Кровь на колёсах

Заперев отчёт в сейфе, я отправился в гостиницу. «Всё, Аркалык, прощай! Три дня, и меня здесь больше не будет», – думал я.

Вдруг кто-то сильно схватил меня за локоть и потянул куда-то в сторону. Оглянувшись, я увидел Уразбаева.

– Виктор Николаевич, дошли слухи, что вы скоро уезжаете? А как же я? Мне что, всю жизнь скрываться и жить на чужих квартирах?

Я в тот момент не знал, что ему ответить.

– Подожди, Расих, даже не знаю, что тебе сказать. Могу тебе предложить сейчас лишь одно решение. Тебе необходимо самостоятельно поехать в Набережные Челны и добровольно сдаться там в милицию. Все остальное в Челнах, сделаю я. Пока ты в Аркалыке, я тебе помочь не смогу. Ты здесь в постоянной опасности. Эти люди любого в асфальт закатают. Не пощадят никого. Пока я с тобой работал, о тебе никто не знал. Сейчас я уезжаю и о нашем сотрудничестве, кроме нас с тобой, тоже никто не узнает. Но помочь тебе я смогу только в Татарстане. Напишу письмо в суд от МВД о твоей помощи, оказанной следствию. Суд должен оценить твой вклад.

– Хорошо, я понял. Напишите ваш казанский телефон, – попросил он.

Я взял его блокнот и написал на нём три своих служебных номера.

– Спасибо, Виктор Николаевич, – услышал я. – Обязательно позвоню вам. Только не забудьте про меня!

– Хорошо, Расих, я буду ждать твоего приезда. До встречи в Татарстане!

– Ещё минутку, Виктор Николаевич, – остановил меня Уразбаев. – Я хотел бы рассказать, кто помогал Каримову в отделе милиции устанавливать и снимать жучки в вашем кабинете.

Мы отошли в сторонку, и он начал рассказывать.

По его словам, помощник дежурного по отделу Бердыев как-то попался на наркотиках, которые он воровал для себя в комнате хранения вещественных доказательств. Поймал его на этом Каримов. После этого Бердыев стал выполнять все поручения Каримова, связанные со слежкой за коллегами. Именно через Бердыева Каримов знал о сотрудниках милиции практически всё: кто пьёт, кто гуляет и так далее. Именно Бердыев, воспользовавшись моментом, когда Аскаров вышел из оружейной комнаты, поместил патрон в патронник его пистолета, в результате чего и произошёл этот роковой для Аскарова выстрел.

Вот и вчера Бердыев после нашего разговора с Кунаевым позвонил Каримову и передал ему всё, что услышал. Каримов послал трёх человек, в том числе Хилого, в дом бывшего начальника милиции, чтобы те его тихо ликвидировали.

– Расих, откуда у тебя эта информация? – удивился я. – Можно ли верить тому, что ты только что сказал мне?

– Это стопроцентная информация. У нас город маленький, тут трудно скрыть даже такое. У нас не Европа, где люди живут, не зная ближайшего соседа. Здесь кругом кланы. А интересы клана выше интересов отдельных людей. Только такое единство даёт возможность казахам выживать в этом мире.

Мы обсудили ещё несколько вопросов, представляющих взаимный интерес и стали прощаться.

– Счастливой вам дороги, – сказал Уразбаев. – Не забывайте про Аркалык. Я вам обязательно позвоню, когда приеду в Челны.

Крепко пожав друг другу руки, мы разошлись.

Я вновь зашагал в сторону гостиницы, на ходу составляя план предстоящего разговора с Бердыевым.

* * *

Утром я вызвал к себе Бердыева. Сопровождавшие его оперативники были в курсе дела и не позволили ему связаться ни с кем, несмотря на его бурные протесты. Не привлекая лишнего внимания, его сразу же доставили ко мне.

– Как живете, Бердыев? – поинтересовался я. – Что-то неважно выглядите, наверное, плохо спите, совесть замучает, вот она и не даёт вам спокойно спать.

Он сухими потрескавшимися губами старался что-то произнести, но у него не получалось. Он явно был напуган встречей со мной.

– Да не смотрите вы на эту люстру! Она пуста, – предупредил я его. – Вы ещё вчера вытащили из плафона микрофон. Кто же, кроме вас, его туда установит? Выходит, всё это время вы регулярно подсовывали мне микрофон? Это нехорошо. Сейчас мы с вами здесь одни, и никто нас не слышит.

Бердыев, словно загнанный зверёк, сверкал карими глазками.

– Это противозаконно, то, что вы сейчас делаете, – начал было возмущаться он. – Я вообще не понимаю, о чём вы говорите! Знайте, я не оставлю это просто так. Я на вас буду жаловаться в прокуратуру.

Я пристально посмотрел на него, давая понять, кто здесь заказывает музыку.

