С Булгарией заключили договор-роту, и в тексте его использовали весьма сильные выражения, не вполне типичные для дипломатии того времени: «Тогда только мир меж нами будет нарушен, когда камень поплывёт, а хмель утонет». И всё, война кончилась, гузы откочевали восвояси, киевское войско вернулось к днепровским кручам.
Любопытно, чем был обеспечен столь прочный и не вполне стандартный договор. Обычно в таких случаях высокие стороны обменивались аманатами-заложниками, и такими заложниками по обычаю становились дети царственных особ. Но история не свидетельствует о подобном факте в договоре булгарском.
Далее ещё интереснее: уже в следующем 986-м году Киев посетило булгарское посольство с официальным предложением принятия киевским княжеством мусульманской веры. Напрашивается очень серьёзное предположение, что за отсутствием аманатов обеспечением небывалого договора стал… брак самого Владимира с булгарской принцессой. Хронология событий в принципе подтверждает такой вариант. И главное – примерно в этот период (летописи, увы, не дают точных дат) родился Борис, а за ним и Глеб, сыновья Владимира и булгарской княжны.
Здесь самое время уточнить, кто такие булгары, почему они были важны для киевской политики, и почему они стремились «подписать» Русь под ислам.
Византийские архивы повествуют, что уже в V-м веке в причерноморских степях кочевали булгары – народ скифского происхождения. Волна тюркской экспансии из Алтая заставила булгар разбиться на отдельные группы. Иные из этих групп покорились пришельцам и смешались с ними. Другие были вынуждены переселиться. Одна ветвь (белги) под началом хана Аспаруха направилась за Дунай и стала протоэтносом современной Болгарии; другая на Кавказ; третья – кутригуры – во главе с ханом Кутрагом перекочевала на север, и осела на Каме и Волге. К слову, волжские булгары являются предками современных народов казанских татар и чуваш.
Примечательно, что очередной правящий булгарами хан Кубрат воспитывался при дворе византийского императора. В 632-м году он взошёл на престол, и в 635-м году взял в жёны дочь благородного грека Евдокию. От императора Византии Ираклия хан Кубрат получил титул патриция. Иначе – стал потомственным византийским князем!
Осевшие в Волжско-Камском бассейне кочевники Кубрата при поддержке Византии создали самостоятельное государство Волжскую Булгарию, и благодаря великому водному пути соприкоснулись с народами Востока, приняв от них целый ряд достижений культуры, цивилизации, и… ислам.
В начале X столетия (922-й год) булгарский государь Алмуш в поисках военной поддержки против хазар, правители которых исповедовали иудаизм, пригласил посольство из Багдада и принял ислам под именем Джафар ибн Абдаллах, о чём свидетельствуют серебряные монеты, отчеканенные в Булгарии в его царствование.
Именно тот неофит Алмуш впервые официально объявил ислам государственной религией Булгарии, и стал титуловаться на арабский лад эмиром.
Впоследствии именно его потомок Муэмин имел дело с Владимиром, и по логике времени и событий именно его дочь могла стать «договорной» женой киевского князя.
Летописи скупо описывают киевскую княгиню, называя её прохладно – «булгарыня». Иные летописцы высказывались в том смысле, что «булгарыня» была прислана из Византии, и звали её Анна, и была она дальней родственницей христианским кесарям Дунайской Булгарии… Очень невнятно, и очень неубедительно. Главное же – в такой версии мало логики и ещё меньше исторической правды. А вот в том, что булгарская царевна родила Владимиру двух сыновей, будущих страстотерпцев и святых христианской церкви, все летописцы единогласно сходятся.
Полигамный и вельми женолюбивый Владимир занят был делами государственными и иными, но, тем не менее, определил Борису и Глебу собственные уделы – Ростов и Муром.
Не потому ли волжские булгары в 1078-м году пытались захватить именно Муром, что считали его законной собственностью Глеба, носителя благородной крови булгарских ханов? И не потому ли сыновья Владимира, князья Борис и Глеб, убиенные своим братом по отцу – Святополком Окаянным – так долго, мучительно долго ждали канонизации?
