Пятна на солнце

Сорокин посмотрел на Маленкова. Перед ним стоял молодой мужчина лет двадцати пяти. Его лицо, покрытое веснушками, было смертельно бледным. Он ждал решения, которое могло подарить ему жизнь, а могло и отнять. К Сорокину подошел полковник Травкин. Маленков вытянулся в струнку.

– Разобрались, капитан?

– Так точно, товарищ полковник.

– Какое решение приняли?

В душе Сорокина что-то екнуло. Он снова взглянул на Маленкова и обратил внимание, что у того дрожала верхняя губа, словно он хотел заплакать.

– Считаю, что боец Маленков проявил трусость в бою, бросил оружие…

Он не договорил, полковник остановил его жестом руки.

– Погоди, капитан. Расстрелять его мы всегда успеем. Сейчас для меня ценен каждый боец, способный носить оружие. Вот соединимся с нашими частями, тогда и вернемся к этому разговору.

Он повернулся к солдату.

– Вы, надеюсь, поняли, что я сейчас спас вас от смерти? У вас есть шанс, чтобы доказать, что капитан Сорокин ошибся. Идите.

Маленков четко развернулся и радостно побежал к группе солдат, что стояли в метрах тридцати от них. Утром, группа не досчиталась шести бойцов, в том числе и Маленкова. Воспользовавшись темнотой, они покинули расположение лагеря и скрылись в лесу. Искать их не стали, так как надежды на это, ни у кого не было.

* * *

Поезд остановился на разъезде Большой Двор. До Тихвина, где шли ожесточенные бои, было с десяток километров. К Сорокину подошел Александров.

– Товарищ капитан, – обратился он к нему, – у рядового Тимофеева действительно имеется татуировка на плече. Откуда вы это узнали?

– Это не Тимофеев, это Маленков, – ответил Александр. – Летом прошлого года я его чуть не расстрелял за трусость, когда мы отступали из-под Киева. Тогда ему удалось ночью сбежать.

К ним подошел начальник штаба дивизии майор Измайлов.

– Капитан Сорокин, по приказу командира дивизии, вы остаетесь со своей группой здесь. Главная задача группы – не допустить ни одной диверсии на этом важнейшем для армии стратегическом узле. Свою работу координируйте с комендантом станции майором Березиным. Задача ясна?

– Так точно, товарищ майор. А вы куда?

– На Тихвин, а там, как даст бог.

Он повернулся и направился к штабному вагону. Послышалась зычная команда, и из теплушек стали выпрыгивать бойцы, которые начали быстро строиться в колонны.

– Быстрей, быстрей, – подгоняли их офицеры.

До рассвета оставалось около часа, и все торопились покинуть станцию прежде, чем налетят вражеские самолеты. Два солдата вели Тимофеева-Маленкова. Тот шел, опустив голову. Поравнявшись с Сорокиным, он поднял голову и посмотрел на него.

– Что капитан? Совесть не будет мучить?

Александр промолчал. Ему не хотелось разговаривать с этим предателем. Заметив офицера около полуразрушенного здания станции, он направился в его сторону. Разговор с комендантом был коротким. Сорокину и сотрудникам его группы выделили небольшую комнату с отдельным входом. Она была абсолютно пустой: ни стола, ни стула. На полу валялись кем-то забытые бумаги. Подозвав к себе младшего лейтенанта Бурденко, Александр приказал ему разыскать какой-нибудь стол и стул.

– Воздух! Воздух! – раздался крик. – Немцы!

Бойцы, находящиеся на перроне, бросились в разные стороны. Станция словно вымерла. В утреннем зимнем небе появился немецкий разведчик «Хенкель-111», прозванный солдатами «рамой». Самолет сделал несколько кругов над строениями, а затем повернул на запад и исчез за полоской синеющего вдали леса. Прошло несколько минут, и над станцией показалось звено «Юнкерсов-87». Включив сирену, они стали крутить над станцией «карусель». Один из самолетов сбросил что-то большое, которое полетело вниз со страшным визгом, вызывая у людей мурашки. Это нечто упало в метрах двадцати от того места, где укрывался Сорокин. Он вжался в землю, ожидая мощного взрыва. Но взрыва не было. Он оторвал голову от земли и посмотрел на большое и черное, что лежало в снегу: это была двухсотлитровой бочка с множественными дырами от пуль. Именно она издавала подобный вой. Александр подошел к ней и пнул ее ногой.

