасть, и никаких возможностей для взаимодействия. В то время как во фразе «Змей был самым умным из всех тварей, созданных Господом Богом» – заложена предпосылка для алхимического преодоления и синтеза двух противоречащих друг другу сторон мифа.

Каким образом? «Нагота» и «ум», переданные в оригинале омонимами – это два качества, которые в данном контексте должны быть каким-то образом объединены. Это возможно через их, как это ни странно, естественность. Нагота – это то, что дано нам при рождении. Смышленость змея точно так же создана Господом Богом – змей умен изначально. И эта изначальная сообразительность змея была создана Богом с единственной целью (вот он, алхимический синтез!) – подвергнуть Адама и Еву испытанию, организовать им искус максимально эффективным образом. Змей таким образом являлся орудием Божьей воли, через него происходила алхимическая работа Господа с Адамом и Евой. А стало быть, и искушение, с которым они столкнулись, не было нелепой роковой случайностью. Обратите внимание на то, что статус «роковой случайности» у искушения сохраняется в обеих доалхимических версиях – «доброй» и «злой».

И только через их алхимический синтез миф приобретает, наконец, свой глубинный смысл, тайный подтекст: дерево познания добра и зла было создано и поставлено и запрет на его плод был наложен именно для того, чтобы Адам с Евой получили искус и прошли через него так или иначе. Змей был создан вместе с людьми и вместе с деревом с конкретной целью, в рамках которой они представляют собой неразрывную троицу – именно для того, чтобы лишение невинности перволюдей произошло через проницательность змея.

Давайте посмотрим, какие еще детали создают темную сторону мифа. Бог произносит слова, подтверждающие то, что сказал змей: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло» (Быт. 3:22). Он не говорит о том, что они пали. Он подтверждает слова змея: «будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:5).

Каким образом можно проинтерпретировать слова Бога, не впадая в хтоническую изнанку мифа? Чем еще, кроме Божьей ревности и недовольства, можно их наполнить?[50 - Ревность Иеговы и его нежелание возвышать до себя человека звучат во многих местах Ветхого Завета. Где-то они выражены совершенно однозначно, где-то сохраняется амбивалентность восприятия, как, например, в книге Иова. «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? (38:2) «Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он? (Кн. Иова, 40:3—4)]

В: Они могут звучать как простая констатация факта, а вторая часть фразы – «Как бы не простер он руки своей, и не взял также от древа жизни» – как проявление заботы о благе и о душе человека.

А.И: Именно так объясняет ее православное богословие. Однако такое объяснение приемлемо лишь для второй части фразы; первая же остается нераскрытой. Почему Господь сам себе противоречит? Не говорил Он им: «Плодов с древа познания не ешьте, а то станете, как один из Нас» – тут и змея не надо было бы, только Господь за поворот… Почему змей оказался прав? Как проинтерпретировать без хтонической изнанки фразу «Вот, Адам стал как один из Нас»?

Эти слова могут быть вырваны из пут хтонической стороны мифа только одним образом, а именно (и здесь вы правы, говоря о констатации факта): Господь принимает как исполнившуюся первую часть алхимической работы, проделанной с Адамом и Евой.

Теперь предстоит следующий этап: вкусить плодов с древа жизни. Но сделать это в том состоянии, в котором они находятся, им нельзя. Почему? Потому что познание добра и зла произошло не полностью. В сущности, они лишь приступили к познанию, прикоснулись, вкусили, но – не познали. В этом и состоит алхимическая подоплека всей истории. С помощью смышлености змея Адам с Евой были введены в состояние искушения, в котором они увидели добро и зло в себе, но узрев его, они его не приняли. Об этом мы уже говорили. Поскольку же принятия добра и зла не произошло, стало быть, им необходимо было научиться познанное принимать. А чтобы зло стало принимаемым, им необходимо было оказаться подверженным ему во всех его ипостасях: не только в соблазнениях, но и в страданиях, муках, расплатах. Только тогда зло может быть познано в полной мере и до конца.

