Не ходи служить в пехоту! Книга 3. Завели. Сели. Поехали. Там разберёмся. 25-летию начала первой Чеченской войны посвящается! Том 2

– Это понятно. Какая у нас задача?

– Ждать мою команду.

Дал команду второй машине выехать и прикрыть боевое охранение слева, остальным двум БМП подъехать ближе ко мне. БРМ оставил на месте. Тем временем Кузнецов связался с обоими боевыми охранениями.

Доклад от боевого охранения справа, что все, включая разведчиков, в сборе. Отходят, не прекращая огня.

– Командир, давай отходить. Время! В этом районе чеченов, как грязи. Я тебя прошу, отходим! – опять наседал на меня командир собровцев.

С одной стороны, он прав, я и сам хотел раньше уйти. И психологически я его понимал, он уже почти спасся из того ада, в котором оказался, а тут опять на грани.

Вспомнилось, как тогда, после первой своей курсантской сессии, я приехал на Южный вокзал в Калининграде, и как, ухмыляясь, со стороны осматривали меня, курсанта-первокурсника, пехотинца, местные милиционеры. Невольно посмотрел на уставшее лицо этого милиционера, в нем была мольба, выражавшая огромное желание поскорее всё закончить.

Бой слева не утихал. Дал команду двум БМП из тех, что были в резерве, подъехать и вести огонь по противнику. Подъехали и тут же открыли огонь. Погрузка произошла мгновенно. Начали отходить.

Доклад от командира БМП, прикрывавшей боевое охранение слева, что все в сборе. Дал команду двигаться в сторону БРМ. Сам, отъехав метров на триста в сторону, в поле, остановился. Все три БМП набрали скорость и вели огонь короткими очередями. Противник пытался достать их из СПГ. Посмотрел на наводчика.

– Вижу, товарищ капитан.

– Огонь!

Дал команду механику-водителю догонять наших. Впереди выстроилась уже колонна из трех БМП и БРМ. Кузнецов дал им команду прекратить огонь. Сейчас мне не давала покоя мысль, всех ли я собрал. Вроде бы доклады были. Но кто проверял? Всё-таки одно дело, когда штатные подразделения, сержант и все знают и чувствуют локоть соседа, а здесь сборная солянка.

Прекратила огонь и моя машина. Всё спокойно. Хотя там, откуда мы только что улизнули, правда, сильно нашумев всё-таки, судя по звуку, шёл очень интенсивный огневой бой. Интересно, кто там и с кем воюет? Усмехнулся, допустил минутную слабость мысленно поиздеваться над врагом. Признаюсь, это огромное удовольствие, очень сладкое, но очень вредное, и нам ещё в училище запрещали так думать.

– Быстро проверяем людей!

От моей роты все на месте, от разведчиков все на месте, артиллерист со своим артиллерийским разведчиком на месте. Игорь доложил, что у него тоже всё в порядке. Только сейчас я дал команду артиллеристу вызвать заранее оговорённый огонь его могучего артиллерийского дивизиона. Решил дождаться открытия огня, чтобы лейтенант из дивизиона мог его скорректировать хоть приблизительно.

– Командир, чего ждём? Я тебя прошу, давай скорее, у меня трехсотые, боюсь, что один из них не дотянет, – деликатно, уставшим голосом попросил меня командир собровцев.

– Терпение. Ждём три-четыре минуты. А зачем ты со мной кодовыми словами разговариваешь?

– Что? Не понял тебя, Юра.

– Я говорю, зачем ты раненых трехсотыми называешь?

– Ну так принято.

– Ты что, в эфире? Кроме того, для обозначения раненых сейчас действуют другие кодовые слова.

– Какая, хер, разница! Что ты умничаешь?

– Я и без этих уже жаргонных, но не кодовых слов вижу, что вы тут хватили через край. Не надо передо мной этого всего, и так достаточно.

Увидел разрыв одного 152-мм снаряда. Ясно. Пристрелочный. Тут же реакция лейтенанта из дивизиона, он дал целеуказания и доворот.

По лицу милиционера я понял, что от моих слов он был ошеломлён и крайне недоволен. Он очень сильно себя сдерживал, и я был уверен, что сейчас, если бы не такая обстановка, то он кинулся бы бить мне лицо. Ведь я умничаю, вместо того чтобы спасать раненых его боевых и своих теперь, кстати, тоже товарищей. Я в его глазах обнаглевшее, потерявшее все нормальные человеческие свойства бездушное животное, которому наплевать на людей.

Отлично! То, что нужно! Именно такую реакцию я от него ожидал. Специально решил вывести его из равновесия, разозлить и переключить на другое, чтобы он тут не ныл и терпел. По-человечески я его хорошо понимал, но я тут командир, и мне ещё задачу надо выполнить – до конца (!). Более-менее точный огонь дивизиона делал наш уход отсюда совершенно безопасным. Вот таким нехитрым приемом из курса военной педагогики и психологии любого высшего общевоинского и не только командного училища я решил нейтрализовать вполне понятные мне переживания и желания нормального командира.

Ну что поделать? Милиционеры не изучают военного дела и многое не знают, поэтому заглотил он мой примитивный приём полностью, дал мне возможность спокойно сделать то, что я, как общевойсковой командир, считал нужным. Но это командир собровцев очень хороший командир и человек с самой большой буквы. Уважаю его, искренне.

В этот момент в нужном районе начали рваться снаряды нашего дивизиона. Лейтенант вышел на свой «Тобол» и начал корректировку огня. Я как вальсом Штрауса наслаждался в эфире словами наших артиллеристов: «Ока, стой! Цель двести первая.... Пехота укрытая. Уровень… Основное направление левее.. Заряд… По три снаряда беглым, Огонь!» Вот теперь поехали!