– Что только люди не придумают, чтобы пугать друг друга, – усмехаясь, произнес он, обращаясь Бурденко. – Приведи ко мне задержанного вечером бойца.

Он вернулся в комнату и сел на старый табурет, который заскрипел под ним как живой.

«И где он только нашел это старье», – подумал он, рассматривая обшарпанный стол.

В комнату ввели Тимофеева. Несмотря на то, что все его лицо было в засохшей крови, он был абсолютно спокоен и даже пытался перебрасываться какими-то репликами с конвойным.

– Ты меня узнал, Маленков? – обратился к нему с вопросом Сорокин. – А я вот тебя узнал. Скажу честно, не думал, что нас вновь сведет судьба.

– Гражданин капитан, вы меня, по всей вероятности с кем-то спутали. Я лично с вами никогда не встречался. Вас не будет мучить совесть, если вы расстреляете невинного человека?

– Нет, Маленков, меня не будет мучить совесть, если я уничтожу своими руками предателя. Жалко, что мне тогда не дали тебя расстрелять, а то ты уже давно сгнил бы в том лесу. С каким заданием прибыл, Маленков?

– Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете. Я, рядовой 1267-ого стрелкового полка. Никакого Маленкова я не знаю.

Бурденко нанес ему сильный удар в челюсть. Арестованный, как подкошенный невидимой силой, повалился на пол. К нему подошел боец с ведром и плеснул в лицо холодной водой. Маленков тихо застонал и открыл глаза. Он обводил непонимающим взглядом помещение, пока не сфокусировал свой взгляд на капитане, который сидел за столом.

– Поднимайся, Маленков, поднимайся. Это только начало нашего разговора. Насколько я помню, ты тогда сообщили мне, что родом из Пензы. Это правда? Ты знаешь, я до сих пор помню твою татуировку на плече. Покажи ее мне?

Арестованный молча улыбнулся разбитыми в кровь губами, делая вид что не понимает, чего от него хочет этот офицер.

Получив новый удар в область печени, он, скривив лицо от сильной боли, опустился сначала на колени, а затем повалился на грязный пол, ловя открытым ртом воздух.

– Сними с него гимнастерку, я хочу лично убедиться, что не ошибаюсь, – обратился Сорокин к Бурденко.

Тот поднял с пола арестованного, и резким движением рук разорвал у него на груди гимнастерку. На левом плече Маленкова ярким пятном синела татуировка.

– Однажды тебе здорово повезло, Маленков, тебе спас жизнь полковник Травкин. Помнишь, это произошло под Киевом после нападения немецких парашютистов на нашу штабную колонну?

– Товарищ капитан, моя фамилия Тимофеев, – еле шевеля разбитыми губами, вновь произнес арестованный. – Богом прошу, не берите грех на душу. Я же говорю вам, что вы меня с кем-то спутали. Я никогда не был под Киевом. Я призван в армию недавно и в составе полка направлялся на фронт. Если не верите, с командованием полка, они подтвердят это. А татуировка – это все чепуха, мало ли у кого она есть.

– Я уже связался с полком Маленков, – явно лукавя, ответил ему Сорокин. – Среди бойцов этого стрелкового полка солдата по фамилии Тимофеев нет. Что теперь скажешь, Маленков?

– Это наверняка какая-то ошибка. Как же так? Хотите, я вам назову фамилию своего ротного? Прошу вас, проверьте!

– Зачем? Я уже сказал тебе, что бойца с такой фамилией нет. Разве ты не понимаешь русского языка?

Сорокин сделал паузу и посмотрел на Бурденко. Очередной сильный удар на время отключил Маленкова от действительности. После того как на него вылили новое ведро воды, он открыл глаза.

– Не нужно разыгрывать спектакль, Маленков. Лучше скажи: с какой целью ты оказался в поезде и что было в мешке, который ты успел выбросить во время задержания? Тебе ясен мой вопрос?

Маленков отвернулся. Ему явно не хотелось отвечать на поставленные вопросы. Однако новый удар в область печени заставил его тихо охнуть и повалиться на пол.

– Ну что, отвечать будем или будем играть в молчанку?

– Зачем все эти вопросы, если вы меня все равно расстреляете? – тихо произнес арестованный, пытаясь подняться с пола.