Что это означает? В соответствии с христианским вероучением, самое большое зло, которое вошло в мир вместе с грехопадением Адама и Евы, это смерть. В этой фразе содержится мудрость более глубокая, чем может показаться изначально. Глубина ее заключается в том, что Адам с Евой не смогли покаяться в содеянном из-за страха перед наказанием, которым (в их понимании) была именно смерть: «В тот день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь»[51 - Смерть за вкушение плода в словах Господа звучит как простая причинно-следственная связь, следовательно, его запрет на вкушение звучит скорее как предостережение, нежели как угроза. Однако в испуганном (и потому деформированном) восприятии Адама и Евы это предостережение приобретает именно характер угрозы (причем еще до вкушения), и в этом еще одно проявление той деформации их сознания, что была произведена первородной порчей.] (Быт. 2:17). Их нелепые попытки оправдаться перед лицем Божиим можно объяснить только одним – страхом перед наказанием разгневанным Господом. Таким образом, смерть вошла в мир не просто как процесс, как расставание с физической оболочкой, а как страх, она вошла в душу как фактор, искажающий реальность. Из этого страха перед смертью как наказанием, из страха перед Господом, который может наказать смертью, произошло падение – мощнейшее сужение сознания. И для того, чтобы этот страх был преодолен, он должен быть преодолен именно как страх перед смертью, а это возможно только одним единственным путем. Невозможно преодолеть страх перед чем-то, что находится очень далеко: никто из нас не боится тираннозавров (по крайней мере, пока не смотрит «Парк Юрского периода») … Поэтому Адам с Евой должны были пройти через обретение смертности своей природы – это был единственный способ довести до конца дело, начатое змеем.

Вся история человечества со всеми последующими поворотами ее колеса, довершают начатую алхимию. Сначала нечто нам открывается, затем оно должно быть познано в полной мере, мы должны преодолеть свой страх и зависимость от него, и только после этого становится возможным вкушение плодов с дерева жизни. Только при таком диалектическом подходе раскрывается смысл Божественных опасений о том, как бы Адам «не взял также от древа жизни». В противном случае фразы о «падшем состоянии» остаются общими фразами, не проясняющими сути Божественного замысла. Обнаружить же его возможно лишь при условии принятия мудрого змея как первого этапа алхимической работы.

Его смышленость/сообразительность взаимодействует с таким же образом созданной Богом наготой людей, они вступают между собой в алхимический контакт, и в процессе этого контакта все трое утрачивают свою невинность.