– Вы можете жаловаться хоть в Организацию объединенных наций, если останетесь в живых после нашей встречи. Я бы на вашем месте, Бердыев, сразу бы рассказал о том роковом выстреле Аскарова. Я ведь знаю, что это вы подстроили всё. Могу даже подсказать, кто вам посоветовал это сделать. Вы, наверное, не раз слышали, что сотрудники милиции колются на допросах гораздо быстрее, чем преступники? Просто они приблизительно знают, что их ожидает, и стараются быстрее всё рассказать, чем испытывать на себе все методы допроса. Вы тоже не будете исключением. У вас, Бердыев, руки в крови Аскарова и Кунаева. Это вы передали наш ночной разговор, вот поэтому и погиб этот человек. Не правда ли?

Бердыев побледнел.

– Что, тяжело признаваться? Отлично тебя понимаю, – произнёс я, перейдя на ты. – За две смерти милиционеров тебе грозит стопроцентная вышка. Даже самый хороший адвокат тебе не поможет.

Последнюю фразу я закончил ударом кулака по столу. Бердыев от неожиданности подскочил и затравленно глянул на меня.

– Я никого не убивал! – закричал он. – Я выполнял то, что мне поручали в КГБ. Это всё Каримов! Это он приказывал мне. Вы его здесь должны пытать, а не меня.

– Тише, тише, Бердыев. Я не глухой и всё хорошо слышу.

Я налил ему полстакана воды. Он пил большими глотками, в промежутках лязгая зубами о стекло.

– Ответьте мне Бердыев, когда и при каких обстоятельствах вы стали работать на Каримова? Что он вам приказывал делать? И помните, от вашей искренности будет зависеть ваша жизнь!

Я сидел в кресле и, не перебивая его, внимательно слушал. Бердыев еле говорил от душивших его рыданий. Он проклинал тот день, когда его рука в очередной раз потянулась к изъятым накануне наркотикам. Кто мог знать, что Каримов его поймает?

– Ладно, Бердыев, – примирительно сказал я. – Вы живёте до тех пор, пока молчите. Вы и сами это понимаете. Сейчас вы уйдёте и навсегда забудете, что вообще когда-то были здесь. Ясно? И помните, молчание – золото, а для вас – это ещё и жизнь.

Бердыев судорожно закивал головой.

– Идите, идите, вы мне больше не нужны, – попрощался я и показал ему на дверь.

Когда он вышел из кабинета, я достал свой диктофон, перекрутил плёнку и включил запись. Она оказалась довольно чистой, и я отчетливо слышал каждое произносимое нами слово. «Надо перезаписать, – решил я. – Необходимо убрать ту часть, где звучит мой голос». Я сунул кассету в карман и направился в кабинет, в котором уже несколько дней сидел Лазарев.

– Разрешите ворваться, товарищ полковник? – спросил я.

– Что, Абрамов, домой собираешься? – улыбнулся мне Лазарев. – Бросаешь здесь старика на произвол судьбы?

– Василий Владимирович, я смертельно устал в этом Аркалыке. После звонка из Москвы я завёл календарь и перечёркиваю каждый день, проведённый здесь. Вы же не можете сказать, что я плохо отработал? Вон, во дворе ещё стоят двенадцать КамАЗов. Итого, мы собрали в общей сложности двадцать три машины, которые я вернул в Челны.

– Да брось ты, Абрамов, оправдываться. Как ты работал, я знаю. Об этом знает и твоё руководство в Татарстане и в Москве. Просто, если по-человечески, то мне было легко с тобой. У меня всегда был прикрыт тыл. Даже моё присутствие здесь было необязательным. Я тебе говорил, что никогда не работал на земле и многие вопросы для меня тёмный лес. А ты был лучом света в этом лесу. Не знаю, кого пришлёт вместо тебя ГУУР. Хорошо, если сработаемся, как с тобой.

Его слова льстили мне. Было ясно, что Лазарев играет на моём самолюбии. Но я не предпринимал никаких шагов, чтобы остановить этот поток мёда. Я протянул ему копию моей итоговой справки. Он взял её и принялся читать. А я в это время с интересом наблюдал за его мимикой. Наконец Лазарев закончил и отложил справку в сторону.

– Что ж, Василий Владимирович, разрешите откланяться. Я сейчас в гостиницу, буду потихоньку паковаться. Завтра в шесть утра у меня самолёт.

Я вышел от него с чувством выполненного долга. На улице ласковое мартовское солнце весело сияло с чистейшего голубого небосвода. На душе у меня тоже было хорошо и спокойно. «Вот и весна пришла, – думал я. – На пригреве тепло, скоро будет еще теплее».

Проходя мимо магазина, я остановился у витрины, огляделся и зашёл.

– Молодой человек, – обратился я к продавцу, – у вас магнитофонные плёнки не переписывают случайно?

– Какие плёнки, катушечные или кассетные?