1 | Плато. Диалоги

1 | Плато. Диалоги
Александр Левинтов

Первый том собрания сочинений философа и мыслителя Александра Левинтова объединяет произведения, написанные в жанре платоновских диалогов. Эта традиция в своё время была поддержана Галилеем, Кьеркегором, Ницше и другими. Диалоги «Плато» посвящены построению понятий персонажами из разных времен и эпох, что позволяет видеть «глубину резкости» культурно-исторического фундамента понятий и включает в себя также букет диалогов «Ойкумена», формирующих концепцию развития человеческой цивилизации. Книга содержит нецензурную брань.

1 | Плато

Диалоги

Александр Левинтов

Редактор Ирина Михайлова

Дизайнер обложки Роман Максишко

© Александр Левинтов, 2021

© Роман Максишко, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-1986-9 (т. 1)

ISBN 978-5-0053-1985-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Александр Левинтов

От автора

Эти беглые и скромные заметки – мимолетные следы нашей суетной, нетерпеливой и, признаемся себе, неприличной эпохи. Эпохи глубочайшего упадка нравов и ценностей, когда всего за два-три года даже такая символическая сволочь как деньги скатилась с курса – еще вчера самая крупная купюра, сотенная, стала самой жалкой и мелкой бумажкой, на которую ничего не купишь и которую брезгуют сдавать сдачей. Здесь собрано из гор и груд написанного нечто тематически однородное и вполне беспородное по жанру, вполне компьютерное – тут и читается многое, как в компьютере: одно и то же в разных местах и по разному поводу. Готовя разные тексты в один сборник, я обнаружил, что часто повторялся и обсуждал одно и то же по нескольку раз: оказывается, хороших тем меньше, чем плохих авторов и это утешает – так я оставил повторяющиеся сюжеты. Так в музыке 17—18 веков тема возвращалась и повторялась по множеству раз, чтоб пробить себе дорогу к душам людей. Я пробиваюсь к смыслам, по многу раз к одним и тем же… Кое-что здесь датировано, кое-что – опубликовано в малотиражных изданиях. А так, в целом – наверно, любопытное получилось чтиво, для некоторых. Пролистывая многие старые свои статьи (читать их – тоска смертная), я понял, что почти все они написаны как монологи, самому себе, без надежды на читателя. Так бывает с пишущими. Но вот зачем я подготавливаю эту рукопись к печати, если никто не собирается ее издавать?

Иногда вдруг проскальзывают реальности тех или иных дней, но с удивлением обнаружилось, что если, например, заменить тогдашнего Горбачева на сегодняшнего Ельцына или Огаркова – на Грачева или Грозный – на Вильнюс или Рыжкова – на кто там у нас теперь?, практически ничего не изменилось и единственный анахронизм – мягкость выражений. Теперь то же самое можно сказать достойным персонажам и обстоятельствам матом.

Немного о названии – это книга о Платоне (по латыни Plato) или в восстановлении жанра платонической драматургии мысли, кроме того, plato означает блюдо, тарелку и эта книга – своеобразная пустая тарелка для мыслей и пищи для ума читателей, plata по-испански – серебро, что лишь немного хуже молчания. Наконец, плато – возвышенное ровное место, куда я взошел и откуда открылся мне чудесный вид на мир людей, вещей и идей.

Накануне эмиграции из России международный журнал-энциклопедия «Магистериум» заключил со мной договор, по которому я становился главным редактором тома «Ойкумена». В этом качестве я вступил в оживленную и достаточно продуктивную переписку со всем миром, а заодно написал несколько собственных текстов и провел очень интересный семинар в Подмосковье. Как всякое коммунистическое наследие «Магистериум» оказался глубоко непорядочной конторой. Замысел, большинство моих текстов (за исключением одного) были выкинуты, многие связи – нарушены, вставлены совершенно неприличные и случайные тексты, я уж не говорю о финансовой необязательности. В конце концов «Магистериум», кажется, лопнул – туда им и дорога, но свои тексты я перенес в «Plato».

Друзьям, которые посоучаствовали в этом издании – кто долларом, кто своим трудом и мастерством, кто лицензиями и производственными мощностями – я приношу искреннюю благодарность и извинения за доставленные хлопоты и расходы.

