• приоритет диссоциированной эпистемологической платформы с искаженными эпистемологическими установками и ограничениями (пространство и время – это не предмет психического; кондиции психического, не проявляемые в стандартных характеристиках «объективной реальности», не могут выступать в качестве предмета науки и проч.);
• непонимание сути и явные – в духе доминирующей эпистемологической платформы – перекосы в идентификации предметной сферы психического («выплескивание информационно-темпоральной сущности психического и замещение этой сущности объектной фактурой стандартно-форматируемых планов реальности);
• некритическое заимствование неадекватных для рассматриваемой категории психического методологических установок из полюса естественно-научных подходов (данный методологический кластер специализирован исключительно на исследовании объектных характеристик стандартно форматируемого плана реальности);
• отсутствие адекватного гипотетического кластера сущностных характеристик категории психического, являющегося обязательной стартовой позицией для формирования абсолютно необходимой в данном случае базисной исследовательской программы;
• отсутствие каких-либо признаков разработки масштабной исследовательской программы по профилю фундаментального изучения психического;
• отсутствие рабочей классификации наук о психике в соответствии с предметной сферой данной сложнейшей категории;
• несостоятельность психологии как «зонтичной» метанауки для общего кластера наук о психике;
• неадекватное и неконструктивное разделение наук о психике на «гуманитарный» и «естественно-научный» секторы с признаками явной стагнации – в смысле информационной ценности – и того, и другого сектора;
• отсутствие, в силу всего сказанного, дееспособной программы подготовки научных кадров по спецификациям исследования сферы психического;
• в целом невысокая эффективность специалистов психотехнического (психотерапевтического, психологического и проч.) профиля в отношении наиболее масштабных и значимых адаптационных проблем Новейшего времени.
Еще одним важным следствием проведенного эпистемологического анализа является возможность эффективного преодоления перманентного кризиса в секторе наук о психике за счет открывающейся перспективы разработки адекватной рабочей классификации наук о психике, а также реализации профильной научно-исследовательской программы, базирующейся теперь уже на обновленной эпистемологической платформе и, соответственно, адекватном методологическом оснащении.
Система фундаментальных допущений ассоциированной эпистемологической платформы, сформулированная по результатам эпистемологического анализа и прокладывающая «дорогу» к неконфликтному со-существованию и синергетическому взаимодействию полярных систем координат современного человека, кардинальным образом отличаются от своих «предшественников» и выглядят следующим образом:
• объектно-закономерные характеристики актуальных планов реальности зависят от характеристик импульсной активности феномена сознания-времени у человека;
• существуют принципиальные новые подходы и механизмы измерения активности потенциально-непроявленного полюса объемной реальности и его легализации в обновлённой системе научного знания;
• с формированием ассоциированной эпистемологической платформы возможно снятие неадекватных ограничений предметной сферы науки, восстановление ресурсной целостности человека с перспективой существенного расширения горизонтов его бытия.
Ассоциированная эпистемологическая платформа, выстраиваемая на основе вышеприведённых фундаментальных допущений и с помощью таких инструментов и концепций, как диалогизированный когнитивный стиль, кольцевой научный архетип, концепция информационной генетики, модель объёмной реальности (более подробное описание см. в следующих разделах), в связи со всем сказанным представляется наиболее адекватным способом преодоления эпистемологического разрыва в секторе наук о психике, общем корпусе науки, а также – в общем поле и в зоне кризисного напряжения которого человечество существует в последние десятилетия.
Чуть забегая вперед, скажем, что данный способ миропонимания не только элиминирует опасности расщеплённого бытия и снимает напряжение тупикового когнитивного диссонанса у мыслящих людей, способствует полноценному возвращению субъекта и таких категорий, как психическое целое в объёмную панораму реальности, а вместе с ними и возможностям «чудесных» преобразований картины мира, но утверждает человека в качестве активного со-участника, со-творца, возвышает его миссию в генерации всех мыслимых аспектах бытия-в-мире. То есть, обновленная система фундаментальных допущений – есть «большая» психотехнология, способствующая появлению столь важных в Новейшем времени, несущих параметров порядка.