В: А почему змей ее утрачивает? Ведь он все сделал правильно…

А.И: Да. Но дальше Господь его наказывает и даже проклинает: «За то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей. И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 2:14—15)[52 - В ответ змей молчит. Его молчание в ответ на проклятие Божие – весьма загадочная и самая нехарактерная для трикстера черта его поведения. Трудно сказать, отчего он промолчал (или отчего мы не услышали его ответа), но уж точно не оттого, что сказать ему было нечего. Вот как, к примеру, ведет себя его североамериканский собрат в аналогичной ситуации (т.е. крупно провинившись перед Верховным Божеством и получив за это соответствующую выволочку в виде проклятий, пожеланий, обещаний и т.д.): «В этом мифе (племени оглала дакота – А.М.) Высшее божество наказывает трикстера за то, что он навлек позор и насмешки на других богов, и посылает его в мир, где он обречен жить без друзей, ненавидимый людьми. В ответ на это он долго и громко смеется и говорит верховному божеству, что тот забыл про птиц и животных. Он поселится вместе с ними и будет общаться с каждым на его языке. Его земная жизнь будет радостна и беззаботна, и он всегда будет рад посмеяться над людьми». П. Радин «Трикстер», стр.235 Так что, скорее всего, молчанию змея мы обязаны усилиям позднейших редакторов, тщательно вымарывавших из Эдемской истории все недопустимые (на их взгляд) следы более ранней архаики мифа, подобно тому, как к примеру, с древнекитайскими мифами поступали конфуцианцы.]. Вот они слились, и в этом слиянии произошла взаимная аннигиляция. Понять, за что достается змею, можно, вникнув в смысл Божьего проклятия. «Тебя и женщину Я делаю врагами»[53 - Ветхий Завет: перевод с древнееврейского. Бытие. Исход. Российское Библейское общество. 2007г] – что это означает? Змей проклинается Господом не за то, что он сделал, а за те намерения, которые он при этом имел. Будучи самым умным и проницательным, он, тем не менее, абсолютно безэговым[54 - Эговый – имя прилагательное, образованное от слова «эго». Современные толковые и даже энциклопедические словари русского языка не включают слово эго в свой словник, видимо, считая его очень специальным и редко употребляемым. В наше время, однако, частота его употребления резко возросла не только среди узких специалистов, но и среди широкой публики. Это и понятно – нельзя не отметить возросшего интереса людей к вопросам психологии, духовности, к своему внутреннему миру. В рамках философского семинара, возглавляемого автором этой книги, вопросы, касающиеся эго и работы с ним, занимают центральное место. В ходе их обсуждения обнаружилось, что заимствованное слово эго вполне комфортно располагается в занятой им «нише» русского языка, о чем свидетельствует его высокая словообразовательная активность. По существующим в русском языке словообразовательным моделям очень быстро возникли многочисленные дериваты, с помощью которых точно и емко передается смысл, который довольно трудно выразить по-русски используя другие языковые средства. Ср.: эговый – прил. – имеющий отношение к эго (спазм) опирающийся на него (позиция, взгляд), несущий не себе его интенциональную печать (оправдание, обида), антоним: безэговый (состояние, поступок); эговость/безэговость, сущ. – качество эгового/безэгового (сознания, человека); эгово/безэгово, нареч. – качество действия (поступить); эгови?ще, сущ. – о сильном эго; надэговый, прил. – преодолевший ограничения эго (сознание); доэговый, прил, – о состоянии сознания, исторически предшествовавшем появлению эго. Возник даже фразеологизм, полюбившийся всем участникам семинара – эго болит. (Прим. ред.)] в этой своей проницательности не был[55 - Скорее, наоборот, – судя по плодам (а именно, – возникновению эго у Адама и Евы), он был очень даже эговым. В дальнейшем, опускаясь на эволюционный уровень архетипической матрицы Эдемского мифа, мы увидим, что на этом уровне змей символизирует собой не что иное, как ту часть спирали эволюции, что закономерно приводит развивающуюся жизнь к появлению такой структуры, как эго.]. Именно по этой причине он, скорее всего, действительно был всего лишь умным, но никак не мудрым. И соблазняя Адама с Евой, он имел свои, отличные от Высших, намерения.

В: Он мог искусить их как-то по-другому? Если он был создан как орудие Господа для того, чтобы Адам с Евой прошли испытание… Каким другим образом он мог провести их через это испытание, при этом не претендуя на место Бога в их душах?

А.И: Я думаю, что такой вариант гипотетически вполне был бы возможен при условии отсутствия его личной заинтересованности. Например, он мог бы сказать что-то вроде: «Не умрете, по крайней мере, сразу, в этот же день, но положите начало процессу познания добра и зла в себе, однако для его завершения вам придется обзавестись смертной природой и все-таки умереть, прожив жизнь, полную лишений. Познавая добро и зло, вы и ваши потомки тысячелетиями будете умываться потом и кровью, в несказанных муках и страданиях, прежде чем этот процесс придет к своему завершению. Да, и еще: не рассчитывайте, что вам все сойдет с рук! Господь разгневается, и изгонит вас из Эдемского сада в неуютный и суровый мир, и пойдете вы, стеная и казнясь, рожать в муках и добывать свой хлеб в поте лица, питаясь при этом волчцами и терниями. Ну а теперь выбирайте, не стесняйтесь!» Понятно, что после такой тирады Адам с Евой, мягко говоря, призадумались бы. Смех смехом, но таким образом становится очевидно, что если Бог упрощал ситуацию, чтобы создать условия и предпосылки для понятного внутреннего усилия первых людей, то змей упростил ее, потому что хотел, чтобы Божественное табу было нарушено. Для этого он Божественное упрощение представил как ложь, а свое собственное – тоже упрощение – как альтернативную истину. Однако, это всего лишь версия, не более… Для нас важно то, что нигде во всем остальном тексте о чувствах, мыслях и планах змея ничего не сказано. Сказано только в проклятии Бога – «положу вражду». Такое возмездие наводит на мысль о том, что змей действительно намеревался возвыситься в сознании Адама и Евы, чтобы занять там место Бога. Похоже, он хотел стать их учителем и наставником. Итак, что символизирует собою змея?

