7 | Чалдон

она послаще любви, привязанности, креста, овала,

поскольку и до нашей эры существовала

– утверждает о ней самый поэтический пророк. И последним хрипом нашей породы будет сдавленное и неудержимое «воли!».

В формулировке Шопенгауэра «мир как воля и представление» читается это разделение мира человека на разумную волю и непреодолимую, данную нам лишь в онтологических представлениях physis, природу, не ухватываемую, по Аристотелю, мышлением и деятельностью.

Разум – это Добро и зло. В этом проявлении разума мы совершенно одиноки и не встречаем никакого сочувствия в окружающем нас мире. Нам неоткуда черпать Добро и зло, ибо они присущи нам и только нам, но не природе, стоящей по другую сторону. Мне кажется, что стыд, первое робкое проявление Добра и зла, заключается не в том, что мы – голые, а в нашей обнаженности. У остальных – рога и шкуры, мускулы и крылья, скорость перемещения и способность к мимикрии, мы же полностью обнажены и безоружны, мы настолько не присущи в своей наготе природе, что готовы прикрыть стыд, ну, хоть ладонью. Последний кусок на тарелке – какая тварь откажется от него? – а мы, по первородности греха, стыдимся взять его, мы знаем, что это – нехорошо, недобро, нам вменено табу на последний кусок, и мы возьмем его только с чьего-то авторитетного разрешения. И откуда нам слышится этот авторитет разума? Почему мы так чётко и сразу отделяем Добро от зла?

Стыд – первый удар совести в нашу дверь. Стыд можно подавить – и тогда ты возвращаешься в свой животный протерозой, становишься бесстыдной частью природы, которая и сама бесстыдна и бессовестна.

Как же нас угораздило стать разумными? – о, то была глубочайшая трагедия жалких приматов, разыгранная в роскошных космических декорациях!

Трагедия антропогенеза

Когда разуму понадобилось воплотиться, скорей всего, с целью воспроизводства и некоторой материальной укоренённости, а, может, просто забавы ради, он разыграл тяжелую драму. Дальнейшее рассуждение во многом базируется на работе Ю. Бородая «Теория антропогенеза».

На Земле был выбран в качестве живого носителя разума один тупиковый и близкий к вымиранию вид приматов. Они были всеядны, скорее плотоядны, чем плодоядны (согласно книги Бытия переход от плодоядности к плотоядности был результатом познания Добра и зла), были прямоходящими. Прямохождение в наибольшей степени коснулось самок, особенно при родах и менструациях («в болезни будешь рождать детей» Быт. 3.16). Главное же, эти несчастные испытывали не периодический, а постоянный сексуальный голод. Падеж поголовья самок привел к формированию гаремной социальной организации, когда вокруг «вождя» вьются самки с детенышами, а по периферии влачатся молодые самцы, изнывая и скуля от неудовлетворяемого сексуального голода.

В борьбе за обладание самкой хищные и несчастные каины убивали своих братьев и отцов-владельцев гаремов. Все до сих пор найденные мужские черепа этих обитателей пещер проломлены: камнями, дрынами, дубинами. Непрерывные и кровавые драки вели к самоуничтожению вида – эволюция допускает внутривидовую войну на самоистребление, если заходит в тупик.

Разум останавливает свой выбор на этом вымирающем, обречённом племени именно потому, что жизнь, природа отвернулась от них, убедилась в их противоестественности: разуму чужда природа и естественность.

Среди сексуальных агрессоров находятся те, что смогли найти выход из этого отчаянного положения, смогли удовлетворять похоть, не убивая себе подобных. Эксплуатируя собственное воображение, они достигали сексуального удовлетворения: первой женой Адама была виртуальная, воображаемая Лилит, кошмарный дух ночи и пустыни, прилетавший ниоткуда к изнывающему в сексуальном ажиотаже Адаму. Дети Лилит – подлинная плацента человечества: эльфы, феи, гномы, тролли, сильфиды, саламандры и прочие виртуальные монстры.