Ассоциированная эпистемологическая платформа, кроме того, дает старт алгоритму разработки и реализации основополагающих компонентов Базисной НИП, а значит и отчетливой перспективе выведения направления «Психотехнологии» в статус самостоятельной и состоятельной авангардной науки.
Психотехнологии и этика
Вводная информация
Включение данного подраздела в систематический обзор по теме психотехнологий обусловлен исключительной важностью этики для сферы психотехнологий по следующим обстоятельствам.
Этические нормы и принципы, вне всякого сомнения, являются – а в еще большей степени должны стать таковыми – обязательными компонентами содержания и оформления психотехнологической деятельности.
Крайне негативные явления в рассматриваемой сфере – всевозможные манипуляции, финансово-психотехнические пирамиды, компьютерное вымогательство, проводимое с использованием специальных психотехнологий и принявшее в самые последние годы «промышленные» масштабы и проч. – все эти, абсолютно неприемлемые явления являются грубыми нарушениями прежде всего этических норм, принимаемых в психотехнологическом направлении деятельности, а затем уже – утвержденных законодательных норм.
Далее, следует иметь ввиду, что именно для сферы психотехнологической деятельности речь всегда идет о нормативно-этическом, а не только о нормативном регулировании. Этическое содержание – обязательный компонент любой психотехники. Проведение полноценной экспертизы качества психотехнической деятельности без учета этического содержания и оформления конкретной психотехнологии в принципе невозможно.
Категория этики – это не только важнейшая характеристика профессиональной психотехнической деятельности, но это еще и как особый «продукт» такой деятельности, транслируемый в область становящихся параметров несущего прядка эпохи Новейшего времени. А значит, «цена вопроса» адекватной проработки предмета этики, обязательно присутствующего в поле авангардного научного направления «Психотехнологии», существенно повышается.
Эпоха Новейшего времени, таким образом, характеризуется переносом акцентов внимания интеллектуальной и культурно элиты от проблематики этики и биоэтики к концептуальному оформлению и углубленной проработке идеи научной психоэтики (см. А. Л. Катков, 2022). Чуть забегая вперед, скажем, что в нашем варианте «Психоэтика» – это и есть новая наука Этика, выводимая из сектора авангардных наук о психике, появление которой предсказывал великий философ Иммануил Кант.
Согласно определениям, растиражированным в академических словарях, этика позиционируется как:
• нормативная наука и философская дисциплина, исследующая нравственность и моральные принципы, лежащие в основе поведения людей;
• совокупность принципов и норм поведения, принятых в данной эпохе и в данной социальной среде; учение о морали, нравственности; система норм, мораль какой- либо общественной группы или профессии;
• система сложившихся, цивилизационных идиом (в понимании С. Московичи), регулирующая поведение человека и подверженная эрозии вследствие агрессивных информационных и психотехнологических воздействий.
Психоэтика – в функциональном смысле – определяется нами как учение о нравственной стороне психотехнологической деятельности человека, разрабатываемое на основании важнейших принципов и компонентов авангардных наук о психике (сюда же входит и авангардное научное направление «Психотехнологии»).
Фактически, данное определение означает, что концепция Психоэтики в полной мере учитывает: обновленную «информационную генетику» и обновленное понимание функциональной сущности психического (см. содержание следующих разделов); необходимость крайне бережного и экологически выверенного отношения к психике, тем более в тех видах профессиональной деятельности, которые связаны с рисками развития соответствующих негативных эффектов; необходимость обоснования, разработки и утверждения достаточно строгих этических регламентов любой психотехнологической деятельности.
Идеологией и методологией Психоэтики, таким образом, должно быть пронизано концептуальное, технологическое и нормативное обеспечение процесса психотехнологического взаимодействия. Само же становящееся научной направление «Психотехнологии», в свете всего сказанного, должно быть генератором, ключевым носителем и активным проводником идеологии Психоэтики в стремительно расширяющемся поле психотехнической деятельности.