В: Змея – символ мудрости, власти.

А.И: Что в образе змеи создает предпосылку для того, чтобы считать ее символом мудрости? Это могут быть по крайней мере две вещи: ассоциация змеи с энергией Кундалини, поднимающейся по позвоночному столбу, и специфика устройства змеиного зрительного аппарата.

У змей веко обладает интересной конструкцией: оно, с одной стороны, все время закрыто, с другой стороны – прозрачно. По этой причине у змеи немигающий взгляд. Для Ницше моргание символизировало глупость, видимо, как нарушение постоянства сосредоточения, мельтешение сознания… Неморгающий взгляд змеи производит впечатление – с биологической точки зрения, конечно, ложное, но с символической точки зрения абсолютное – постоянной концентрации; пристальный, пронзительный взгляд, видящий насквозь. (И вот этот змей с немигающим взглядом, с вкрадчивым шипением обращается к Еве: «Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» Посмотрите, как он вползает в ее сознание…) Если вдуматься, змей – весьма странная тварь здесь. Почему-то его слова не просто сбываются (как будто он обладал каким-то запретным знанием), но Господь, уже после того, как проклял его, их прямо подтверждает: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло».

Змей – чрезвычайно, в высшей степени загадочная фигура; захотелось же ему зачем-то лишить людей их невинности, их наготы, захотелось в силу его хитрости, проницательности. Нагота и проницательность устремились навстречу друг другу. По какой-то причине первозданная чистота людей будоражила змея, ему хотелось вторгнуться в нее и ее разрушить. Он испытывал раздражение, глядя на них, и это чувство, по всей видимости, было чем-то важным, что заставило его вползти в сознание первых людей – вкрадчиво нашептывая, склоняя к сомнениям…[56 - Змей по-древнееврейски ‹наха?ш›. Это название связано с глаголом ‹наха?ш› – «шептать», «шипеть», «ворожить», «гадать». (Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево Том I Книга Бытия. Лекция 2. «Два Адама»: образ и подобие. Человечество как разбитое зеркало (Кн. Бытия, гл. 2—3))] Эта фигура так же непроста и многозначна, как неоднозначны и нелинейны символизируемые ею процессы, происходящие в сознании. С одной стороны, он создан Богом и является орудием Его замысла, а с другой – обладает своей волей и своими собственными намерениями. Эти намерения, с одной стороны, не совпадают с Божественными, а с другой, сами они при этом не могут не быть известны Господу в силу Его всеведения… Кто такой (или что такое) змей на самом деле – чрезвычайно интересный и важный вопрос. Очень часто силы, будирующие и соблазняющие нашу невинность, только внешним образом противостоят ей, а на самом деле при этом находятся прямо внутри нее. Об этом ли древнееврейская игра слов или о чем-то еще большем – кто знает?[57 - С чисто психологической точки зрения, змей символизирует тонкое лукавство нашего ума, подчиненного инфернальному влиянию эго. То есть это нечто высшее, подчинившееся и служащее низшему (в качестве примера можно привести высокоинтеллектуальные оправдания жадности или обжорства). Однако, подчеркну, библейский змей выходит далеко за рамки чисто психологических интерпретаций. С алхимической точки зрения его фигура выступает гораздо более многомерным и глубоким символом (см. дальше).]

В: Почему же тогда «вражду положу между тобою и между женою…»?

А.И: Здесь происходит смешение мифологического сознания и знания посвященных. Потому что, с одной стороны, это миф, в котором каждый персонаж является культурологическим объектом, а с другой стороны, это сказка, объясняющая, почему у слона хобот, а раньше не было, почему паук ткет паутину, а змей ползает без ног, почему мы его по голове бьем, а он нас жалит за пятки и т. д. Нам нужно увидеть, что стоит за символом.