Автор ничего не просит у своих читателей, даже многочисленности, он вообще не уверен, что все это стоит печатать и публиковать.

Однажды, в январе 1995 года, в стране непобедившего рынка, на самой границе с их Общим рынком, я купил десятитомник А.И.Солженицына. Весь классик в толстом переплете стоил не более одного рулона туалетной бумаги – по сто рублей за книжку. Там же стояла «Исповедь на заданную тему» – в дорогом переплете и с фотографиями, за пятерку. Не брал никто… Я б не хотел валяться на полках вместе с ними.

Имеющие опыт знают: если всю жизнь пить, а потом еще одну всю жизнь не пить, а потом опять еще одну всю жизнь пить, то никто тебе уже не нужен и даже кайф тебе не нужен и ты сам себе не нужен и только могила плачет по тебе…

Драма

Драма

Из-за кадра, но вовсе не Капеляном, сухая стюардесса с полными бедрами «Пристегните ремни, командир и экипаж желают вам хорошего полета да пошли вы на …". В первом ряду пошел разговор.

Ш У М Е Р: все равно ничего не случится – мой ночной женский бог сообщил во время жертвоприношения, что приглашен в скит мужского бога и они будут творить нового ребенка в моей семье – ничего не должно случиться плохого. Пока не родится новый человек, необходимо соблюдать равновесие.

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: а если что и случится – плюновения покинут брения, у Того этих плюновений – что песку на берегу моря, что овец в стаде отца моего.

Ш У М Е Р: то, что там внизу – совершенно нереально. Эти огни сквозь облака, эти провалы лесов, прямые линии дорог и полное безлюдие. Отсюда не видно ни одного человека и это – самое нереальное – кто же тогда все это натворил?

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: там, на дымном и чадном дне живут люди, но они, как и мы, не могут поверить в реальность всего происходящего с ними и вокруг них. Бог просит и умоляет их, поверьте, все таки есть, как вам видится, но они каждый раз отказываются верить и воспаряют к небу, чтобы оттуда увидеть свою реальность и только так, встав на место Бога, они начинают не только верить – они действуют.

Ш У М Е Р: богами и судьбой я предназначен учить детей правильному клинописанию земной поверхности. Малые дети, не имеющие никакого опыта и знаний, никогда не поднимавшиеся над землей более, чем высота рук отца, они рисуют земную поверхность, как будто не живут на ней, а парят подобно птицам. Откуда в них знание о том, как выглядит земля с высоты полета аиста?

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: есть реальная жизнь и есть ее образ. Реальную жизнь мы видим вперед и вдаль, если идем, или вокруг себя, если сохраняем спокойствие. Образ реальной жизни нам видится не из нашей проекции, а из проекции Бога, чтобы видеть мир также как Он. Это надо, наверно, для того, чтобы разговаривать с Ним об одном и том же, а не о разном. Он хочет, чтобы мы видели мир, как нам положено, мы же хотим видеть мир Бога. И теперь – кто кого переупрямит.

Ш У М Е Р: ты говоришь так, будто наблюдаешь одновременно и реальный и образный миры, значит еще есть и третий мир, из которого видны первые два.

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: а ты наблюдаешь мой третий мир и потому находишься сейчас в четвертом мире, из которого видны три первых мира.

Ш У М Е Р: это утверждение ты делаешь из пятого мира. Хватит! Я понял – миры можно создавать до бесконечности.

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: но только – образы миров. Спроси у Бога – легко ли Ему было создать всего один реальный мир?

Ш У М Е Р: а может, он не один, реальный мир?

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: Бог один и мир один. Зачем одной сущности много явленностей? Меня другое занимает. Когда мы наблюдаем несколько миров, видим ли мы все, или только самый верхний? Вот когда ты увидел у меня два мира, наблюдал ли ты эти два мира или только меня, наблюдающего два мира?

Ш У М Е Р: ты хочешь сказать, что любой воображаемый мир предстает перед нами как новая реальность, а предыдущая реальность исчезает?