Вероятнейшая причина беспрецедентной задержки заключалась в том, что греческие митрополиты не решались ввести в ранг святых христианской церкви детей царевны-мусульманки… Парадокс, однако, вырисовывался…
И если это так, то в закрытой части Договора Владимир мог обещать принять ислам, благодаря чему Муэмин и отдал ему, язычнику, свою правоверную мусульманку-дочь. Для Муэмина на чаше весов были, с одной стороны, запрет на смешанные браки в исламе; с другой – перспектива ввести в лоно своей религии мощное славянское княжество, со всеми вытекающими отсюда геополитическими последствиями.
Но, судя по последствиям реальным, Владимир переиграл волжского хана, не выполнив своего обещания. Переиграл на своём поле, используя великолепный политический инструмент, именуемый – «религиозные игры». Он передумал, и направил свой государственный корабль к берегам христианской Византии, очевидно, представлявшейся ему более перспективным союзником.
Но вернёмся в стольный град Киев, в терем светлой княгини булгарского происхождения. По занятости своей, и следуя некой традиции, Владимир не препятствовал супруге своей назвать детей именами Борис и Глеб.
Борис, бесспорно, булгарское имя, усечение от династического имени Богорис, принадлежавшего ещё нескольким древним булгарским ханам. С этим вполне себе ясно.
Но Глеб? Сложно найти причину, по которой мать-булгарыня в той ситуации позволила бы назвать своего второго сына скандинавским именем. Да и Владимир, затевая религиозно-политические реформы, фактически «сливший» уже ненужных ему варягов за море, едва ли допускал продолжение проскандинавской традиции имянаречения в своей многочисленной семье. Булгарскую жену свою, судя по ряду летописных деталей, Владимир любил, и вполне естественно, что Борис и Глеб стали его любимыми и доверенными сыновьями среди очень многих других детей обоего пола.
Весьма велика вероятность сугубого авторства в наречении Бориса и Глеба их царственной матерью.
Борис и Глеб были вероломно убиты в 1015 году, в династической борьбе своим старшим братом по отцу – Святополком, прозванным впоследствии Окаянным. После десятков лет сомнений и колебаний, высшее духовенство в 1072 году решилось таки канонизировать убиенных братьев, и с тем Борис и Глеб стали первыми русскими святыми, мучениками-страстотерпцами, и в общецерковном почитании покровителями земли Русской, небесными помощниками русских князей. Тяжек был земной удел Бориса и Глеба, и как велика их посмертная слава! Понятно, что такой светлый финал этой печальной истории дал мощный импульс популяризации имён Борис и Глеб во всех княжествах Руси.
Весьма редкий случай, когда можно уверенно судить о времени рождения имени!
Наибольшее распространение имя Борис получило в сердце России, и в её северо-западных областях.
Многие приметы и обычаи русского народа связаны с именем Борис. На Бориса и Глеба – память их 15 мая – сеяли хлеб. Торговцы норовили продавать в тот день с выгодой, дабы весь год быть с барышом. Говаривали: на цветенье рябины верного тепла ожидай. Соловей поёт всю ночь – будет день солнечный.
Народная любовь к имени Борис порой принимала забавные формы: так, в лавках и на рыночных площадях можно было видеть картинки-лубки с незамысловатым сюжетом и поучительной надписью – «До Бога высоко, до царя далеко: плети лапти, Бориска, ходоку путь неблизкий». Отголоски забытой этимологии проявились и в том, что в период христианства святой Борис в среде простого народа российского почитался приносящим прибыль!
Имя Борис стало одним из самых употребительных среди славянских имен; на его распространение указывает и обилие вариантов, которые встречаются в летописях: Борило, Борко, Борик, Борич и пр.
Борисла?в
Это имя имеет южнославянское происхождение, и содержит в себе основы: «борьба, бороться» и «слава». В вольном переводе с древнеславянского – «славный воитель», «прославленный в битвах».
Первая основа имени имеет удивительную и богатую историю. Понятие БОРИ присутствует во многих языках мира, и несёт в себе, на первый взгляд, не вполне единый смысл. Но в действительности возможные значения в различных языках описывают только разные грани одного предмета. Примеров тому удивительное и невероятное множество. Читать нижеследующие лексемы следует внимательно и предметно.