Этические концепции и приоритеты эпохи Новейшего времени
Полная версия культурно-исторической реконструкции (фрагмент проведенного эпистемологического анализа) процесса формирования этических норм в цивилизационном пространстве дается нами в монографии «Психоэтика», опубликованной в 2022 г.
Здесь же мы рассмотрим этические подходы в гуманитарной области, в частности в психотехнологической сфере деятельности на протяжении последнего десятилетия XX века и начала XXI века, или период, охватываемый Третьей и Четвертой технологическими революциями (эпоха Новейшего времени).
Наряду с явными нигилистическим тенденциями в отношении существования какой-то общей этической концепции, здесь можно отметить и отчетливое продвижение к осмыслению и разработке прагматических аспектов этического учения.
Подобные закономерности можно отследить и на примере становления концепции биоэтики. Так, с появлением в XIX веке различных направлений эволюционной биологии понятие этики все чаще стало ассоциироваться или прямо выводиться из сущностных основ сложнейшего феномена жизни. На это обстоятельство совершенно определенно указывал британский философ и социолог Герберт Спенсер. В своей выдающейся работе «Научные основания нравственности», впервые опубликованной в 1880 году, Спенсер предпринял попытку анализа «сложной трансформации биологических чувственных реакций в нормы социально детерминированного поведения» (Г. Спенсер, цит. по изд. 2019). Об этом же, с некоторыми оговорками в отношении специфики понимания эволюционного процесса, писал и великий гуманист, философ и теолог Пьер Тейяр де Шарден в своем наиболее известном произведении «Феномен человека» (1987). А в самые последние годы этические нормы и способы регулирования поведения отдельного человека, больших групп населения и общества в целом вызывают все больший интерес ученых-биологов. Здесь в полном соответствии с духом времени обсуждается идея нейробиологической и генетической основы категорий этики, нравственности, морали, справедливости (Ф. Де Вааль, 2018; Э. Уилсон, 2018, Р. Сапольски, 2019).
Между тем, первое задокументированное использование слова «биоэтика» относится к 1927 году, когда Фриц Яр в журнале под говорящим названием «Космос» опубликовал статью «Биоэтика: размышления об этических отношениях человека к животным и растениям» (Jahr, 1927). И здесь мы обращаем внимание на такой примечательный факт, что Яр не имел никакого отношения к научной биологии или медицине, но был по призванию и профессии протестантским пастором и богословом. Вне всякого сомнения, Фриц Яр обладал широкой эрудицией, в том числе и в сфере философии. Он хорошо знал труды Иммануила Канта, о чем можно судить даже и по тому факту, что в другой своей программной статье «Три этюда по пятой заповеди» (1934) вот этот прямой запрет на убийство он интерпретировал с позиции категорического этического императива Канта. Здесь он впервые употребил термин «биоэтический императив», который демонстрирует глубинную связь собственно биологических аспектов этики – такие аспекты зачастую понимаются достаточно узко – с трансцендентными корнями понятия нравственности. В понятие «биологического императива» Фриц Яр вложил ясный и однозначный смысл о том, что все живые существа имеют право на уважение и должны рассматриваться не как средства, а как самоцель. И следовательно, в иерархии человеческих ценностей выше ценности жизни быть ничего не может. Весьма примечательно и то, что вот этот широкий и всеохватывающий – в смысле христианских и философских этических уложений – подход Яра к пониманию биоэтики так и не был востребован. Как, собственно, и не было востребовано широкое понимание термина «биоэтика», предложенное в самом начале семидесятых годов XX века биологом и экологом Ван Ренсселером Поттером.