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: именно это я и спрашиваю у тебя

Ш У М Е Р: не знаю. Но если это так, то все это кажется мне дурной шуткой Бога

В Е Т Х И Й Ч Е Л О В Е К: полегче, полегче. Где ты был, когда Он сотворял этот мир? откуда тебе знать Его замысел? И почему ты думаешь, что для Него сначала было сотворение мира, а потом ты со своими подозрениями? И почему ты думаешь, что у Него вообще есть время? И почему ты вообще думаешь?

Ш У М Е Р: не знаю. Я даже не знаю, могут ли быть причины того, что ты спрашиваешь. Но я не могу уклониться от участия в этой злой шутке под названием жизнь.

Все тот же повелительный жирный средней солености голос растолкал пассажиров: «сейчас вам будет предложен горячий завтрак, приведите спинки кресел в вертикальное положение, температура за бортом минус пятьдесят два, как же вы мне все, бля, надоели – опять кто-нибудь стаканчики спи..дит»

Ф Е Д О Р: вот ты утверждаешь «Богъ умер!», и, наверно, твои рассуждения неистинны, но верны. Можно допустить, что это так, хотя это для меня и противно и невероятно, но вам, немцам, в отличие от поляков, французов и евреев, я привык верить, вы – народ умный и начитанный разных толстых книжек – я в Европе много таких толстых книжек видал, у нас же книжки потоньше. Русский человек вообще крайне нетерпелив, ему недосуг толстые книжки читать, ему сразу надо – топор, процентщицу и двадцать копеек, чтобы тут же пропить их или отдать нищему. А как же все-таки будет, если с Богъом и человек умрет? Ведь непременно же умрет!

Ф Р И Д Р И Х: вместе с Богом умрет и человек – христианский человек, тот самый «Esse homo», который несет не на самом себе, а рядом истину о себе. Умрет трус и вечно индульгирующий, ссылающийся и кивающий на Христа как на спасителя. На земле останется человек, один человек, человек сам по себе, homesse, вмещающий в себя истину мира и истину собственного бытия и пребывания.

Ф Е Д О Р: homesse – это, конечно, красиво, это как раз по-немецки: «der Mensch ist was er esst» – «человек есть то, что он ест», а ест он, знаете ли, дрянь всякую, по преимуществу. Впрочем, это в сторону. А если по существу того, что вы, сударь, изволите утверждать, то, помнится, этот ваш homesse действительно вылупился, он еще, кажется, был назван одним из наших, живущих у вас, хомососом – homo sovjeticus: ужасней существа не было на свете.

Ф Р И Д Р И Х: он и должен быть ужасен – homesse, потому что свобода – это ужасно с точки зрения раба Божия и раба культуры. Он будет великолепно, бесподобно ужасен и будет гордиться своей ужасностью и страдать от своей необузданной свободы.

Ф Е Д О Р: так-то оно, возможно, и так, да только вот одна загвоздка – вся эта комедия со свободой может ведь порядочно надоесть ее автору. Вы, сударь, представьте себе только – где-то в глубинах ХХ1 века произойдет катастрофа, земля столкнется с гигантской кометой или астероидом и жизнь прекратится, встреча эта уже приближается, как говорят дальновидящие умники и прозорливцы, – и для кого ты пишешь тогда, создаешь? Если для Богъа – то Ему это не надо, это понимал еще Августин Блаженный, который пол-«Исповеди» все вопрошал: «Господи! ну, зачем Тебе моя исповедь, если Ты и так все знаешь наперед?». А если ты пишешь все это для человечества – то ненадолго, настолько ненадолго, что стоит ли утруждаться ради оставшихся мгновений существования этого непоседливого стада? Если же для себя – то зачем тратишь время на публикации, зачем тебе, больному, одинокому, безумному, брать на свою совесть грех уничтожения еще одного кубометра древесины? Ведь ты, сударь, я знаю, любишь и тиражи большие и бумагу с золотым обрезом.

Ф Р И Д Р И Х: мне надо понять – до каких границ человечество успеет дойти, прежде чем погибнуть и исчезнуть. И как я это узнаю, если не на себе? – ведь я и есть этот предел и край возможностей человека. Я – и как философ и как поэт.

Ф Е Д О Р: каждый человек – передний край и сторожевой человечества. Ты не одинок в своем авангарде. Одинок лишь тот, кто не в авангарде, кто не рискует стоять на самом крайнем краю и пределе человека.