Остров Черной Головы

«Ну, конечно же! – догадался Ян. – Стена из черного камня, всего лишь декорация. На самом же деле, это ворота, похоже, что из стали, только умело оформленные под внешний антураж».

В самом деле, створка ворот была настолько неотличима от стен пещеры, что взглядом уловить эту разницу можно было, лишь внимательно всмотревшись в детали. Это было настолько необычно и совершенно неожиданно, что в душе Яна промелькнула давно забытое ощущение чуда – естество, к несчастью, столь редкое в жизни взрослого человека.

– Добро пожаловать! – с гордостью протянул Маттиас, расправив узкие плечи. Хитро щурясь, он сделал знак рукой в сторону открывшейся галереи. – Наш дом и место работы на ближайшие две недели, – не без гордости пояснил он.

Ян отрешенно махнул головой. Его воображение, разбуженное этим удивительным сооружением, рисовало трудную и кропотливую работу неизвестных строителей. Казалось, хоть это и было трудно утверждать, что всю эту громадную галерею проложили именно люди. И если это и в самом деле было именно так, то трудовой подвиг этих неизвестных проходчиков заслуживал только лишь восхищение.

Эрдеме, с чувством заметного превосходства следивший за тем, как Ян восхищенно разглядывает открывшийся, огромный зал, по-дружески похлопал его по плечу.

– Жаль, но мы не можем долго находиться в этом тоннеле. Правила безопасности, – он пожал плечами, будто сожалел об этом, – ничего не поделаешь. Пойдем, лучше я проведу для тебя экскурсию.

Размашистой походкой Эрдеме двинулся к высокому проему, в котором ярко разливался электрический свет. Намек был более чем понятен, и Ян, стараясь не медлить, поспешил следом. Перешагнув через скальный порог, отделявший пустое нутро тоннеля от технического помещения базы, Ян тут же и остановился, почувствовал какой-то удивительный наплыв мощи – будто к его маленькой фигуре потянулись тысячи, миллионы тонн плотного вещества, и лишь в последнюю минуту застыли над головой, позволив насладиться этим удивительным могуществом природы. Затаив дыхание, Ян разглядывал это огромное, куполовидное помещение, раскинувшееся шатром внутри величественной твердыни, вычленял в нем каждую деталь, и восхищался глубиной сложного комплекса. Высокий зал был плотно заставлен столами, компьютерами, рядами телекоммуникационных стоек и многочисленной аппаратурой, за которой едва проглядывались полости галерей, веером разбегавшиеся в разные стороны. На стенах висели коробки пластиковых динамиков, плазменные экраны горели ярким глянцем цветных изображений, а по стенам белыми жилами тянулись в разные стороны провода. Все было вперемешку и так хаотично, что казалось, будто над установкой всего технического материала поработал ураган, локально бушевавший исключительно в этом месте.

– Это центр управления, – любезно пояснил Маттиас, – мозги всего проекта. – Эй, Чарльз! – громко крикнул он, и над грудой аппаратуры, складированной в дальнем углу помещения, показалась продолговатая голова молодого человека, лениво потирающего большие заспанные глаза. – Смена прибыла, – гаркнул Маттиас, – давайте собирайтесь, вертолет долго ждать не будет!

Отвесив быстрое приветствие, Чарльз скрылся в одном из коридоров, но тут же, вскоре появился снова, нашпигованный тяжелой ручной кладью, и в сопровождении двух своих товарищей. О чем-то переговариваясь, они прошли к выходу, и чуть погодя скрылись за раздвижной створкой двери, пожелав на прощание всем удачной работы.

– Странный малый, – протянул Эрдеме, сопроводив Чарльза долгим и полным раздумий взглядом. – Ну да ладно! И так, твое рабочее место, – он ткнул пальцем в сторону, где пару минут назад выглядывала физиономия Чарльза. – Аппаратура и весь этот хлам – твое! – «обрадовал» Эрдеме. – Думаю, ты уже встречался с подобной техникой – разберешься! Там же на столе, если покопаешься, найдешь технические журналы и инструкции, в них все подробно описано. Ну, если возникнут вопросы, – судя по интонации Эрдеме, возникнуть они никак не могли, – обращайся. А теперь дальше!