В: Если змей – это кундалини, то он не потерял своей мудрости.

А.И: Да, но куда он с этой мудростью делся? В проклятии ничего не сказано об отобрании мудрости. И само проклятие можно прочесть так же дуально: с одной стороны, речь может идти об обычном животном, ползающем в траве, а с другой стороны – об энергии кундалини, которая у древних иудеев оказалась выброшенной в пыль. Здесь есть возможность увидеть указание на работу с телесными энергиями через межкультурные заимствования. Иудеи жили в достаточно насыщенной мифопоэтической среде: Змей Орий у египтян (из праафразийской общности с которыми они относительно недавно на тот момент (прим. 8 тыс. до н.э.) отделились), символический образ змея у шумеров, вавилонян, аккадцев, змеиные культы, эманирующие из Индии и доходящие до Ближнего Востока через Иран, персидскую ветвь индоариев. Эти заимствования – пусть глухие, отдаленные, не до конца понимаемые – но они были. Кроме того, змей обладает символикой на архетипическом[58 - Архети?п (от др.-греч. ????????? – «первообраз»): в аналитической психологии К.Г.Юнга: универсальные изначальные врожденные психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, распознаваемые в нашем опыте и обнаруживаемые, как правило, в образах и мотивах сновидений. Является онтологически первичным по отношению к архетипам как в искусстве (первичный образ, оригинал; общечеловеческие символы, положенные в основу мифов, фольклора и самой культуры в целом и переходящие из поколения в поколение (глупый король, злая мачеха, верный слуга и т. п.), так и в литературе (часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях), управляет как их формой, так и содержанием. Сам Юнг писал об архетипах следующее: «Понятие архетипа, которое является неотъемлемым коррелятом идеи коллективного бессознательного, указывает на существование определенных форм психики, которые, как видится, присутствуют всегда и везде. В мифологических исследованиях их называют «мотивами»; в психологии первобытных людей они соответствуют концепции Леви-Брюля о «коллективных представлениях», а в области сравнительной религии они были определены Губертом и Мауссом как «категории воображения». Адольф Бастиан давно уже называл их «элементарными» или «первичными мыслями… Итак, мой тезис заключается в следующем: помимо нашего непосредственного сознания, которое носит целиком личностный характер и которое мы считаем единственной эмпирической психикой (даже если рассматривать личностное бессознательное как приложение), существует вторая психическая система коллективного, универсального и безличного характера, идентичная у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, а наследуется. Оно состоит из предсуществующих форм – архетипов, которые могут стать лишь вторично осознанными и которые задают форму элементов психического содержимого..» К.Г.Юнг, Концепция коллективного бессознательного, стр. 339, «…если бы архетипы порождались нашим сознанием (или обретались им), то мы бы наверняка понимали их, а не приходили бы в замешательство или изумление при их явлении нашему сознанию.» К.Г.Юнг, Архетип в символике сновидений. Стр.66. Духовная роль архетипов в жизни человека состоит в том, что они формируют парадигму экзистенциальных выборов, проходя сквозь которые, человек решает, будет ли он развиваться как личность в этой жизни, или наоборот, духовно и морально деградировать.] уровне: символ змея как запредельной мудрости, ползущей по позвоночному столбу – кундалини, – находится в коллективном бессознательном: это не есть нечто надуманное, это то, что поднимается из бездн психической энергии, и вход в эти бездны есть в каждой человеческой душе.

По крайней мере, то обстоятельство, что символика змея носит коллективный характер, поднимается из недр коллективного бессознательного, и контакт с энергетикой кундалини на протяжении своей жизни любой человек хотя бы раз, но имел обязательно, я думаю, ни у кого не вызывает сомнений. Оргазм – это всегда вибрация кундалини[59 - Практика осознанной возгонки энергии кундалини по позвоночному столбу до самых верхних чакр, скорее всего, иудеям не была известна.].