И этими духами владели те, кто перестал участвовать в общих драках, кто первым сказал «не убий», кто увидел в отце не смертельного врага, а объект стыда и совести, кто, в отличие от собратьев, вёл достаточно уравновешенный образ жизни, не страдал от ран и ушибов, полученных в братской междоусобице, кто, благодаря этому, становился лучшим охотником, а потому и питался лучше других.

Так в стае появились маги, кудесники, шаманы, жрецы, изменившие губительную трёхзвенную социальную организацию на спасительную четырёхзвенную.

Они спасли вымирающий вид, но в обмен за спасение привнесли совесть. Человек произошел от совести, в переходе от отцеубийства к почитанию отца и предков. Вслед за совестью, за разделением Добра и зла разум овладел в человеке и другими своими ипостасями. Человек стал homo sapiens, живой и самовоспроизводящейся противоестественностью. Последнее, что далось и осело, – мышление. И как последнее, оно стало ведущим.

Жуткая и мрачная трагедия антропогенеза, насилие, свершённое разумом над бедной плотью, наш несчастный и противоестественный дебют осознается во всех антропогенетических и космологических мифах, от самых примитивных и архаичных до современных мировых религий. И мы до сих пор содрогаемся от первородного греха и непонимания, за что же нас так за познание нами Добра и зла…

Мы, воплощённый разум, теряемся в догадках своего пребывания и эти поиски ответов на принципиально неразрешимые вопросы и составляют основной смысл и цель нашего пребывания. Забудь мы задавать себе вопросы собственного существования – и мы перестанем быть нужны разуму и, с очевидностью, погибнем как люди (а другими мы себе себя и не мыслим и более всего боимся стать животными, озвереть, оскотиниться, впасть в природу и слиться с ней до неразличимости).

Душа и совесть

По коптским верованиям душу буквально вколачивают в плоть, и она стенает, покидая райские кущи для суровых испытаний и искушений во плоти. Современные талмудисты уверены, что мир содержит столько еврейских душ, сколько букв в Торе, и эти души способны к перевоплощениям. Древний христианский спор о том, является ли душа лишь монадой Духа или существует сама по себе, до сих пор не завершён. Одна из позиций заключается в том, что души покидают для воплощения Дух, а затем возвращаются вновь в Дух, теряя личностные характеристики и декомпозируясь, но оставляя память о жизни и возвращаясь остатками и осколками прежней личности в новых людей – и тогда мы говорим: «в картинах Микеланджело жив дух Аристотеля, а в картинах Рафаэля ожила душа Платона», мы находим отдалённые отголоски и отзвуки душ наших родственных и духовных предков, душа Пушкина малыми искрами живет во многих русских поэтах и в этом смысле он – подлинный гений, то есть «порождающий».

Душа, покидая для воплощенной жизни Елисейские поля пребывания Духа, сохраняет с ним непрерывную связь, постоянный диалог по каналу связи, называемому обычно совестью. По этому каналу она получает доступ к авторитету Добра и зла. Совесть – негенетическая память о всем предыдущем этическом опыте всего человечества – ведь душа – от Духа пришла и в Дух вернётся с добытым в жизни нравственным опытом, а не рассказами «а он пошел, а она сказала, а он его – раз, а тот ему – раз, а потом наши как дадут им» – ради этого стоит ли воплощаться?

Бережём ли мы свои души, не бережём ли – не нам они принадлежат, а мы им. Как не нам принадлежит голос совести. И чем свободней мы, тем громче этот голос, и чем совестливей мы, тем свободней и легче живём и дышим.

«Homo ecce! – «cе человек!»

История и культура человечества полны озарений о человеке, его природе, происхождении и назначении. Собственно, весь путь человечества озарён самопознанием, и жизнь каждого из нас светла в меру этой озаренности. Мы всегда находимся в собственном утре и утре всего человечества, и даже последний вздох нередко – очередное, уже последнее в этой жизни озарение своего существования.

Перечислять или пытаться как-то систематизировать, типологизировать эти озарения – задача заведомо абсурдная – ведь ещё не вечер, ещё только утро, и что нас ждёт впереди?

Я же вспоминаю только самые сильные из озарений и приведу их не цитатно, а как запомнились и понялись.