Так, скандинавы густой сосновый лес называли borr, а сосновую иголку – barr.
Англичане же свой лес именовали bear (wes).
Известная на Кавказе гора Эльбрус свой топоним производит через персидское Elburz, в свою очередь заимствованное из авестийского языка: где Нагa – название гор + brzaiti «высокий».
В готских именах нередко встречается основа bergo, придающая смысл «защиту (имеющий)».
На балтийских землях некогда повелось называть бургами укреплённые частоколом заострённых брёвен поселения. Славяне подобные фортификационные сооружения называли городищами. Банальное слово забор также суть ряд связанных между собой досок или кольев.
Литовское baras означает «часть поля, которую один жнец или сеятель обрабатывает за один раз», а всё поле в этом смысле измерялось в барасах, т. е. общим временем обработки, или дневной нормы.
На верхненемецком наречии bara – «огороженная земля», а bar – «барьер, ограда». Греки подобным словом именовали участок земли, или одну борозду.
Не менее привычное нам слово берег связано с верхненемецким berg «гора», каковое немцы наследовали от своих предков готов с их bairgahei – «горы».
Авестийцы произносили barzah – «гора, высота»; арамеи (на их языке говорил Христос!) – barjr «высокий»; кимвры – bre – «гора, холм»; ирландцы bri – «гора»; албанцы – burg – «гора, горный хребет».
Барма – наплечное и нагрудное украшение славянских князей – имеет своим истоком древнеисландское выражение barmr – «край, берег».
Упомянутые готы от своего baurd подарили нам современное bort – «край, борт корабля».
Бориной или оборкой предки наши называли сборку на платье, складку или морщину на коже.
Неизбывное мужское занятие – бритьё, также имеет корень бор, а самое слово восходит к древнеиндийскому глаголу со значением «ранить»; и к авестийскому pairibrinaiti – «обрезать вокруг», от broira – «лезвие». Рядом с брить исконный мужской атрибут борода – волосяной покров на подбородке и щеках.
Бортью на Руси прозывали дуплистое дерево, или пень-дупляк, в котором заводили пчёл. Всякая борть представляла собой колоду с рублеными острыми краями.
Любимое в России блюдо борщ традиционно готовится из красной свеклы. Но самое название блюда с корнем бор говорит о том, что готовили его в прежние времена из борщевника – растения с острыми листьями. Здесь опять виден искомый корень, родственный с древнеиндийским bhrstis «зубец, острие, край», верхненемецким burst, древнеисландским bursti – «метла из жестких волос». Где-то очень близко немецкое Borste – «щетина»; Burste – «щетка; ирландское barr – «макушка, верхушка».
Далее ряд родственных понятий ещё удивительнее: в наше время бураном принято называть ураганный колючий ветер с метелью.
Турки этим словом обозначают нечто вертящее, сверлящее или колющее.
Казахи произносят boran, а в чагатайском языке выражение boraan, buraan суть «вихрь, сильная буря, наводнение, волна».
Далёкие от казахов итальянцы в Юлийских Альпах и на Адриатике сильный и порывистый северный ветер называют bora; аналогично называется печально знаменитая черноморская буря, время от времени сокрушающая побережье между городами Новороссийск и Туапсе. Такая буря образуется при вторжениях масс холодного воздуха, который, переваливая невысокий хребет, сравнительно мало нагревается и с большой скоростью «падает» по подветренному склону к тёплым водам моря.
Подобная тактика катаклизма весьма напоминает охотничью тактику снежной кошки. Ирбис – или барс! – караулит свою добычу у троп, солонцов, водопоев, затаившись на скалах. Улучив момент, барс обрушивается с вершины скального уступа на животное подобно черноморской буре, и совершенно не случайно сходство в их названиях!
Грозный воитель Александр Македонский за стремительность своих атак в исторических хрониках также уподоблен барсу (пардусу): «…и скочи аки пардус со многою силою на восточные страны и грады, и ярость и черменьство, и внезапу перелетети всю Вселенную с похвалами и победами провещавая».