Обернулся, посмотрел на всполохи огня, и мне стало спокойнее. Точнее, я получил от этой артиллерийской речи в эфире и разрывов снарядов огромное удовольствие. Эти их шаблонные слова с цифрами расчётов для стрельбы действуют на любого общевойскового командира умиротворяюще и успокоительно. Блаженство! Есть у нас, у пехоты, своя эстетика. Есть!

Шли в темноте, но на хорошей скорости. До полка дошли нормально. Уже на подходе к полку нас два раза обстреляли из пулемётов свои. Обошлось. Но орал я так, что меня, возможно, и без средств связи могли услышать на КП полка.

Подъехали сразу к медпункту, все уже ждали раненых, я заранее предупредил. Потом подъехали прямо к КП. Построились. Вышел командир полка и начальник штаба полка. Командир всех поблагодарил и сказал, что все, кто участвовал в этой вылазке, будут представлены к государственным боевым наградам.

Разведчики повели пленных к себе. С ними будет разбираться начальник разведки полка, а потом особисты.

Всю группу во главе с Игорем позвали в штабную палатку, кроме агента-чеченца, его сразу увели в сторону и повели к кунгу особистов нашего полка. До меня дошло, что не зря у него было постоянно спрятано под балаклавой лицо.

Туда же, в штабную палатку, позвали и меня с Кузнецовым. Генерал обратился к Игорю и милиционерам, крепко каждому пожал руки, поблагодарил и сказал, что всех наградят. Сказал он спасибо и нам с Кузнецовым, сказал, что лично проконтролирует наше награждение. Командир полка объявил, что всех сейчас помоют, покормят, устроят на ночлег, а генерал добавил, что утром они вместе с ним уедут в Ханкалу.

– Я что-то не пойму, вы знакомы? – вдруг задал вопрос Игорю генерал.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, – ответил Игорь.

– Откуда?

– Мы вместе с капитаном Тимофеевым начали службу в Сибири, но оттуда нас двоих отправили служить в Степанакертский полк, попали в одну мотострелковую роту. Я был замполитом роты, а он командиром взвода.

– Ну и отлично. Забирай его, Тимофеев. Отметьте свою победу. Можно. Заслужили.

Я вызвал старшину роты и попросил организовать самый хороший, который только возможно, стол. Вызвал Гену Василевского, познакомил их с Игорем, сказал Гене, что он сегодня дежурит всю ночь.

Старшина договорился с батальоном, и мы с Игорем и Кузнецовым пошли в баню. Быстро помылись, воды горячей было мало. Когда вернулись, стол был накрыт. Кузнецов с нами посидел недолго, но разобрали по косточкам весь бой.

Проговорили почти всю ночь. Я рассказал о себе. Игорь рассказал о себе. Получилось так, что прибыв в мотострелковую дивизию в Нахичевани, которая была подчинена в тот момент через Погранвойска КГБ СССР, Игорь показал себя с хорошей стороны, и после передачи дивизии в 1991 году обратно в Вооружённые Силы ему предложили продолжить службу в КГБ СССР, направили на учёбу, потом оставили в Москве. Подробнее он ничего рассказать не мог, я отнёсся к этому с пониманием. Женился, получил квартиру в Москве. Родил сына.

– Как, по армии не скучаешь?

– Бывает, вспоминаю, как мы служили, ностальгия. Нравилось мне многое. Мотострелковая рота, мощь какая! Но ты сам знаешь, какое отношение к замполитам в войсках, я терпеть это уже не мог. Поэтому не жалею.

Вспомнили всех, Новикова особенно, и только хорошими словами. Несколько раз добрым словом вспомнили комдива в Сибири, который настолько к нам по-отечески отнёсся, что выдал в самый разгар антиалкогольного маразма по бутылке конька в дорогу и закуску.

Я рассказал про тот ужас, как мы формировались. Оказывается, Игорь знал о ситуации вообще и про наш полк в частности. И самое страшное, с его слов, что о том, что представляет собой наш полк, знают все боевики.

Игорь рассказал, как оборонялись они с собровцами в этом доме, что он пережил. О том, как сильно обрадовались, когда узнали, что им на выручку будет направлена группа из полка. Как ждали все они нас, простую пехоту, но боялись, что если мы не дойдём, то придётся умирать. Сопоставили время, когда им сказали о том, что мы идём, и время, когда я получил задачу, вышло, что им сказали намного раньше. Хотелось поговорить и всё рассказать, но Игорь буквально выключался, засыпал, да и меня так тянуло в сон, что я не мог дальше с ним бороться.

Утром расстались. Игорь оставил мне телефон и адрес. Договорились встретиться. Осталось только выжить.

Политики объявили перемирие. Это вызвало взрыв недовольства в войсках. Пошли разговоры про предательство. Дошло до того, что мы, офицеры, между собой заподозрили в предательстве генерала, в тот момент командовавшего тем, что пафосно называлось нашей «группировкой». Генерал был слишком болтлив на телекамеры и никогда не разговаривал с командирами батальонов и рот. А ведь в этой группировке батальонов было всего-то несколько. Лично мне, как и моему комбату, все эти разговоры не понравились сразу.

Тут нужно пояснить. Дело в том, что как бы офицеры не скрывали от солдат своё мнение, но на самом деле скрыть его невозможно. Каким бы аполитичным не был солдат, но общий настрой офицера против генералов, точнее, командования и Верховного Главнокомандующего, не скроешь, и если личный состав думает, что его большие начальники предали, жди беды.