В своих программных статьях, опубликованных соответственно в 1970, 1971 годах, Поттер говорил о биоэтике как о «глобальной этике», или науке о выживании человека и всех других видов животных. Здесь Поттер обосновывает концепцию о том, что биоэтика не только объясняет природные феномены, но и дает возможность держать под контролем «опасные знания». Таким образом, биоэтика должна стать новой мудростью, которая дает человечеству ясное представление о том, как именно можно использовать эти «опасные знания» для достижения социального блага и улучшения качества жизни современного человека. Он считал, что «существуют две культуры, которые, очевидно, не способны к диалогу – наука и гуманитарное знание, а биоэтика является мостом между ними». Однако вот эта последняя конструктивная и глубокая идея, высказанная Портером, так и не получила должного внимания и развития. А примерно с середины 70-х годов прошлого столетия термин «биоэтика» стал гораздо чаще употребляться в узком, прагматическом смысле – обозначения круга этических проблем, возникающих при взаимодействии врача и пациента, а также специалиста-исследователя и любых других субъектов биологических и медицинских исследований.
Полагаем, что не в последнюю очередь данное обстоятельство было вызвано тем, что именно в этот период – конец 50-х и 60-е годы прошлого века – по многим, в том числе европейским странам прокатились волны не утихающих скандалов, связанных с бесконтрольным производством лекарственных веществ и самыми тяжелыми последствиями вследствие их применения. В частности, у беременных женщин, принимавших определенные медицинские препараты, рождались дети с тяжелыми физическими уродствами. Организованные сообщества и в том числе организации, защищающие права потребителей, настоятельно требовали установления жесткого и действенного контроля во всех сферах, касающихся медицинских технологий, и в первую очередь – в области разработки, производства и использования лекарственных препаратов.
В связи со всем сказанным, в сфере медицинской науки и практики термин «биоэтика» в существенной степени оказался вытесненным другими, более однозначными и семантически строгими терминами: «надлежащая исследовательская практика», «доказательная медицина», «надлежащая клиническая практика» (Хельсинская декларация Всемирной Медицинской Ассоциации. Этические принципы проведения медицинских исследований с участием людей в качестве субъектов, 2006; И. И. Ступаков, И. В. Самородская, 2006; Т. Гринхальх, 2008; А. Я Иванюшкин, 2010; П. В. Талантов, 2020).
В то же время еще один важнейший аспект «биоэтики», касающийся собственно коммуникативного и поведенческого аспекта данного емкого понятия, с одной стороны, «перекочевал» в область уложений медицинской деонтологии, а с другой, более регламентированной стороны – в содержание многочисленных этических кодексов, разрабатываемых и принимаемых в ассоциациях и организациях медицинского и гуманитарного профиля. Медицинская деонтология, таким образом, стала наиболее проработанной областью профессиональной этики с точки зрения обязанностей специалистов медицинского профиля по отношению к реальным, но также и потенциальным пациентам/клиентам. Чувствительным к требованиям времени фрагментом обновленного содержания деонтологии, по мнению специалиста Междисциплинарного центра биоэтики Республики Чили Ф. Лолас (2008), стала современная медицинская телеология, или теория следствий. Отсюда такое внимание к изучению и предупреждению возможных негативных эффектов при употреблении лекарственных препаратов, а также нежелательных результатов при использовании любых других технологий с медицинскими целями.
В данной связи важно привести суждения выдающегося французского философа, автора многих фундаментальных работ по вопросам этики, герменевтике, философской антропологии Поля Рикера, высказанные им в Предисловии к Новому кодексу медицинской деонтологии Французской Республики 1995 года. Здесь Рикер не ограничивается только лишь констатацией того, что понятие нормы в медицине, в частности нормы профессионального поведения, без сомнения предупреждают возможные негативные последствия какого-либо лечебного воздействия. Он говорит о гораздо более глубоком и важном значении этических норм для создания базисного доверия между страдающим пациентом и врачом (или иным медицинским работником). Без чего, по убеждению Рикера, невозможно говорить о сущностном противодействии болезненным проявлениям у конкретного человека: «Именно соглашение о доверии связывает по отношению друг к другу конкретного пациента с конкретным врачом» (П. Рикер, цит. по изд. 1998). И далее Поль Рикер еще более определенно высказывается в том отношении, что хотя и «страдание – последние прибежище единичного», крайне важно, чтобы конкретный пациент имел дело с универсальными плодами изучения и опыта. Ибо «именно так создаются предписания и так создаются нормы, являющиеся основой профессионального благоразумия».
