Красный закат в конце июня

И до утра потом менял соломенный насад с сухого, хрупкого – на влажный, гибкий. Готовил задел к завтрашнему обмолоту.

2

Свет с востока скоро загасил звёздное мерцание. Белой росой полило вытеребленное льнище.

Пуя укрылась туманом, будто льдом.

Прокопчённый, с чёрными от сажи лицом и руками, Геласий скинул с решётки последний сноп.

Сил не было идти до реки. Но и в избу таким «чёртом» грех являться.

Вретище гулко опало с плеч. Остался в зыбком рассвете молодой неженатый Адам даже и без фигового листочка в паху.

Колени на бегу вскидывал высоко, как молодой конь.

От затылка до пяток каждая жила в нём перевивалась и переталкивалась, всё тело кипело.

Сходу прыгнул в омут.

Звериные вопли разнеслись по пуйской долине.

Зайцы прижали уши.

Лисы попятились в норах.

Закусила да так и не перегрызла ветку ондатра.

Человек вопит!..

С омовения Геласий в избу зашёл, прикрытый листом лопуха.

Уже слышно было, как мать в хлеву доила коз.

Крикнул ей, чтобы нынче звала баб на околотку, и полез на полати.

3

Проснулся он от трескотни кичиг на току. Бабы кричали и хохотали за окном.

Не надо было долго кланяться работницам о помочи. Всякой хотелось иметь от Геласия за труд крашеное полотно. И невестки из-за реки пришли, и бабы Шестаковы, и сулгарские жёнки давно стояли на току хором, вальками околачивали льняное семя.

Позади них тоже круговым валом накидана была жёлтая обмолоть.

И ещё один круг – солнечный – сиял в самой выси.

4

Появился Геласий перед народом высок, крепок, поворотлив. Длинные светлые волосы прибраны под сыромятный ремешок с медным колечком для роспуска, чтобы, побыв под дождём и усохнув, не сдавливал голову.

Бородка была у него дымчатая. Добротного тканья рубаха крашена в можжевеловом отваре – в ржави. Порты из ниток в два цвета: сине-жёлтая пестрядь, и на ногах будто литые берестяные лапти.

(На выход имелись невесомые лыковые.)

5

Как хозяину, ему положено было собирать семена с тока. Пересыпать в мешок.

Уже под собственной тяжестью семена промасливали рогожу.

Возле тока лежала колода с дуплом, куда Геласий всыпал льняное семя. Вставил пробку и обухом принялся бить по ней.[76 - Отсюда: маслобойка.]

Подверг семена сжатию.

И потекло по желобку в плошку льняное масло.

Весь жмых от дневного битья по обычаю Геласий раздал работницам. Чтобы детей полакомили.

И сдобрили тесто утренних хлебов.

6

Назавтра обмолоченный лён расстилали.

Знали бабы, в эту пору дует всегда с горы, с Сулгара. Потому клали так, чтобы «подол» не задирался.

Месяц, а то и дольше подгнивать соломе для освобождения волокна. Cлучалось, и из-под снега приходилось добывать.

Особый загнёт устраивал Геласий в затишке Пуи – прижимал ко дну ветвяными решётками и камнями.

Илом, всякой донной слизью обсасывался лён до паутинной мягкости. Ткались из такого волокна тончайшие платочки.

7

Весь сентябрь центром жизни для баб пуйско-суландской округи были льняные угодья Геласия Синца.

И самый-то центр, хозяин, ни на минуту не терялся ими из виду. Не мужик – загляденье.

Если на нём был и валяный колпак, то с заячьим хвостом. Коли сукманник, так непременно опоясан пёстрым тканым кушаком с кистями. Широкие пестрядинные штаны с напуском на оборы.

Льняная борода.

Светлые чудские глаза.

И главное притяжение – белизна лица, ход и ухватка…

8

Когда ещё пойдёт в дело лён этого нового урожая 1525 года. А ведь уже теперь с окончанием расстила и замачивания, как уговаривались, подавай пригожий работницам расчёт крашеными полотнами в локоть за три уповода.