Ян только успел охватить взглядом представившуюся ему работу, как Эрдеме тут же увлек его вперед. Так же, почти бегом, пришлось ознакомиться с внутренним устройством базы: побывать в столовой, – небольшом помещении, в котором пахло свежим кофе и принесенным не весть откуда букетом душистой сирени, – в комнате отдыха, и худо-бедно вникнуть в запутанную систему галерей, соединенных меж собой тонкими линиями переходов.

– Лабиринты какие-то, – наконец буркнул Ян, подытожив недолгое путешествие вполне естественной мыслью.

Они стояли перед небольшой дверью обитой деревом, – кажется последней в этом длинном, узком коридоре, – в полумраке тусклых осветительных ламп, развешанных на шероховатом потолке, и оба стремились видимо к одному, поскорее закончить затянувшийся день.

– Привыкнешь, – уверил Маттиас, и, протянув руку, вручил ключ, с пластиковой биркой «№25», хотя никакого номера на двери, выкрашенной в нейтральный белый цвет, не было.

– Это твоя комната, – скупо пояснил он. – Осваивайся. Да и не забудь, у нас ранний завтрак. В семь утра нужно быть уже в столовой.

– Я не опоздаю, – уверил Ян, хотя по чести сказать, он уже и не помнил, в какой части галерей эта самая столовая находилась.

– Если вдруг запутаешься, найди на стене план пожарной эвакуации. По нему без проблем доберешься в любую точку Центра Управления. Ладно, до завтра, – торопливо бросил Маттиас и тут же поспешил раствориться в изгибах длинного извилистого коридора.

Тяжелая, на металлических петлях, дверь на удивление довольно легко отошла в сторону, и небольшая комнатка, окрашенная в тускло-каштановый цвет, тут же обступила Яна со всех сторон. Небогатая интерьером (из которого присутствовали только неказистый, вещевой шкаф, столик и кровать, аккуратно застеленная шерстяным пледом), она напоминала аскетичное жилище его юности, в шумном университетском общежитии. Для полноты ощущений не хватало только его соседа, Эндрю Салема, невероятно длинного бретонца, с огненно рыжими волосами, собранными в жидкую косичку. Впрочем, довольно аскетичный быт, хоть и довольно нелепо, скрашивала внушительная картина, занимавшая добрую половину одной из невысоких стен. Сосновый лес, расписанный с невероятным вниманием к деталям, словно бы и сейчас был полон звуков и игривого сопения маленьких медвежат, резвящихся на поваленном стволе старой сосны. Никакая фотография не в силах была бы дать такую же четкость, такое же участие, как эта репродукция. Она оживила в памяти какие-то давно ушедшие воспоминания, столь же смутные, как и название самой картины. Видимо он встречался с ней когда-то, но вспомнить где и когда не мог. Попытался переключиться на художника, но и его имя все так же плавало в темноте забытых впечатлений, наполнивших его когда-то. «Наверное, какой-то русский» – отчего-то решил Ян. Тяжелая сумка, висевшая у него за спиной, скользнула вниз, и едва добравшись до мягкой пружинистой кровати, под недолгий перебор знакомых ему мастеров кисти, Ян снова обрушился в сон, из благостных оков которого, он был вырван всего несколько часов назад.

Наступающий, новый день, как и предупреждал Маттиас, начался с общей трапезы в столовой. За длинным раскидным столом на тонких жестяных ножках, собрались все члены группы, кроме одного – Рэднола. Тон беседе, как всегда задавал итальянец. Его шумный поток слов, сдобренный многочисленными воспоминаниями из собственной жизни, – которых казалось у него было штук семь, – лишь изредка прерывался короткими, рубленными фразами остальных участников застолья. Ян слушал с интересом. Этот невысокий черноволосый итальянец, с вытянутым орлиным носом и серыми глазами, безусловно, умел и любил быть в центре внимания. Ян же предпочитал молчать. По крайне мере пока. Он еще только присматривался, наблюдал и старался привыкнуть к новой для него атмосфере. Наконец Энрико добрался и до него.

– Ну что ж Ян, – с торжественной улыбкой протянул итальянец, – тебя можно поздравить.

– С чем? – не чувствуя подвоха удивился Ян.

– Ну как же, – поспешил разъяснить Энрико, – ты теперь являешься полноправным членом всей нашей интербригады. Все по чести – от каждой нации по представителю!

– По-моему это прекрасно, – отозвался Ян.

– Да, и мы умеем решать вопросы дипломатически.

– По-иному и не получается, – усмехнулся Маттиас.