Необходимо сказать еще об одной особенности современной биоэтики и медицинской этики, ассоциированной с вышеприведенным тезисом Рикера в том смысле, что речь таким же образом идет о доверии. Но, конечно, о таком доверии, которое в лучших иерархических традициях следует обозначить как «высокое», или даже «высочайшее». И вот именно этому обстоятельству в уделялось повышенное внимание в программах подготовки будущих лекарей еще за несколько столетий до появления первых трудов Гиппократа Кносского и, конечно, в эпохальных трудах этого великого ученого-философа-практика.
Тем не менее, в современной концепции биоэтики, как и вообще в науке Нового времени, адекватного понимания подлинной природы этических тезисов Гиппократа не сложилось, в результате чего на первый план была выдвинута внешняя и наиболее очевидная сторона этих беспрецедентных посланий, выражаемая в известной формуле: «Не навреди!». Гиппократ, как никто другой понимающий особую уязвимость и зависимость больного человека и его близких от действий лекаря-целителя, стремился донести этот простейший этический завет до представителей славного цеха врачевателей на все времена. И несмотря на то, что в последние десятилетия предпринимаются попытки расширенного и более гибкого толкования принципов биоэтики и доказательной медицины с позиции интересов конкретного пациента (например, R.S. Komatsu, 1996; A. Feinstein, R. Horwitz, 1997), задача предупреждения негативных последствий биологического, включая медицинское, воздействия на человека остается здесь по сути единственным приоритетом.
В целом же можно уверенно говорить о том, что идея этики во многом повторила судьбу гностического способа познания реальности (из чего, собственно, и выводятся постулаты «нравственного закона внутри нас»), в том смысле, что за неимением внятной объяснительной модели, трансцендентные корни этического учения были «переданы» в сферу компетенции религиозных институтов. Что же касается светской стороны этического учения, то здесь преобладает утилитарный подход, выстраиваемый в соответствии со спецификой общественной или профессиональной деятельности. Такой подход чаще всего представлен практикой разработки, принятия и контроля выполнения этических кодексов, регламентирующих соответствующие виды деятельности и отвечающих актуальным потребностям определенных социальных групп (безопасность, уважение, свобода в принятии решений и проч.).
Подходы к оформлению профессиональной этики в ментальных дисциплинах и практиках
Этическому оформлению профессиональной деятельности – практической, научно-исследовательской, образовательной, нормативно-организационной, экспертной – в психологии и психотерапии уделялось внимание со времени становления данных дисциплин. Интенсивный рост интереса к этой сфере и развитие главных направлений прикладной профессиональной этики здесь отмечается, начиная с 60-70-х годов прошлого века. То есть примерно в тот же период, когда наблюдалось бурное развитие и принятие профессиональным сообществом принципов биоэтики.
В данной связи следует отметить явный прагматический акцент этического оформления профессиональной психологической, психотерапевтической, иной психотехнологической деятельности. Такого рода прагматика представлена соответствующей теоретической основой и, конечно, процессами нормативного утверждения и организационно-технологического продвижения этических принципов в зрелом профессиональным сообществе. Разумеется, в дисциплинах ментального профиля – и прежде всего в психологии, психотерапии, психологическом консультировании – в качестве фундаментальной базы принимаются во внимание практически все рассмотренные нами этические концепции и концепты, но также используются и многие другие функциональные концепции и подходы, имеющие непосредственное отношение к формированию высоких моральных качеств у специалистов ментального профиля. И далее мы сосредоточимся именно на таких прагматических концепциях и инструментах.