Платон: о серьёзных делах и вещах, например, о Боге, надо говорить серьёзно, о вещах несерьёзных надо говорить играючи: человек – любимая игрушка Бога, не только уже порядочно заигранная, но и бережно хранимая, например, у Христа за пазухой.

Христос: Я есть – это не только самое сакральное и грозное имя Бога, но и признание того, что Бог во Мне, что Я, как человек, есть Его воплощённость и носитель Его сути и пути, который для человека – крестный, а сделан тот крест из Древа Жизни.

Кант: нравственный императив заключается в том, что человек должен во всяком случае поступать так, как если бы от его действий зависела судьба мироздания или, иными словами, никогда не должен превращать других людей в средство своих действий и не допускать, чтобы его использовали как средство – отказ от средствиальности человека означает и отказ о его целесообразности; мы живём не с целью, а благодаря трансцедентально полученным ценностям.

Гёте: человек – это природа, которая познаёт самое себя, мы, стало быть, есть рефлексия природы.

Дарвин: в эволюции видов человек занимает особое место, скорее всего, он вообще не имеет к эволюции никакого отношения.

Достоевский: красота спасёт человечество и – я не приемлю вселенского счастья и гармонии, построенных на всего лишь одной слезинке замученного ребенка —зло неизбежно, но не фундаментально…

Ницше: человек только тогда человек, когда преодолевает в себе рабскую природную сущность и ещё более рабскую сущность раба Божия. Человек становится человеком, только преодолевая свою природу и выходя за рамки своей человечности.

Фрейд: самый мощный и распространенный комплекс – Эдипов, в нас неистребима совесть отцеубийц во всю историю человечества.

Рикер: человек – это место встречи, встречи других людей, а главное – Разума и природы.

Хайдеггер: человек – это единственное существо, вынужденное постоянно доказывать своё присутствие в мире своими размышлениями, и когда он выпадает из мышления, он выпадает из самого себя.

Лефевр: через человека проходит вселенская ось этической асимметрии, золотое сечение Добра и зла, и каждый из нас ответственен за сохранение этой гармонии.

Штайнзальц: последняя битва при Армаггеддоне идёт непрерывно и ежечасно, и мы участвуем в этой битве нашими делами и мыслями. Злые мысли чёрными демонами окружают и жалят нас, превращая нашу жизнь в ад, добрые мысли порождают светлых ангелов, несущих нам рай.

Бородай: человек имеет трансцедентальное происхождение и трансцедентально совестлив, человек несовместим с природой и, оставшись с ней наедине, погибнет, самоистребится.

Я, чалдон: только в отрицании себя человек становится человеком, по мере преодоления в себе нечеловеческого и сообразно образу Человека в себе.

Встреча с Разумом

Она уже состоялась и продолжается. Мы находимся в непрерывном контакте с разумом. Это не патронаж и не опыты на кроликах. Разум живёт нами, людьми, имеет живую форму своего существования. Возможно, у него форм существования много.

Что ждёт нас? Будем ли мы покинуты разумом или сами покинем его? И сам разум – насколько он вечен и нет ли и у него путей к банкротству? – эти вопросы уже не столько из пчеловодства, сколько из пасечниковедения…

Ну, вот и завершилось это небрежное и, как и было сказано в самом начале, неверное, неистинное размышление. Я не ставил перед собой цель – достичь или построить истину: это невозможно. Но я проделал путь – и это оправдывает меня, если же у читающего и прочитавшего появится свой – короткий ли длинный, Бог весть, – путь размышлений, то и в добрый час.

Что будет человек

И помни весь путь, которым вел тебя Господь

Втор. 8.2

Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!

Рим. 11.33

В конце времён люди, вероятно, будут жить долго, как и в начале времен – сотнями лет. Эти Мафусаилы всем остальным радостям и ценностям жизни противопоставят саму жизнь, ее продолжительность. Естественно, что репродукция окажется весьма второстепенным делом: эгоизм стариков не будет выходить дальше сексуальных удовольствий и удовлетворения изысканного сексуального спроса. Роды за пределами ста лет, даже для 600-800-летних будет казаться чрезмерной затеей, как это было с 92-летней Софонимой, невесткой Ноя, которому при ее родах было уже под четыреста.