– Именно, – прогремел Энрико, – да здравствует демократия! – и тут же тихо спросил: – Но принцип профессиональной иерархии непоколебим?

– Естественно! – перемешивая ложкой горячий кофе, подтвердил Маттиас.

– Значит у нас подлинная демократия, – вздохнул с видимым облегчением Энрико.

Он ненадолго смолк, поглаживая заросший щетиной подбородок, и тут же продолжил:

– Все-таки Ян нам повезло быть вместе. Мы люди своего времени, заметь – перед тобой итальянец, всю жизнь проживший в Англии, американец, большую часть времени проводящий в нескончаемых поездках по миру, ну и наконец, турок с немецким паспортом. Неплохо, да?

Ян улыбнулся.

– Ну… компания мне по душе. А в паспорта я заглядывать не собираюсь.

– Верно, верно, – застрекотал итальянец. – Я бы тоже не стал смотреть в эти документы. Это глупый официоз. А какие на них лица – вы заметили? Когда я открываю свой паспорт, на меня начинает таращиться какая-то физиономия, с выхолощенным лицом из какого-нибудь билдборда. Кто этот человек?! Я и не знаю.

– Это ты Энрике загнул, – подхватил кто-то, – нужно быть к себе снисходительней.

– Нет-нет, серьезно. И главное она – эта физиономия, всегда хитро так улыбается, будто знает, каким я буду лет этак через десять.

– Видимо, – весело захихикал Легли, – таким же, как с утра после прошлогодней рождественской вечеринки.

В небольшом помещении столовой раздался всеобщий смех.

– Это все треклятый бурбон, – улыбаясь, развел руками Энрико, – он явно был лишним.

– Ладно! – резко оборвал разговор Эрдеме. – Пора приступать к работе! Время…

– Вот так всегда, – Энрико хитро подмигнул Яну, – немцы хоть и турецкого происхождения невероятно педантичны и всегда помнят о времени.

Работа! Его бывалые товарищи прекрасно знали, чем, и как им предстоит заниматься. А Ян?! Стол, заваленный бумагами и всевозможным барахлом (который казалось сюда усердно слаживали целую неделю, скрупулезно готовясь к его приезду), представлял собой настоящие авгиевы конюшни, труд над которым был сродни подвигу. Но… отступать было уже поздно. Ян принялся за дело усердно. Так словно на дне этого сваленного в единую кучу хлама лежал приказ о его назначение на долгожданную должность в компании «Global Industry». Постепенно приближаясь к цели, он все больше и больше проникался ненавистью к этому самому Чарльзу, да так, что примерно к середине дня ему стало казаться, что физиономия этого молодого человека вызывает у него стойкое чувство ненависти. Продлись такие мучения немного дольше, и Ян, наверное, даже бы с удовольствием применил к нему грубую силу. Но все обошлось мирно. Мысленно конечно бедняга Чарльз был не раз отослан по самым разным адресатам, в пестрых гаммах которого Ян, как, оказалось, разбирался гораздо лучше, нежели в вопросах искусства, но для самого юноши сия кара прошла мимо, совершенно его не задев. Постепенно в мыслях и на рабочем столе воцарился долгожданный порядок. Ян взглянул на время. Долгая и изнурительная процедура, прокатившись по часам, замерла на цифрах – 12:30. Окружающее его пространство, словно вынесенное за пределы сознания, вновь вырисовывалось в знакомых лицах, напряженных от подготовки к какому-то процессу.

– Ну как там?! Все готово? – громкий голос Эрдеме прокатился по залу, словно хлесткий удар грома.

– Да! – не поднимая головы от многочисленных мониторов, отозвался итальянец.

– Внимание! Выключаем систему, – снова бросил Эрдеме куда-то без явного адресата.

Тут же, словно по команде, Билл Хэйси в три прыжка преодолев расстояние от главного пульта к электрическому щитку, резким движением руки погрузил помещение в непроглядный колючий мрак. Ян в недоумении застыл на месте. Его рука импульсивно опустилась на стол, на котором застыл образцовый порядок, а мысли тревожно забегали в поисках возможных причин для столь странного маневра. Впрочем, гадать пришлось недолго. Через несколько секунд высокое помещение зала наполнилось мерным гулом резервной подстанции, и застрекотавшие лампочки, одна за одной, вспыхнули привычным электрическим светом. Все было как прежде, пожалуй, кроме одного – широкие, плазменные экраны, теперь были пусты, и едва выделялись на фоне черных каменных стен.